– Легко говорить тому, у кого что не день, то клиенты!
Я стараюсь зацепиться за дно, чтобы зафиксировать свое положение во вновь заколыхавшейся таре.
– К тому же я не знаю как ухаживать за тварями.
– Как за обыкновенными ящерицами.
Фыркает болезненного вида като. Шерсть на его лице совсем редкая и белесая и только рыжие кисточки на ушах говорят о том, какой окрас был у него прежде.
– Она была девой! Девой! Понимаешь?!
– Понимаю. Давай-ка, милая!..
Катась меняет крышку на широкую и толстую пробку. Делает это он так быстро, что я не успеваю опомниться, не то, чтобы поднять лапки и сделать хоть что-то.
– Уморил ты ее! Но это и к лучшему! Тебе надо сейчас же отправляться в Карт-Джурт!
– Я все сказал! Я не желаю попасть в ситуацию «не спеши, а то успеешь»! Всё! Приду вечером! Там и поговорим!
Бутыль со мной водружают на крохотную полку, в окружении точно таких же стеклянных емкостей, наполненных растениями, землей, песком, камнями, жидкостями и газами. Я закрываю глаза. Мне надо успокоиться. Обязательно! Я вспыхиваю и вспыхиваю. Раздается резкий стук в банку.
– Оламкат будет рад, а ты зря стараешься!
Кто такой Оламкат? Зачем ему нужна я? Почему я нужна всем кроме Фэйта? Почему я теперь не нужна ему?
– Нет-нет! Ты посидишь здесь пока!
Я отступаю от стенки, послушно укладываясь на дно банки. Пусть уйдет! Пусть только отвернется! В конце концов все ложатся спать и этот като не исключение. Проходит время, наступает ночь. Посуда на полках гремит от шума, что доносится с улицы. За стенами народ празднует победу над фаэдир, славит имя императора, восхищается смелостью суровых гостей севера, восторгается красотой асиды Алкиры и ее сестер. В небо взлетают фейерверки. В воздухе пахнет кострами и едой. В лавке торговца диковинными животными сквозит тоской и безнадежностью.
***
– Ты должна поесть.
Я не стану есть эту гадость. Я вжалась в стеклянную стену банки еще сильнее, хотя дальше уже просто было некуда. В мое пузо вновь потыкали ложкой.
– Молчишь? Бастуешь? Упорствуешь?
Я не стану есть насекомых. Это мерзко. Я все равно не наемся теми двумя мухами что он сунул мне в банку. Он ведь должен понимать это. Я – оборотница, а не простая ящерица из-под камня у стен города.
– Тебе нужно поесть, – говорит мне мой пленитель, сверкая желтыми глазами. – Оламкату ты нужна живой и здоровой.
Я уже и не хочу знать зачем. Два кота, как и договаривались встретились поздней-поздней ночью. Город в тот момент спал, а они говорили, предвкушали и тихо грустили, говоря, что если бы не рок, если бы не народ, то они сами бы принялись шантажировать Антве и требовать с него несметные сокровища.
– Ты должна вернуть нам то, что он украл когда-то! Ешь! Ешь тебе говорю!
Это не беспокоило его ни вчера, ни даже три дня тому назад, когда он прятал меня в своей лавке. Когда он тряс меня, позабыв о том, что я живая и могу удариться головой и еще хуже сломать себе что-то. Я боюсь предположить, чем мне могли аукнуться эти повреждения прими я обычное состояние, но пока я этого сделать не могла. Не знаю в чем дело, скорее всего в зачарованном стекле, но я не могу взорвать эту банку. Она трещит, раздувается вместе с пробкой, но не спешит лопаться и выпускать меня наружу. Вот еще момент Фэйт говорил мне, что драконам противна сама мысль воровства. Почему като настаивают именно на этой трактовке?
– Эй! Старик! Где ты там?!
Загрохотали в соседнем помещении громко и с заметным посвистыванием. Похоже, что в услужении у императора находятся не только драконы, но и наги.
– Может помер болезненный?
Като замер, но его усы и уши продолжили двигаться, вздрагивать, замирать и дергаться совсем как у обычных котов.
– Ты видел каким он был последнее время?
– У этих блохастых девять жизней, слыхал об этом?!
– Он свои уже прожил.
– Катась! Катась!
