— Навстречу пойду. Буду о мире с братом договариваться. За годы службы верной оплату просить. Никогда ни о чем Черный Аспид не вымаливал, а сейчас будет.
Врожка головой свей рыжей качает и руки к груди прижимает.
— Ох, не станет он вас слушать. Позор учинили, невесту царя умыкнули и своей сделали. Каждая чисть и нечисть знает о предательстве Аспида. Кто ж такое прощает?
— Пусть накажет, но Ждану не отдам.
— Войне быть.
— Значит, быть.
— Почем тогда на смерть идти? Берите невесту и бегите. За земли чертополошьи, за пески зыбучие, схоронитесь в царстве вечного солнца.
— Не станет сын царя от брата своего бегать и кровь свою позорить. Чело свое явит государю и о милости просить будет.
— А коли милость не получит и в темницу угодит, что тогда сын царя делать будет?
— Зачем небылицы думать, Врожка? Вначале дай с братом поговорить.
— Ага, и без головы оставить и себя, и меня, а невесту все равно отберут. Войско с собой бери. Пусть сзади идут и, если что, вступятся за вас, уйти смогете. Не пущу на смерть. Я отцу вашему присягал и в верности клялся. Врожка не просто так штаны по лавкам протирать вызвался.
— Врожка много на себя взять пытается. Да не по грибу шапка, ножка того и гляди в землю уйдет.
И грозно на шута своего посмотрел, глаза заблестели, засверкали, и чешуя по щекам волнами пробежала. Красивый такой, сердцу больно. Солдат мой, вечный воин. Без меча и копоти на смуглой коже даже представить его не могу.
— Хоть растопчи тот гриб, хоть изжарь, но кроме Врожки никто правду не скажет. Не помилует тебя Государь и невесту тебе не отдаст. Чай не один день Вия знаю. Берите войско и не дурите. Если голову сложить не хотите и невесту Вию отдать.
— Хорошо. Войско возьму. И не смей мне перечить больше, а то я твою голову оторву и на пику надену, мух собирать да комах.
— Наденьте, если отрадно от врожкиной головы на пике вашему сердцу сделается. По истине говорят — коли любовь в сердце стучится, разум машет дланью на прощанье.
— Я тебе сейчас этой дланью, как наподдам, чтоб твой разум на место вернулся. Зови ко мне Драгомира, Любомира и Всеволода, будем воинов в поход готовить.
— Бегу, ох как бегу. Пущай и Володимир идет, своих низкоросликов в бой готовит.
— Ты опять?
— Молчу, молчу… Так Володимира звать?
— Зови.
Ко мне вернулся. Молча за руки взял и к губам прижал, заставил лицо свое ладонями обхватить. В глаза долго смотрел, потом тихо сказал:
— Так люба ты мне, Ждана, что готов с братом войну начать, войско против него веду, кровь проливать буду, чтоб тебя рядом оставить. Так насколько ты мне люба, а? Знаешь?
И у меня внутри все взорвалось счастьем, заплескалось, разливаясь по венам, наполняя всю ощущением невесомости. И больно стало от слов его. Казалось, он их из глубины души вытащил и мне в ладони вложил, чтоб пальцами сжала и почувствовала.
* * *
Провожала его молча, руки сцепив за спиной и опустив голову. Сверху видно, как войско собирается, как выстраиваются в стройные шеренги перед дворцом. Копья золотом сверкают и изумрудами, чешуя переливается на солнце, и острые наконечники массивных шлемов издалека кажутся тонкими ножами с острыми лезвиями.
И страшно мне, что на смерть идут, что никто из них не вернется. А вдруг прав Врожка, и захочет Вий казнить Нияна? Что если послушать скомороха и бежать?
Дернулась, чтобы вниз спуститься, но Врожка за руку удержал.
— Нельзя. Нечего бабе среди воинов делать, когда те на бой идут. Не положено.
— Я — не баба.
— А кто? — глаза округлил, и захотелось его по загривку треснуть, чтоб не удивлялся мне вот так.
— Девушка.
— Что за слово невиданное? Девица, што ль? А кто с Аспидом ночью кувыркался? М? Значит, и не девица уже.
— Женщина. Я — его женщина.
— Чтобы женщиной царского сына стать, нужно наследника ему родить, а пока что ты так… наложница.
— Ты нарочно мне гадости говоришь, чтоб разозлить?
— Не гадости, а правду. И женщина Аспида не должна нос свой совать куда не следует, и сама себя предлагать тоже не должна, а ты… тьфу… срам какой. Стелется перед ним, вьется и глазами своими манит, как русалка, речами сладостными головы крутит. Завела князя в самый мрак и в бездну столкнула. Из-за тебя все. Окаянная.
