— За тобой теперь стоят люди Демьяна. Ты часть общины!
— Это я уже проходила и не раз! И каждый из них оканчивался для меня болью и кровью! А что с братьями, которые мне помогали в логове Шлемы?
— Они, — Эпштейн опустил голову, — мертвы.
Поджала губы и несколько секунд справлялась с бунтом эмоций.
— О чем я и говорю… — обронила устало. — А теперь иди работать, — добавила зло. — Верь в сказки о доброте существ, мне нужно подумать о спасении своих детей.
Часть 2 Глава 41
Остаток дня мучилась и волновалась. Несколько раз звонила детям, они трубку вырывали из рук друг друга, чтобы со мной поговорить. В итоге поставили громкую связь, и мы почти час болтали ни о чем. Когда прощались, они клятвенно заверили, что завтра обязательно упросят дядю Роберта пустить их ко мне.
Вечером уже не могла лежать и поэтому долго просидела возле окна. Бездумно смотрела на припорошенную снегом парковку больницы, на редких прохожих, неспешно едущие машины… Уснула с трудом и то, часто просыпалась в холодном поту и судорожно глотала воздух.
Кошмары становились навязчивыми и пугающими до мурашек.
В очередной раз уснула под утро.
Меня окружила непроглядная темнота и пустота.
Лицо кукловода выныривало из разных сторон, но было безликим. Я просто знала, что это Градов. Тянулась, пытаясь его коснуться, но моим телом управлял кто-то извне. Тонкие нити уходили вверх, где хорошо просматривался крест управления марионеткой.
Меня заставляли выгибаться, танцевать, шагать, прыгать, падать. Я молила остановиться, но мучитель был глух, когда изогнул так сильно, что услышала хруст собственных костей, взвыла от боли и распахнула глаза.
Несколько минут пыталась понять, где я и что делаю.
— Женщина, вы что здесь делаете? — озадачила миловидная медсестра уместным вопросом.
— Не знаю, — неопределенно мотнула головой, и правда не зная ответа. — Было скучно, — поспешила оправдаться, а не то не дай бог Роберту расскажут, что брожу точно сомнамбул. Он меня упечет надолго в больницу. — Решила погулять, но по ходу заблудилась.
— Из какой вы палаты? — все еще хмурилась женщина в больничной робе приятного розового цвета.
— Не знаю, — опять замялась. — Меня наблюдает Вихгерев, а окна выходят на открытую парковку больницы, скамейки и парк. Примерно третий, четвертый этаж…
— А, — кивнула медсестра. — Платные палаты. Пойдемте, — взяла под локоть и услужливо подтолкнула дальше по коридору к лифту.
— Это была реанимация? — уточнила тихо, намекая на крыло, возле которого очнулась.
— Да, — натянуто улыбнулась медсестра.
— Сложная у вас работа, — зачем-то пробормотала, желая сгладить неудобный момент и ситуацию, когда вошли в лифт.
— Да, но ее кто-то должен делать, — поддержала разговор женщина и нажала кнопку четыре.
— Я вами восхищаюсь, — заверила от чистого сердца. Дверь плавно закрылась, и кабинка двинулась по ощущениям вниз. — Я бы не смогла…
— Мда, работка не для всех, — опять согласилась медсестра. Когда мы вышли на этаже, женщина меня подвела к столику, где должна была сидеть дежурная, но ее не оказалось. — Палату не помните? — покосилась на меня медсестра.
— Нет, — призналась стыдливо. — Меня только на днях привезли. До сегодняшнего дня не выходила…
Девушка быстро нашлась — уточнила фамилию, открыла журнал поступлений, и выяснила номер палаты. Но мы не успели даже с места сдвинуться, как послышались приближающиеся тихие голоса. Роберта — выговаривающий, и оправдывающийся — женский.
— Простите, но мне нужно было выйти по делам, — частила женщина. — Я же была уверена, что она спит…
— Она не спала! Где теперь ее искать? — не скрывал недовольства Вихтерев.
— Я уже обзвонила всех охранников. Дала описание, если она попытается покинуть больницу… — парочка вышла из коридора и уставилась на нас.
