Он видит нечто схожее в глазах женщины, пока Касс идёт к ней.
Жалость, да, но в то же время нечто большее.
Женщина любит её, считает практически своим третьим ребёнком. Она смотрит на синяк на лице Касс. Она уставилась на него, надеясь, что ребёнок этого не замечает, кусая язык, чтобы ничего не спрашивать, и от этого ощущая привкус крови.
Балидор видит там яростную злость — эмоцию, которую узнает в себе.
Это ещё одна причина, по которой ему нравится приёмная мать Элли, Миа Тейлор.
Не эта человеческая женщина навредила ей.
Но Балидору это уже известно.
Он уже видел достаточно детства Касс, чтобы знать, чей кулак наверняка оставил свой след на её лице. И он также знает то, каким маленьким наверняка было прегрешение Касс, чтобы она такое заслужила.
Изначально она кажется стеснительным ребёнком, милым ребёнком, послушным ребёнком.
Иронично или нет, но именно этот кулак превращает её в нечто иное. Именно голос, принадлежащий хозяину этого кулака (голос, который постоянно обвиняет её в том, что она не-милая, не-послушная, не-скромная, не-тихая) превращает её в полную противоположность.
Как это часто бывает (душераздирающе часто), она становится именно тем, в чем он её обвиняет. Он превращает её в образ себя самого, и как послушная девочка, которой она была до того, как он наложил на неё лапы, она отчасти подчиняется.
Но всё же он не ломает её до конца.
Даже её отец не сломил её.
Даже сейчас Балидор видит пламя, переполняющее её грудь.
Оно смущённо трепещет перед ним, скрытое тем, что прячет её истинный свет от мира. Сердце Кассандры — это мягкий кремовый свет с сиреневым отливом, смешивающийся с таким ослепительно белым неподвижным светом… светом, от которого он едва может отвернуться теперь, когда знает, как смотреть.
Из всех вещей в ней её сердце — самое захватывающе сложное.
Оно явно принадлежит не человеку.
Это та часть её, на которую он смотрит и не может осмыслить, как все могли не знать, что она — нечто экстраординарное, что она не только явно и чрезвычайно очевидно видящая, но также нечто куда более редкое.
Её сердце в этом месте вообще не узнать.
Оно вообще не похоже на то, что видит Балидор, когда смотрит на её aleimi теперь, в нынешнем временном периоде, в том далёком Барьерном резервуаре, где Касс закована в цепи Дренгов — в ту чёрную, обсидиановую, похожую на камень структуру, которую Тень выжег и ожесточил вокруг этой прекрасной, изящной вещи, которая живёт в груди её как ребёнка.
Здесь сердце Касс по-прежнему открыто.
Оно ярко горит в её груди как хрупкий цветок, настороженный, но душераздирающе мягкий.
Миа Тейлор любит это сердце.
Карл Тейлор его любит.
Джон его любит.
Элли его любит.
Балидор видел, как маленькая Элли обнимает свою подружку Касси, со всех сил прижимая к себе и источая лишь обожание к этому свету в груди Касси.
— Выбирай то, что нравится тебе больше всего, — говорит Миа Тейлор, показывая на коробку с беспорядочным содержимым, которая стоит на низком стеклянном столике, и снова улыбаясь.
Балидор наблюдает за лицом Касс.
Он замечает серьёзное выражение в её глазах кофейного цвета, когда она рассматривает разные украшения в коробке. Бумажные салфетки относительно отделяют их друг от друга, но, в отличие от её приёмной дочери Элисон, Миа Тейлор — не самая аккуратная женщина. Миа обладает более свободным духом, и её организационные навыки и работа по дому отражают эти черты.
— Мне нравится иметь их в избытке, — доверительно сообщает Миа, улыбаясь Касс и сдувая выбившийся локон с лица. Миа поворачивается к дереву и вешает стеклянного дельфинчика на верхнюю ветку. — Мне нравится иметь возможность выбирать любимчиков… разных любимчиков, понимаешь? Разных из года в год. Если у меня их слишком много, мне не приходится вешать все. Вот почему я также постоянно покупаю новые. Это даёт нам больше выбора, вне зависимости от размера ёлки…
В отличие от многих детей, Касс не игнорирует слова Миа.
