спишь, можешь принять решение, проснуться тебе или нет, это такой барьер, который не пройти.
– Ты плохо меня знаешь.
– Я знаю тебя лучше всех в мире, – прозвучало с горьким весельем, он опять прижал меня к себе и уткнулся лицом в мою шею, вдыхая поглубже, прошептал: – Ты мисс Контроль, ты всегда в сознании, ты из-за этого медитировать не можешь даже.
Я усмехнулась и погладила его по спине, тихо сказала:
– Ты плохо меня знаешь. За эти два месяца много чего изменилось. Я видела край, за которым контроля нет. Видела снег. Ты видел снег?
– Бывало.
– Хочешь посмотреть на мой?
– Давай, – он улыбался, почти смеялся, он в меня не верил. А я закрывала глаза и гладила его по спине, открывала глаза, смотрела на тускло освещённый брезент палатки и опять закрывала, медленно дыша и вспоминая тот день. Я вроде бы шла, но ног не чувствовала, поэтому как будто парила, и вроде бы у меня были силы идти, но я больше не могла, и не особенно хотела, поэтому просто опёрлась о стену на углу и смотрела на снег, бесконечно белый, медленный и равнодушный, холодный как я.
Я стояла на коленях, прижимая к себе Алана, и смотрела на снег, он падал, заметая бескрайнее поле, там не было ветра, не было луны или неба, просто поле и снег, и мы двое, без цели и смысла. Я собиралась протащить Алана на свою сторону, но здесь не было сторон, и тащить его я никуда не могла, я даже на коленях стояла с трудом. Ослабив остатки контроля, я расслабила руки, которыми обнимала его, закрыла глаза и села на снег, а потом легла, не делая больше ничего. Когда я открыла глаза, мы с Аланом сидели в палатке, бессильно опустив руки и упираясь лбами друг другу в плечи, как самонапряжённая конструкция, которая держит себя сама за счёт гравитации. Боли больше не было.
Боль как бы была, но она была далеко, в теле Алана происходили какие-то процессы, он дышал, сердце билось, но лицо было полностью расслабленное, как будто он спит, а ауру он как обычно скрыл. Я позвала мысленно:
«Алан?»
«Я здесь, принцесса. Здесь правда легче, ты была права. Дай мне руки.»
Я отодвинулась из части собственного тела, как недавно отодвигалась из захваченного тела вражеского иерарха, Алан осторожно поднял мои руки, пошевелил пальцами, мне опять стало стыдно за то, какие они убогие и некрасивые, я отобрала их и спрятала, он тихо рассмеялся у меня внутри, но настаивать не стал.
«Положи моё тело ровно, пожалуйста, пусть хоть выпрямится на пять минут. Тяжёлый был день.»
«Хорошо, сейчас.»
Я осторожно уложила его на одеяло, как спящего, отодвинулась и отвернулась, чтобы не начать его рассматривать и любоваться. У меня тоже был тяжёлый день, и выпрямиться хотелось, но я пока держалась.
«Ложись, принцесса, я не буду к тебе приставать, обещаю.»
Прозвучало иронично и очень грустно, я не стала ложиться.
«Тебе лучше?»
«Невероятно, принцесса. Я в это поверить не могу. Неужели весь мой космос внутри чисто физиологический?»
«Очевидно, да. Но ты можешь попробовать найти более надёжный способ это проверить, если захочешь.»
«Я поищу.»
«Потом поищешь, а сейчас расслабься.»
«Спасибо, конечно, но какой в этом смысл, если потом я опять вернусь в своё тело и это продолжится?»
«Смысл в том, что ты отдохнёшь. Боль изматывает, постоянное напряжение утомляет. Отдыхай, тебе станет легче.»
«Хорошо. Только давай ты ляжешь.»
«Ладно.»
Я легла на спину и закрыла глаза, пытаясь даже ауры не видеть, полностью погрузившись в расслабленное состояние абсолютного отдыха, прошла минута, вторая, десять или больше, когда Алан тихо сказал:
«Принцесса, это не выход. Спасибо тебе, конечно, за всё, но я чувствую себя мёртвым. Верни мне мою боль, это всё, что мне от тебя осталось, я уже по ней скучаю.»
Я села, закрыла глаза, откопала своё сознание из сугроба и встала в полный рост, глядя на заметённое снегом поле и на уходящего в метель Алана, пока чёрный силуэт не растворился в белом небе. Когда я открыла глаза, он опять обнимал меня, мягко и осторожно, не как повязку, а как что-то хрупкое и бесценное. Я сидела на полу, он сидел за моей спиной, прижавшись лицом к моей шее с той стороны, где не было повязки. Я ничего не стала говорить, он сказал так, как будто наш разговор не прекращался:
– Я знаю, почему не легче. Потому что я всё равно уйду. Все мои косяки никуда не денутся от того, что я отдохну, они всё ещё со мной. И тебе всё ещё не надо этого дерьма в твоей жизни. Вот почему не легче. Раньше уйду – раньше смирюсь. Прощай, принцесса. Мне правда очень жаль, что всё так глупо вышло. Так по-дурацки, боги... – он обнял меня крепче, понемногу
