Его на самом деле не волновало, арестуют ли его за применение силы, или пырнут ножом, пристрелят. И ему было до фени, если он нанесет непоправимый ущерб людям, которых он сдерживал… или если эта цыпочка украсит чей-нибудь капот.
– Нет, оставь его в покое, – услышал он голос Большого Роба поверх шума. – Ему нужно поупражняться.
Шорох одежды и хриплая ругань от толпы, которую он сдерживал, прорезали ночь, когда очередь попыталась снова сформироваться вокруг драмы и достала сотовые с видео. К счастью, парадный вход клуба был плохо освещен, и это скоро затихнет.
Так и вышло.
Не так много бойцов смешанных боевых искусств тусовалось в очереди в «Железную Маску», поэтому мужчины, напрашивавшиеся на трепку, не могли удержать позиции. Одного удара обычно хватало, чтобы вырубить их… чертовски жаль. Приятно раздавать им затрещины, чувствовать, как костяшки встречаются с плотью, наблюдать, как они валятся наземь или переворачиваются через себя.
Но он не горел желанием засветиться в новостях.
Закольцевывая безобразие, он подошел к двум исходным агрессорам, которые припарковались на обочине и включились в режим исцеления, корчась и потирая челюсти, головы, плечи. Сестра в высоченных ботинках вернулась на их орбиту, ее лицо, запачканное тушью, и сумасшедшая прическа были почти такими же, как и до спора о родственных связях.
Оба мужчины выпучили глаза, когда Дьюк навис над ними.
– Больше в мою очередь не вставайте. Или я выслежу вас по домам. Усекли? – сказал он тихо.
– Ты не можешь угрожать нам! – завопила Дама Часа, гневно затопав ногами шестого размера. – У нас есть права.
Дьюк наклонился к ее лицу.
– Ты даже не узнаешь о моем присутствии. Ничего не услышишь. Но я приду за тобой… можешь поставить свою жизнь на это. И знай… мне нравится пугать людей. Забавно до чертиков.
То ли дело в его безжизненном взгляде, то ли в шипении в голосе, может, в его словах, но женщина умолкла. И придвинулась ближе к мужчине, с которым успела перепихнуться.
Дьюк посмотрел вниз на двух болванов, давая им шанс при желании высказаться. Гробовое молчание. А потом они встали и увели девчонку.
Поворачиваясь назад к клубу, он обнаружил, что толпа снова выстроилась в очередь, по дюймам продвигаясь ко входу. Держа голову опущенной, чтобы не светиться на снимках, он занял свой пост.
– Блин, старина, – сказал Иван. – Ты даже с дыхания не сбился.
Дьюк пожал плечами. Когда зарабатываешь на жизнь дорожными работами, раскидывая горячий асфальт летом и дорожную соль – зимой, твое сердце быстро становится отточенной машиной, предсердие и желудочки, сердечная мышца, все триста или около того граммов работали в слаженной координации, поставляя наполненную кислородом кровь телу.
Ничего серьезного. Вопрос тренировки.
Настоящее чудо в том, что он как-то умудрился жить без гребаного сердца в принципе. Ну, у него был пустой мышечной орган в грудине. Но в метафорическом смысле? Он давно потерял его… и не стал бы ничего менять.
Не-а.
Дьюк поднял руку, чтобы посмотреть, который час…
– Дерьмо.
– В чем дело?
– Потерял гребаные часы. – Он отклонился, окидывая взглядом пешеходную дорожку вблизи места драки. Разумеется, на земле не было ничего, даже отдаленно напоминающего металл.
Но, с другой стороны, если застежка сломалась, и часы слетели с его руки, и их заметил кто-то из примерно сотни наблюдавших? Их однозначно бы сперли. Винтажные Ролексы – предмет зависти, даже для придурков.
Его единственная ценная вещь, реликвия из прошлого.
Была у него, точнее.
Плевать. В жизни он потерял много чего существеннее, и ничего, живой.
– Мне нужно отъехать в районе десяти, – сказал он Ивану. – Вернусь минут через тридцать.
– Большой Роб так и сказал. Думаю, он прикроет тебя.
– Клево.
***
В это время в парикмахерской, Кейт постучала в стеклянную дверь и наклонилась к ней, пытаясь угадать, внутри ли Пабло. Свет приглушен – плохой знак, но, да ладно, ушло меньше пяти минут на то, чтобы…
Стилист вышел из подсобной, по дороге натягивая черный пиджак.
– Мы закрыты, – крикнул он.
– Я знаю, – прокричала она в ответ, от ее дыхания запотевало окно. – Я не теряла сережку? Я просто хотела посмотреть в раздевалке?
Она потянула мочку уха, будто это могло помочь в переводе.
Пабло выглядел немного заносчиво, открыв дверь и пустив ее внутрь.
– Утеряное и найдёное у стойки.
– Думаю, она может быть там. – Она указала на коридор.
– Гда ты прихдила?
Кейт нахмурилась.
– Что, простите?
Он нетерпеливо махнул рукой.
– Ди туда. Я достану коробку.
Вау, подумала она, когда он отвернулся. Наверное, у него краткосрочная амнезия от перекиси в той краске? Чересчур много аэрозоля из спрея? Вызванное муссами безумие?
Кейт вернулась туда, где она раздевалась, и опустилась на колени, хлопая рукой под встроенной скамейкой, пристально рассматривая ковер. Она даже потянула воротник свитера, думая, что раковина могла застрять в локонах.
– Черт подери…
Возвращаясь в салон, она подошла к Пабло, которому очевидно не терпелось уйти домой. «Утеряное и найдёное» оказалось обувной коробкой от Стюарта Вайцмана[29], там лежала пара солнечных очков, тонкий шарфик, пара толстых, фальшивых, под золото подвесок и…
Сережка-колечко, достаточно большая, чтобы задушить кого-нибудь.
Никаких целомудренных сережек-ракушек. Но она не ожидала найти ее там… Пабло не из тех, кто возьмется за пылесос перед уходом с работы.
– Хорошо, спасибо, – сказала она. – Не видели маленькую ракушку, золотую?
– У нас есть вас номер?
– А… ваш помощник звонил мне вчера, чтобы подтвердить назначенную встречу.
Он казался сбитым с толку.
– Ну, мы позвоним, если найдем.
– Спасибо.
Оказавшись снаружи, Кейт покачала головой. Странно, очень странно. Но к черту потерянное украшение… парень сотворил чудо с ее волосами, за это она ему заплатила.
Наверняка список его подарков на рождество весьма короткий.
Сев в «Лексус», она снова сделала попытку уехать в Старый Колдвелл, и пятнадцать минут спустя она добралась до той части города, где цветастые викторианские особняки сменились многоквартирными домами, кафе и магазинами… хотя последние даже рядом не стояли с теми бутиками, где она только что побывала. Здесь были галереи народного искусства, продавцы натуральных специй, шерстяных тканей и все в таком духе.