растения, плакаты и журналы. Волчий нос Фрэнки сморщился от запаха антисептика, дезинфицирующего средства для рук, отбеливателя и кофе. Марсия и Брэд сидели друг напротив друга, ссутулившись и, казалось, погрузившись в собственные мысли. Подойдя к ним, Фрэнки откашлялась, чтобы её было слышно сквозь бормотание людей и скрип обуви проходящего по коридорам персонала в униформе с цветными надписями.
Марсия удивлённо выпрямилась.
— Франческа. — В её глазах на мгновение промелькнуло волнение, но оно исчезло слишком быстро, чтобы Фрэнки смогла его распознать. — Как ты узнала?
Сухим тоном Фрэнки сказала:
— Я в порядке, спасибо, а ты как?
Брэд провёл рукой по волосам.
— Фрэнки, я…
— Мы притворимся, что ты не встречался с Триком, чтобы подкупить его, чтобы он ушёл из моей жизни, и что ты понятия не имеешь, кто он, — ровным голосом сказала Фрэнки. Сейчас было не время давать волю своему гневу. — Брэд, Марсия, это Трик, моя пара. Трик, это мой дядя Брэд и моя бабушка Марсия. — Ни один из них не удостоил Трика даже мимолётным взглядом, но, по крайней мере, они не нахмурились и не попытались отослать его прочь. — Как Джеффри?
Брэд судорожно вздохнул.
— Врачи сказали, что с ним всё будет в порядке. Пуля прошла навылет и не задела жизненно важные органы, но он потерял много крови. Ему сделали переливание и… — Брэд сглотнул. — Мне было трудно видеть его таким. Бледным. Слабым.
— А стрелок?
— Её арестовали. — Он поёрзал на стуле. — Я бы предложил присесть, но от этих стульев задница затечёт.
Его попытка пошутить не сняла напряжения, но она оценила это усилие. Фрэнки не села — не только потому, что не чувствовала себя желанной гостьей, но и потому, что была слишком напряжена.
— Полиция знает, почему женщина стреляла в него?
— Это был кто-то из участников старого дела, — сказал Брэд. — Борьба за опекунство.
Фрэнки нахмурила брови.
— Опекунство?
— Супружеская пара хотела получить опеку над своими внуками. Их дочь после смерти мужа присоединилась к одному из культов Нью-эйдж, и они сочли, что это неподходящее окружение для детей. Их дочь не хотела, чтобы родители имели право на свидания с детьми, и сказала, что отец… подвергал её сексуальному насилию. Она сказала, что культ стал убежищем и что там дети будут в безопасности. Борьба была долгой и неприятной.
— Джеффри предоставил бабушке и дедушке опекунство, — предположила Фрэнки.
— Да. — Он опустил взгляд на свои руки, выглядя растерянным. — Недавно одна из детей — ей было тринадцать — покончила собой. Она написала письмо, в котором утверждала, что её дедушка жестоко обращался с ней, и она больше не могла этого выносить.
И тогда Фрэнки поняла.
— Мать стреляла в Джеффри.
— Она стреляла и своего отца, — сказал Брэд. — Он мёртв.
Если они не видели взаимосвязь со своей собственной ситуацией, то слепы. Было очевидно, что Джеффри видел Кэролайн и Франческу, когда смотрел на эту женщину и её детей. Он видел стаю и Кристофера, когда смотрел на культ. И видел себя и Марсию, когда смотрел на бабушку и дедушку. Вот почему ему не следовало вести это дело, но не было смысла озвучивать то, что и так было совершенно ясно.
— Сейчас он разговаривает с полицией, — сказала Марсия, вертя на пальце обручальное кольцо. — Ты можешь поговорить с ним позже, если хочешь.
Фрэнки кивнула.
— Я подожду.
Трик прижался губами к её уху.
— Хочешь кофе?
— Нет, спасибо. Он будет, или слишком слабым, или крепким.
Она потёрла висок. От флуоресцентного освещения разболелась голова.
Никто не произнёс больше ни слова, пока они ждали, когда полиция выйдет из палаты Джеффри. Как только они, наконец, вышли, Марсия вскочила на ноги и забросала их вопросами.
— Он в палате 4А, — сказал Брэд Фрэнки.
Трик следовал за ней по пятам, пока они шли по коридору. Открыв дверь, Фрэнки увидела Джеффри, который, опираясь на подушки, смотрел телевизор, установленный на стене. Она была удивлена, увидев, что он подключён к такому количеству различных устройств, которые контролировали его жизненные показатели, поскольку он не был болен. Она не была уверена, было ли это от боли, потери крови, шока или от сочетания всего этого, но он выглядел бледным даже на фоне ярко-белого белья.
Когда дверь за ней и Триком закрылась, шум в приёмной сменился тихим капанием физраствора, успокаивающим ровным стуком кардиомонитора и тихими звуками, доносящимися из телевизора.
Джеффри дважды моргнул при виде неё.
— Франческа. — Она ожидала, что его сердце забьётся чаще, но оно оставалось ровным. — Я не думал, что ты придёшь.
Она может чувствовать себя обиженной и разочарованной, но…
— Я не бессердечная.
— Нет, но в последнее время мы заставили тебя понервничать.
Это признание удивило её.
— Ты помнишь Трика.
— Да.
Его голова слегка дёрнулась, что могло быть слабым, неуверенным кивком в знак приветствия, но Фрэнки не была уверена. Она не села на пластиковый стул рядом с кроватью. Вместо этого, осторожно, чтобы не задеть капельницу, подошла к нему и положила руку на металлическую спинку кровати.
— Как ты себя чувствуешь?
— Я в порядке. Мне не нужно оставаться здесь на ночь и сдавать все эти дополнительные анализы. — Он бросил взгляд на браслет на своём запястье. — На этом настояла твоя бабушка.
— Она чувствует себя беспомощной. Использовать своё влияние — её способ что-то сделать.
— Что ж, я был бы гораздо больше благодарен, если бы она приносила мне еду, которая не была бы сухой или жесткой. — Он указал на столик в ногах кровати, на котором стоял поднос с недоеденным мясным рулетом. — По тому, как она себя ведёт, можно подумать, что у меня случился сердечный приступ или я страдаю от какой-то загадочной болезни.
— По крайней мере, у тебя есть отдельная комната.
— Обезболивающие в этом заведении не очень-то помогают.
— Ты просто жалуешься, потому что хочешь вернуться домой.
Она хотела спросить о стрельбе, но решила, что это последнее, о