Мою банку вернули обратно на полку. Уверена, то она тут же затерялась на огромном стеллаже от пола до потолка. Все вокруг было в емкостях: бутылках, колбах, ретортах и прочих сосудах названия, которых я даже не знала. Во всех них сидели звери. Одни из них спали, другие изредка копошились, третьи, как я вставали на стенку, нюхали горлышки и пробки, трогали их лапками и опускались обратно.
– Да, уважаемые я здесь.
– Что же ты не торопишься, м-м, ушастый?!
– Кормил карнокскую гадюку.
Я вздрогнула. Тут есть змеи! В банках напротив есть рептилии подобные им, но что-то мне подсказывает, что это не ядовитые образчики. Не стал бы хозяина держать живую и недовольную смерть вот так близко.
– Путь из подвала не так далек, но все в горку. Ноги у меня уже не те, боль в суставах изрядно замучила меня, но мне приятно слышать ваше беспокойство обо мне.
Я чувствую, как у меня сводит скулы от того насколько лебезящий и заискивающий тон у лавочника, продолжающего часто-часто шаркать тапками.
– Говорят у тебя появился новый товар! Ты знаешь правила, показывай!
– Кто же вам такое сказала уважаемые?
Во мне забрезжила надежда. Я принялась прыгать на банку снова и снова. Я не выберусь из нее самостоятельно, но если уроню, то вызванный шум привлечет внимание шаркисов.
– Кто сказал? Кто сказал?! Видели тебя и этого достаточно! Показывай!
Не все ли им равно на то, что продает этот торгаш? Не все ли мне равно какова причина их пребывания тут, если они станут моим шансом на свободу? Я продолжаю прыгать на стенку, ощущая, что еще немного и просто задохнусь. В банке стало жарко, а она двигается слишком медленно. Я замираю. Катась вошел в подсобку, перестав препираться со стражниками. Он ходит перед стеллажом, явно не зная кого бы выбрать.
– Стоит выбрать давнее поступление, – говорит усатый едва слышно, двигаясь в противоположную сторону от меня. – Они не вспомнят. Не вспомнят.
Я вновь прыгаю на стенки, прислушиваясь к разговору снаружи.
– Что это за мерзость?!
– Мглистая жаба.
– Где же ты ее взял?
– Вы знаете, уважаемые драконы, я не выдаю своих поставщиков.
Я теперь уже злюсь на «мёд» в речах като. Если ему удастся обмануть драконов, то все будет напрасно и еще хуже, чем было: уеду я в дальние дали с торговцем фонарей.
–Вот список товаров и мглистая жаба почти в самом начале. Последний образец – это сетчатый белокрыл.
– Это новый экземпляр!
– Что же ты не внес ее в список?
– Неси вторую. Посмотрим на них, сравним!
– Халиат, мне кажется или наш усатый друг пытается дурить нам голову?!
Мне наконец-то удалось сделать это! Мир вокруг меня кружится, скачет вместе с приглушенным стуком с каким приземляется бутыль на деревянный, покрытый песком пол.
– Что это за шум?! Кто там у тебя?
– Это крышка! Я решил пообедать! Вероятно, похлебка закипела!
– Да?! Отчего же тогда не пахнет ничем, кроме помета?
Я злорадно усмехаюсь и делаю последний рывок. В соседней комнате слышна возня, ругательства и шипение со сдавленным мяуканьем. Я вижу ноги, то есть коричневые сапоги с загнутыми носками. Слава звездам! Они не повелись на оправдания этого хитрого като!
– Что тут у нас?! Ящерица!
Като рычит, мяучет и шипит под их сапогами. Мне становится жаль его. Он ведь не виноват ни в чем! Почти что ни в чем!
– Ты идешь с нами, кошак!
Шаркис хватает за шкирку пытающегося уползти кота, в то время как второй, закончив рассматривать меня, бросает, не оборачиваясь своему приятелю:
– Кажется, саламандра.
Катась продолжает выть и просит запереть лавку. Он кричит о ворье, разорении и что он здесь совершенно не причём. В какой-то момент он все же выкрикивает имя приятеля, который принес меня ему.
Это финиш, – вот что я думаю об этом. Он должен был молчать и не сдавать Ушту. Я бы поступила именно таким образом. Они ведь руководствовались чем-то большим, а не сиюминутной выгодой, а в итоге…
– Ты знал, блохастый! Знал! Этому указу без малого полторы сотни лет! Куда ты должен был принести ее?
