– Прямо во дворец!
– Именно!
Каждое слово сопровождается пинками, криками, смехом и проклятьями. Где-то вдалеке слышен шум и рев еще одного като. Лавочника же продолжают избивать вероятно для того, чтобы было неповадно остальным.
– Что случилось? – грохочет громко, сильно и таким густым голосом, что хочется сложить уши.
Не иначе начальник. Только они разговаривают вот так. Сулдемир тоже так умел и Трист, когда оказывались в толпе галдящего народа, орали так, что сердце замирало.
– Вот! Этот скот решил утаить ее!
– Дурак? – шаркис-великан хватает лавочника и несколько раз встряхивает его, с ловкостью уворачиваясь от его когтей.
Дракон смеется. Очень зло. Раскатисто.
– Тебе, стало быть, не нужна награда?! Слышали?!
Меня еще раз встряхивают. Я борюсь с дурнотой, но не свожу взгляда с пробки. Он сдвинулась вверх и еще немного я смогу выпихнуть ее наружу.
– Ничего, мы скоро узнаем почему! Тащи его в темницы, прямо к Мудабу!
Меня дергает вперед, прямо на пробку. Она сдвигается еще на чуть-чуть.
– Отнесу ее Рамадашену! Чую пахнет отгулами и наградой!
***
Я не понимаю, что происходит. В этой стране наблюдается какая-то ненормальная увлеченность ящерицами. Плохо то, что это не похоже на культ или идолопоклонничество. Тогда бы, я была богиней и приказала принести мне дракона на блюде. Да-да! Именно так. С яблоком во рту.
– Ты должна обратиться!
Меня сейчас вырвет. Какое обратиться? И где? В банке для джема?
– Я знаю, что ты не просто ящерица! Кошак бы не стал зря прятать тебя.
Я бы поспорила в этом утверждении, но мне совсем не до этого. Меня вновь вертят и крутят в надежде поймать взгляд и какое-то осмысленное выражение морды лица. Это весьма и весьма трудно осуществимое действо, как выяснилось. Только не со слабым вестибулярным аппаратом саламандры, что не выдерживает резких и повторяющихся движений.
– Это обыкновенная ясщерица.
Меня вновь бросает вперед, и я закрываю глаза, потому что только в темноте мое спасение.
– С-с чего ты реш-шил, что это она? Прекрати тряс-сти ее.
Я выдыхаю, прося благословения Богов своей неожиданно появившейся спасительнице. Банку со мной ставят на стол. На нем идеальный порядок. Его темная поверхность успокаивает поднимающий к горлу желудок.
– Рисунок на спине и цвет.
Раздается шелест страниц.
– Видишь?
– И ч-сто? Неуж-сели какая с-смаламандра взсялась позсировать художснику?
Я думаю, разглядеть шипящую женщину, но через мгновение мне становится не до этого. Книга падает на стол рядом с моей банкой, заставляя меня подпрыгнуть на месте, упереться спиной в пробку и вытолкнуть ее наружу. Свобода! Моя темница распахивается, а я вырываюсь наружу, поджигая все вокруг. Это вышло не специально. Вероятно, это вырвался неизрасходованный мной заряд, но в принципе мне все равно на это, главное, что вырвалась.
– Держи ее!
Меня пытаются накрыть ладонью. В меня бросают заклинаниями. Я верчусь, как уж на сковороде и вот тут, как ни странно, мне не до тошноты.
– Тебе не выбраться!
Антве Хэллашен, что ужас как сильно похож на моего Сфайрата прегражает путь спереди. Женщина стоит позади и ударяет неожиданно появившимся хвостом как раз по тому месту, где была я. Как мне удалось отскочить? Я увидела опасности по внезапно разросшейся тени.
– Что ты делаешь?! Ты убьешь ее!
Ага. Выясняйте кто прав, и кто виноват, а я побежала дальше.
– Глупесц!
Я бегу по коридорам и, удивительное дело, они кажутся знакомыми мне. Тело как будто знает куда ринуться, за что спрятаться, куда свернуть, а где ни в коем случае не останавливаться.
– Сто золотых поймавшему саламандру!
Стоило Антве выкрикнуть это…
Боги! Что же тут началось!
Слуги стали швырять в меня тапками, прыгать навстречу, хлопать тазами с грязной водой, бросать шали, платки, корзины старались прибить меня метлами, совками и даже граблями. Зачем во дворце грабли?
