хотят тебя убить, Флорина.
— Ну, им даже ничего делать не придётся, я и так скоро умру, — цокаю я.
— Прекрати, прошу тебя, прекрати так говорить, — шипит он.
— Прости, я не специально. Итак, что же эти вампиры? Они узнали, что хотели?
— Нет, ты уже уехала в аэропорт, но я проследил за ними. Они осмотрели весь твой дом и ушли. Я предупредил Сава тоже, потому что уверен, что они пойдут к нему, потому что тебя видели вместе с ним. Сав обещал спрятать свою семью.
— А Стан? Ты видел Стана?
— Нет, его я не видел.
— Это странно. Я не могу его найти. Он не отвечает мне. Боже мой, а если его убили? Его могли убить?
— Ты, правда, сейчас думаешь об этом? Думаешь о Стане, а не о себе?
— Правда, Томáс. Пусть тебе это и не нравится, но Стан моя семья, и он будущий король. Если на нас охотятся, то на него тоже. Он следующий, если ты не займёшь его место. Ещё не передумал?
— Никогда, — злобно шипит он. — Никогда.
— Ладно. Сав будет в безопасности. У всех нас, даже у отшельников, есть список мест, где их спрячут. Так что он будет в порядке.
— Флорина, ты не понимаешь. Им не нужен Сав, им нужна ты.
— Это должно меня возбудить или что? Помни, Томáс, я не испытываю эмоций. Я практически труп, так что не знаю, какую реакцию ты от меня ждёшь.
— По крайней мере, не такую, Флорина. Нужно что-то делать. Что-то, что защитит тебя.
— Это мило, что ты волнуешься, Томáс, но всё без толку. Я умираю. Мне ничего не поможет. А сейчас, если ты не против, я пойду спать. Я едва держусь на ногах, — отстегнувшись, протискиваюсь мимо Томáса, ошарашенного моим безразличием, и направляюсь в хвост самолёта.
Оказавшись в спальне, я падаю на кровать и издаю стон в подушку. Боже мой, как же у меня всё болит. Буквально всё. Сейчас я чувствую себя на свой реальный возраст. И мне жаль стариков, это ведь адская боль быть старым.
Я слышу, как мягко скользит дверь в спальню, и затем раздаётся щелчок.
— Ну что ещё? — издаю стон в подушку. — Что ещё ты хочешь от меня?
Мне приходится перевернуться и недовольно посмотреть на Томáса.
— Хочу решить проблему, Флорина, — он упирает руки в бока и возвращает мне недовольство во взгляде.
— Так решай, только дай мне поспать. Ты не представляешь, как хреново быть старой, — скулю я, сбрасывая кеды, и забираюсь выше на кровать.
— Я знаю. Я тоже стар, но не ною о том, как же это ужасно.
— Ну, ты не болеешь, как я. Но заболеешь, тогда тоже будешь ныть.
— Я не заболею этим дерьмом, — шипит он.
— Пастор, у вас грязный язык, — хихикая, подкладываю под голову вторую подушку.
— У меня он очень грязный, Флорина, исключительно с тобой. Другие меня так сильно не раздражают и не выводят из себя.
— Не переживай, пастор, придёт время, и твои эмоции отключатся. Ты ничего не будешь чувствовать, абсолютно ничего. Тебе будет хотеться что-либо чувствовать, и ты вроде бы будешь помнить, как робот, что должен чувствовать боль или отчаяние. Но на самом деле внутри твоего сердца будет тишина. Полная тишина. И знаешь, это не так уж и плохо. Зато я недраматичная истеричка, вроде тебя или Стана. Я не психую и не злюсь, а поймала волну вечной медитации.
Томáс хлопает себя ладонью по лицу и трёт его.
— Ты невозможна, Флорина. И я не верю, что ты ничего не чувствуешь. Не верю. Я не умру, прекрати предрекать мне это, — произносит он и садится на кровать, серьёзно глядя на меня.
— Тебе придётся поверить в мою бесчувственную жизнь, потому что вампиры довольно эмоциональны, если ты не заметил. У нас сильнее развиты все чувства, поэтому и эмоции у нас очень яркие. И ты заболеешь. Я не каркаю и не проклинаю тебя, это просто факт. Если я умру, то умрёте и ты, и Стан. Чёрт, а я же планировала вас защитить. То есть я снова облажалась, да? Хреновая из меня королева, — глубоко вздыхаю и затем цокаю.
— То есть если я не признаю тебя своей возлюбленной и не закреплю кровью свою клятву любить и уважать тебя, то умру?
— Именно. Это доказанный факт. Но я не настаиваю, если честно. Я уже труп. Поэтому ты можешь просто взять моей крови, а я немного твоей, и проведём ритуал без секса. Я умру, а ты сможешь жить дальше, как и Стан. Поэтому я думаю, что мой план идеален.
— Это идиотский план, — закатывает глаза Томáс.
— Это был классный план. У тебя и такого не было, — бубню я.
Он просто ничего не смыслит в королевском этикете составления планов.
— Флорина, — Томáс касается моей руки и сжимает её. — Скажи, когда ты исповедовалась, неужели, тебе не было больно или грустно? Ты не плакала?
— Нет, — тихо отвечаю. — Нет. Я умерла в тот момент, когда закрылись глаза Гелы. Кажется, именно тогда моя самая сильная сторона вампира заснула вечным сном. Я доверяла ей. Я любила её наравне со Станом. У меня больше никого не было.
— А твоя семья? Мне казалось, что ты их любила.
— Любила, но я была самой младшей из них. Папа иногда прятался вместе со мной, и это были минуты против долгих лет, проведённых с другими детьми, старшими, наследниками трона. Мама тоже не могла разорваться, она старалась, знаю, что старалась, но мне было мало. Я никогда не чувствовала себя любимой и нужной. Стан иногда напоминал мне об этом, но он был молод, как и я, поэтому часто где-то пропадал, развлекался и сверкал. Он обожает внимание. У него пунктик на это. Была Гела, которая дала мне всё, о чём я мечтала. Я думала, что была для неё особенной. Она выбрала меня, и я упивалась нежностью, смехом, весельем, нашими разговорами и любовью. Она относилась ко мне, как к дочери. И когда я поняла, что она использовала и предала меня, и всё было ложью, то внутри меня всё разорвалось. Это сложно описать, потому что подобное, вообще, невероятно. Но мне