Балидор видит, как маленькая девочка с синяком на лице обдумывает эти слова, прервав своё рассматривание игрушек, чтобы хмуро покоситься на ёлку.
Глянув обратно на коробку, она пристально изучает её, и вот Балидор подмечает тот самый момент, когда её глаза загораются.
Как только это случается, Касс наклоняется вперёд и достаёт зазубренное украшение из металла, которое сияет медным цветом в свете полуденного солнца, льющемся через окна.
— Мне нравится вот это, — объявляет она.
Миа с улыбкой переводит взгляд на неё.
Увидев украшение, она одобрительно кивает.
— Одно из моих любимых, — говорит она.
— Что это? — спрашивает Касс, поднимая взгляд.
— Я не знаю, — Миа смеётся. — Отец Элли нашёл его в Азии, — она снова сдувает со лба назойливую прядку волос. — Это символ видящих. Или тибетский? Не знаю.
Касс теперь держит его обеими ладошками, осторожно, как древний артефакт.
— Мне нравится.
Миа кивает, проницательно наблюдая за опущенной головой Касс. Когда та поднимает взгляд, Миа улыбается и нежно говорит:
— Повесь его на ёлку, милая.
Она ласково гладит маленькую девочку по прямым чёрным волосам.
Балидор замечает, что она делает это аккуратно, из-за синяка на лице понимая, что там могут быть и другие ушибы, которых она не видит.
Балидор наблюдает за Касс, когда та вешает плоское металлическое изображение старого символа меча и солнца видящих на самую верхнюю ветку, до которой только может дотянуться.
Та боль в его груди усиливается…
Глава 4
Узнать последним
— Где ты был, брат?
Он вырвался из места, в которое отправились его мысли.
Он осознал, что задумался о той последней сессии.
На некотором уровне он мыслями вернулся к Касс.
Покраснев, он повернулся лицом к женщине-видящей, находившейся перед ним сейчас.
По её лицу он понимал — она знает, что он отсутствовал в эти несколько секунд.
Судя по её лицу, она даже может знать, куда отправился его разум и aleimi.
Ярли, та самая стоявшая перед ним женщина-видящая, хмуро смотрела на него. При этом она сморщила нос и скрестила худые мускулистые руки на груди.
— Забудь, — произнесла она с отвращением в голосе. — Я знаю, где ты был. Я знаю, где ты наверняка находился бы до сих пор, если бы имел возможность. И я бы не хотела, чтобы ты опять перечислял мне каждое другое место, которое ты посещал этим вечером, но опускал то, которое заставляет твой свет наполовину покидать тело.
Уставившись на него теперь уже с нескрываемым отвращением, она добавила:
— Твой свет даже сейчас ищет её. Ты даже сейчас предпочёл бы трахать светом эту злобную сучку. Вот почему ты такой тихий… не так ли, почтенный Адипан Балидор?
Тут Балидор невольно напрягся.
Дело не в явном сарказме в её голосе.
Дело даже не в последних её словах, которые прозвучали холоднее всего.
Бросив на стул у двери бронежилет, который он только что снял, Балидор повернулся к ней лицом. На нём по-прежнему была кобура с оружием, которую он всегда носил на работе, по крайней мере, вне резервуара.
— Я никогда не врал тебе, Ярли, — жёстко сказал он. — Ни разу.
— Ты врёшь себе, брат. Это ещё хуже.
— А может, ты просто сочиняешь свои собственные истории о том, где я, — отрывисто ответил он. — И что это значит. Возможно, твои истории порождены ещё большим заблуждением, чем мои.
Она уставилась на него, и её тёмные глаза становились ещё холоднее, ещё отстранённее.
— Ты говоришь мне такое? — тихо спросила она. — Даже сейчас? Когда я только что застала тебя с ней в твоём свете и разуме… и прямо передо мной?
— Ты знаешь, что я работаю с ней. Ты знаешь, что временами это захватывает меня…
— Gaos! — её злость полыхнула, заставляя его вздрогнуть. — Ты совсем заврался, брат! Как ты можешь вынести вкус этих слов на своём языке? Честно, Балидор, я не могу решить, то ли ты сам идиот, то ли ты просто считаешь идиоткой меня.