— Милена! — рявкнул Роберт. — Ты что надумала? Где была? — словно строгий родитель принялся отчитывать при персонале. — Спасибо, Галина Викторовна, — опомнился и кивнул женщине, которая стояла около меня. — Людмила Сергеевна, — это адресовал молоденькой брюнетке, которая почти плакала возле него. — Займите свое рабочее место, — пригвоздил красноречивым взглядом. Взял меня под локоть и потащил по коридору.
— Прости, — бормотала, еле поспевая.
— Ты где была? — втолкнул в палату Роберт. — В постель! — скомандовал строго и сухо. Возражать не стала, поэтому поспешила выполнить указание.
— Гуляла и заплутала в ваших лабиринтах, — обиженно укрылась одеялом.
— Ты в своем уме? — негодовал Вихгерев. — В твоем положении?! Ночью! Одна?! Да ты правда жить расхотела…
— Почему? — надулась пуще прежнего. — Ты же уверял, что я под защитой.
— Но это не значит, что теперь можно творить бог знает что и без моего ведома! — горячился Роберт.
— Все, я поняла, прости! — решила закончить бессмысленный спор. Вихтерев был прав, а я просто хотела скрыть, что бродила во сне.
— Ну и где ты гуляла? — чуть смягчился врач, продолжая стоять возле койки.
— По этажам… — отозвалась размыто. — Читала надписи, а потом встретила медсестру возле реанимации и она меня взялась доставить в палату.
— Реанимация? — сощурился Роберт. — Ты была там?
— Внутрь не входила, но дверь видела. А что? — теперь уже я нахмурилась.
— Да так, — неопределенно мотнул головой Вихтерев. — Ничего, спи! — пальцем пригрозил. — А не то снотворным буду пичкать.
— Не, не надо, — деланно напугалась. — Спать, так спать!
Врач уже было вышел, как я позвала:
— Роберт?
— Что, — обернулся.
— Пусти ко мне завтра детей, прошу…
— Посмотрю, как будешь себя вести, — усмехнулся.
— А ты знаешь, что я имею право отказаться от лечения? — напомнила заумно.
— Ага, а я могу тебя упечь на принудительное, уж поверь, найду за что…
— Злой ты, — надула губы. — А говорил, что друг.
— Потому и друг, — осадил Роберт и демонстративно закрыл дверь.
***
С утра меня ожидала масса процедур и различных исследований. Вихтерев не отходил ни на шаг и все контролировал.
— А тебе не нужно к другим пациентам? — вскинула удивленно брови, уже злясь такой гиперопеке.
— Ты мой главный пациент! — отрезал ровно Роберт.
— Но я не настолько слаба и больна.
— Ты уникальна. Глаз не спущу! — заявил безапелляционно, и я от безнадежности закрыла рот.
УЗИ и прочие анализы, показали, что со мной все отлично. Плода правда еще никто не видел, рановато для человеческих методов, Роберта успокоило, что кровотечение закончилось, а мои феромоны говорили, что зародыш во мне. Да и теперь я сама начала ощущать легкие вибрации, которые до сего момента не чувствовала. Робкие изменения: приятное тепло и нечеловеческая нежность, нечто такое, что невозможно передать словами, и оно наполняло… Меня обуревало столько эмоций, что я готова была любить весь свет!
А что хуже — простить…
После обеда вся извелась в ожидании детей, и когда дверь открылась и в палату ворвалась моя любимая вьюжка, даже мир вокруг стал светлее. Илья вошел, как обычно, спокойно, но не скрывая радости.
Златка запрыгнула на койку и принялась меня целовать. Ильюха устроился по другую сторону и только предостерегающее: «Кх, кх», — заставило нас перестать шуметь.
— Злата, Илья, — чинно напомнил Роберт, стоя на пороге: — Помните, маме нельзя волноваться, и нежелательно тяжести поднимать. Поэтому, оставляю вас одних, но надеюсь на вашу благоразумность, — это уже было обращено ко мне. Я горячо кивнула:
— Конечно!
Несколько часов пролетели словно мгновение. Дети трещали наперебой, рассказывая, как живут со Светланой Георгиевной и Святославом; как в школу ходят; как гуляют с охранниками и как Святка без репетиторов с ними занимается.
— Мамочка, — хлопала огромными глазами доча. — Он такой умный… — ее щечки алели, выдавая волнение и восхищение.
