Шенна сглотнула. Это значит, что большинство вампиров умрет. Возможно даже Ромэн.
— Мальчики и я заняли убежище в подвале. Мы придумаем план, пока не встанет солнце. Ты должен найти место, где будешь спать, пока еще можешь.
— Я понимаю. — Ромэн отошел к столу.
Пока Ангус закрывал дверь, Ромэн подпер рукой лоб и закрыл глаза. Шенна не была толком уверена, что это было — горе или усталость. Возможно оба этих чувства. Он, должно быть, не слышал о смерти шотландцев очень долго.
— Ромэн? Может нам надо пойти в серебряную комнату?
— Это моя вина. — Прошептал Ромэн.
О, так это было еще и чувство вины. Её глаза наполнились слезами. Она знала, что такое чувство вины за смерть друга.
— Это не твоя вина. А моя.
— Нет. — Он выглядел удивленным. — Я был единственным, кто принял решение о твоей защите. Я позвонил Ласзло по телефону и приказал вернуться назад. Он следовал моему приказу. Как можешь ты винить себя? Ты была без сознания в то время.
— Но, если бы не я…..
— Нет. Наши натянутые отношения с Петровски должны были перерасти во что-то большее — рано или поздно. — Ромэн покачивал ногой.
Шенна схватила его за руку:
— Ты сейчас ослабнешь. Пойдем в серебряную комнату.
— Уже нет времени. — Он оглядел лабораторию. — Я буду в порядке и в гардеробной.
— Нет. Я не хочу, чтобы ты спал на полу.
Ромэн устало улыбнулся:
— Милая моя, я не замечу никаких неудобств.
— Я скажу дневным охранникам, чтобы они перенесли тебя в серебряную комнату.
— Нет. Они ничего не знают обо мне. Со мной все будет в порядке.
Он споткнулся, направляясь в гардеробную.
— Закрой жалюзи, пожалуйста.
Шенна бросилась к окну. На востоке небеса окрасились в серые и розовые оттенки. Как только она закрыла жалюзи, луч света коснулся крыши Роматека.
Ромэн добрался до гардеробной и открыл дверь.
Внезапно громкий взрыв оглушил её. Земля под ногами сотряслась. Шенна схватила жалюзи, чтобы удержаться, но они сильно раскачивались, и она упала. Раздался сигнал тревоги. Следом раздался другой звук, который Шенна распознала как визг людей.
— О Боже. — Она выглянула в окно. На ярко освещенной утренним солнцем поляне была куча дыма.
— Взрыв? — Прошептал Ромэн. — Где?
— Я не уверена. Все, что я вижу это дым. — Шенна оглянулась назад. Он повис на двери гардеробной, смертельно побледнев.
— Они удачно выбрали время, я ничего не смог бы сделать сейчас.
Шенна снова взглянула сквозь жалюзи.
— Это в крыле здания, которое находится напротив нас. Кафетерий! Рэдинка была там!
Она подбежала к телефону и набрала 911.
— Там….. Там могло быть много людей. — Ромэн оттолкнулся от двери, споткнулся через несколько шагов и упал на колени.
Когда оператор ответил, Шенна пронзительно закричала в трубку:
— Взрыв! В Роматэк Индастриес!
— Какая степень опасности? — Спросила женщина.
— Это был взрыв! Нам нужны скорая помощь и пожарные.
— Успокойтесь. И назовите свое имя.
— Вы поторопите людей? Здесь раненые! — Шенна повесила трубку и бросилась к Ромэну.
Бедняга полз по полу.
— Ты ничего не сможешь сделать! Иди и спи!
— Нет. Я должен помочь им.
— Я вызвала спасателей. И я пойду туда сама, как только смогу убедиться, что с тобой все в порядке.
Она направилась к двери гардеробной и, встав у её двери, постаралась выглядеть как можно более властной.
— Иди в свою комнату!
— Я не могу быть беспомощным, когда люди нуждаются во мне.
Со слезами на глазах она опустилась перед ним на колени.
— Я понимаю. Доверься мне. Я буду здесь. Но ты ничего не можешь сделать.
— Да, это так.
Он схватил лабораторный столик и дернул его к себе на колени. Он потянулся за стаканом для вина с зеленоватой жидкостью.
— Ты не можешь! Оно еще не протестировано.
Черты его лица исказились:
— Что оно может сделать со мной? Убьет меня?
— Это не смешно! Ромэн, пожалуйста! Не делай этого!
Его руки дрожали, пока он подносил бокал ко рту. Он сделал несколько больших глотков, прежде чем поставил его обратно.
Шенна обхватила распятье, которое он дал ей.
— Ты хотя бы знаешь, что должно произойти?
— Нет. — Он отступил назад и покачнулся. — Я чувствую себя… странно.
И тут Ромэн свалился на пол.
Шенна упала перед ним на колени.
— Ромэн?
Она дотронулась до его щеки. Он был холодным. Безжизненным. Было ли это его «естественное» безжизненное состояние днем, или он убил себя этим экспериментальным снадобьем?
— Что же ты наделал? — Шенна положила голову Ромэну на грудь, прислушиваясь к его пульсу. Ничего. Но пульс и так бьется у него только ночью. А вдруг пульс больше никогда не будет биться? Что, если он ушел навсегда?
— Не покидай меня, — прошептала Шенна, потом выпрямилась, прижимая ладони к лицу. Она так усердно убеждала себя, что их отношения недолговечны. Но сейчас, когда он выглядел таким мертвым, это убивало её.
Ромэн. Само имя, казалось, отдавалось болью в душе. Шенна вновь склонилась к нему. Она не могла позволить себе потерять его.
В кафетерии были люди, которые нуждались в помощи. Ей нужно идти. Сейчас. Но она не могла пошевелиться. Не могла оставить его. Ей было так тяжело потерять Кэтрин, но это — это было так, словно её собственное сердце разбилось на тысячу кусочков. И с болью пришло обжигающее осознание того, что нет смысла больше притворяться, что её отношения с Ромэном невозможны. Они уже были. Она была влюблена в него и доверила ему свою жизнь. Позволила ему войти в свою голову. Победила свой страх перед кровью ради него. Шенна действительно верила, что он — добрый и честный. За всё это она полюбила его.
Ромэн был прав. Шенна понимала его вину и угрызения совести как никто другой. Они были связаны эмоционально и ментально. Жестокость судьбы причиняла боль в прошлом им обоим, но сейчас вместе они могли стать выше боли и отчаяния всего мира вместе.
Кто-то схватил её за запястье.
Он жив! Его грудь внезапно приподнялась, чтобы сделать глоток воздуха. Глаза открылись, загоревшись красным.
Шенна тяжело задышала. Она попыталась отодвинуться, но его хватка стала сильнее. Господи Боже, а что если он превратился в мистера Монстра?
Ромэн повернул голову и посмотрел на неё. Он моргнул раз, второй, затем его глаза приобрели обычный золотисто-коричневый цвет.
— Ромэн? Ты в порядке?
— Думаю, да. — Он отпустил её и сел. — Как долго я был без сознания?
— Я не знаю. Мне показалось — вечность.