Не удержалась и дернула его за рыжие космы.
— Законы у вас динозаврские. Ясно? И нет никакого срама — любимому принадлежать. А срам — это подсматривать глазами своими бесстыжими. Все Нияну расскажу.
— Я не подсматривал.
— Подсматривал.
— Чтоб у меня язык отсох.
— Вот и отсохнет, потому что лжешь.
Где-то раздался удар в гонг, и мы с Врожкой посмотрели вниз — Ниян вышел к воинам, и те тут же колено одно преклонили и голову.
— Царю навстречу пойдем. С миром. Но готовые к бою. Возможно, никто из вас обратно уже не воротится, возможно, головами вашими вся долина цветов усеяна будет и имена преданы забвению, а тела земле, а не огню. И если кто не хочет за меня голову свою сложить, пусть меч в землю воткнет и несколько шагов назад сделает. Клянусь кровью моего отца — и волосок с головы его не упадет. Будет отпущен восвояси на все четыре стороны.
Говорит, а сам между рядами идет. Величественный, огромный, на спине меховая накидка, волосы в хвост собраны и кольчугу цепляют концами косичек, высокие сапоги, гремя шпорами и железными каблуками, и носками, в которых отражаются шлемы и щиты его воинов, обхватили сильные длинные ноги.
А у меня перед глазами картинками, как тело это бронзовое, обнаженное меня сверху накрывает, как упирается руками в золу и овладевает мной по-змеиному сильно, глубоко. И низ живота жаром обдает от мыслей этих.
"Мало было, люба моя? Ты мне мыслями своими войско наставлять мешаешь…"
И вся кровь к щекам бросилась, прилила.
"А ты не подслушивай"
"Как не подслушивать, если кричишь и стонешь у меня в мозгах. Показываешь, как я тебя ночью…"
И голос зычно внизу раздается.
— А если в верности мне присягнете, то обратной дороги не будет. Дезертира четвертуют, предателя лишат глаз и языка, лгуну вырвут печень. Лютая смерть ждет отступников.
"Все тело болит от рук твоих жадных, любимый, не хочу отпускать… еще больнее хочу тебя в себе, чтобы запомнить".
"Запомнишь… Коли любишь, запомнишь и ждать будешь"
"Буду… часами, днями, месяцами и годами. А если надо, и всю жизнь ждать буду".
И никто меч в землю не воткнул, оросили ее своей кровью по капле на меч Аспида, окрашивая его в оранжево-алый.
Не выдержала, оттолкнула Врожку и вниз по ступеням.
— Стой. Нельзя. Придания говорят — беде быть, коли нога женская на дорогу воинов ступит. Стояяяять.
Но я его не слышала, бежала следом за отрядом, пока не повернул коня ко мне их предводитель, не подхватил одной рукой с земли и не прижал к себе, что есть мочи.
— Вернись, только вернись ко мне.
— Вернусь… если ждать будешь.
Губами к моим губам прижался и обратно на землю поставил, и с громким гортанным воплем понесся за своими воинами, обгоняя их и вырываясь вперед.
ГЛАВА 5
Не спится, кажется, что гроза надвигается. Воздух душный, как будто плотный, не втягивается, не выдыхается, в груди комом стоит. И мне так хочется ком этот выдернуть, продохнуть, и не могу.
Все мысли о нем. Страшно, что обрекла его на эту бойню. Из окна, настежь распахнутого, небо видно. Страшное, покрытое клубами черных облаков. Их видно на темно-синем небосводе, они, как черный дым, волокутся по небу, и пронизывают их тонкие оранжевые молнии. Глаза прикрыла, вслушиваясь в тишину.
— Ниян…
В который раз позвала — не отвечает. Молчит. А у меня внутри кричит все, клокочет от ужаса. Раскат грома заставил глаза раскрыть и всмотреться в темноту. Вначале думала, показалось словно по раме ползут миллионы мелких светлячков, искрятся, переливаются, рассыпаются в стороны, а за ними следом тонкие стебли, а за ними все толще, они продираются в комнату, ползут по потолку. Вскочила с постели и к двери бросилась, но одна из веток стремительно выросла, вонзилась в ручку двери, оплела ее и превратила в густые заросли с листьями. Я назад отпрянула и снова к окну, но оно полностью зеленью затянуто, как будто и не было его там никогда, и в кромешной тьме мечутся зеленые огоньки, беснуются, мельтешат, пока не слились в одно целое и не засветились большими зелеными шарами на полу. Я тронула ветки, и в ответ они обхватили мои руки. В ужасе отпрянула назад.