– Двести золотых!
Не знаю как выдержала все это и нашла укрытие в дальнем уголке сада, пробираясь между корнями старых деревьев. Я сижу там так долго насколько это вообще возможно. Сердце не желает успокаиваться, тело дрожит от перевозбуждения, а я осматриваюсь по сторонам, решая, что мне надо превратиться в двуногое существо. Мне кажется, что так я привлеку куда меньше внимания. Я не удивлюсь, если на меня начнут травить кошек и собак, что на самом деле та еще проблема. Остается надеяться, что эльфом я пахну иначе.
– Это все? Так мало!
– Я постараюсь достать еще, моя госпожа.
– Когда?!
Я только выбралась на старую тропинку, как услышала голоса неподалеку. План превратиться в Вэлианэ-эльфу пока отложен в сторону. Мое чутье подсказывает навести странную парочку – старика и девушку. Именно их едва различающиеся голоса я слышу неподалеку.
– Не раньше, чем через неделю.
– Это долго. Очень долго. Этого хватит только на три дня.
Чего хватит на три дня? К чему такая расторопность? Я знаю почему меня привлек этот разговор в забытом уголке сада: в таких местах встречаются любовники, заговорщики и злопыхатели. Что может связывать молодую женщину и почтенного старца? Маловероятно, что это тайное чувство.
– Мой вам совет: давайте слезы Сиан лишь днем, – подсказывает мужчина в светлой хламиде, опираясь на причудливо изогнутый посох. – Ночью они без надобности. Тогда их хватит на куда больший срок.
– Это не твое дело, старик! – восклицает женщина нервно.
Я подкрадываюсь к тому месту откуда слышно говорящих. Побелевшие от времени и Аглана камни. Разросшиеся до неприличных размеров кусты акации. Выгоревшая трава и нереально белый песок.
– К тому времени я успею найти еще.
– Извини меня, Табиб, – просит девушка торопливо, прижимая к своей груди пухлый сверток. – Я прислушаюсь к твоим словам, но ты поторопись. Эти цветы очень нужны нам!
Богато одетая служанка провожает прихрамывающего старика к прячущейся в зарослях неприметной калитке. Это служанка и никак иначе. Она сказала «нам», с ней нет никакого сопровождения, и я думаю, что наряд у нее куда проще того, что я видела на женщине с площади и в тоже время есть в их платьях что-то схожее.
– Поторопись и я озолочу тебя.
Я еще какое-что время бегу за ними, разглядывая девушку, стараясь впитать ее образ и понять почему я так прицепилась к нему. Кажется, что это оформление низа платья. Кто-то предпочитает одевать своих слуг так чтобы было видно чьему дому он принадлежит или все еще проще – кто-то отдает ношенные вещи.
– Если бы это было так просто. Я бы принес тебе целую тележку этих цветов. Они так редки, и ты сама видишь, что неприметны.
– Ты все же постарайся, уважаемый.
Я возвращаюсь, кружу по тому месту, где состоялся странный разговор, надеясь, найти хотя бы что-то, и удача наконец улыбается мне: это совсем ничего – маленький, недоразвитый лепесток бледно желтого цветка, отличающийся от всей прочей выгоревшей и примятой растительности вокруг. Я хватаю его ртом и спешу скрыться с ним у ближайшего камня. Мои предосторожности излишни: обратно девчонка не идет, а бежит, радостно перескакивая через попадающиеся на ее пути препятствия.
– Не так быстро, милая.
Всего один всполох. Короткий, направленный, яркий. Его достаточно, чтобы заставить ее испугаться, оступиться и рухнуть на землю.
– Нагайна, – шепчу я себе под нос, сжимая ее горло сразу в двух местах.
Она почти что трансформировалась, побила хвостом, а потом затихла, забывшись коротким сном.
– Давай-ка мы огорчим твою хозяйку.
Это называется грабежом среди белого дня. Я снимаю с нее платье и переодеваю в свое, затем перетаскиваю под корни дерева, придавая ее телу положение спящей. Это для Антве и тех, кто ищет меня.
– Слезы Сиан.
Цветы очень похожи на «едкий лютик», но вот только еще бледнее.
– Разберемся.
Я вытаскиваю из свертка большую часть растений, разбавляя оставшиеся обыкновенной травой. Покажу их Ованэлю, а еще лучше Миэре, а еще лучше одной знакомой ведьме на улице Проклятых Камней.
