Несколько долгих секунд ни один из них не говорил ни слова.
Балидор чувствовал себя так, точно он переступил порог каюты и оказался на боксёрском ринге.
Часть его разума и света настороженно кружила вокруг неё даже сейчас, воспринимая скорее как оппонента, нежели как ту, с кем он делил постель несколько лет.
Более того, сегодня вечером её слова ранили глубже обычного.
Он знал, что его свет открыт после сессии с Касс, но дело не только в этом.
Сегодня вечером Ярли старалась причинить ему боль.
Это также было относительно новым для них.
И всё же он чувствовал обиду, которая руководила её желанием осудить его.
Он буквально видел обиду и злость, сочившиеся из её света.
Как только это отложилось в сознании, его накрыло чувством вины. Балидор знал, что она ему больше не доверяла. Она больше не чувствовала, что их отношения в безопасности, не считала, что он с ней откровенен, и он прекрасно понимал причины, почему так происходит. Он просто не имел понятия, как это исправить.
Может, чтобы успокоиться (или дать ей время успокоиться; или выиграть себе время на раздумья; или какое-то сочетание вышеперечисленного), он поймал себя на том, что осматривает небольшую корабельную каюту, которую они делили.
Стены армейских зелёных и серых оттенков смягчались ткаными гобеленами, большинство из которых принадлежало Ярли и изображало различных существ пантеона видящих, хотя у неё также осталось несколько индейских гобеленов с того периода, когда она жила в Соединённых Штатах.
Ковры, застилавшие пол, аналогично принадлежали в основном ей.
Судя по состоянию комнаты, она ждала его.
Балидор чувствовал запах травяного чая, увидел планшет с открытой книгой на кровати, которая по-прежнему оставалась заправленной, хотя верхнее покрывало, сшитое Ярли собственноручно, примялось.
То, как их коллекция небольших подушек была уложена возле изогнутого изголовья, указывало на то, что она некоторое время сидела на кровати и читала.
Она ждала его.
Подметив это всё, Балидор выдохнул и перевёл взгляд на её лицо.
Он посмотрел на неё ещё несколько секунд.
Затем, обдумав свои слова, он поднял ладонь в примирительном жесте. Сделав это, он постарался контролировать свой свет, зная, что время позднее, что он устал, и она тоже наверняка устала… особенно если она бодрствовала всё это время, гадая, где он и что делает, а также всё сильнее злясь из-за его отсутствия.
Им обоим нужно выспаться перед этим разговором.
К сожалению, то, что он ощущал в свете Ярли, говорило ему, что едва ли это удастся отложить на другое время или другой день.
Она явно хотела затеять эту конфронтацию с ним прямо сейчас.
Она бодрствовала большую часть ночи по этой самой причине.
— Прости, — сказал он сдержанным тоном. — Ты уже знаешь, что я был с Касс. Ты знаешь, что это причина моей поглощённости собственными мыслями. Мы добились малого прогресса… как обычно. Меня это раздражает.
Выражение лица Ярли и её поза не изменились.
Ну, они не изменились кардинально.
Но Балидор заметил, что напряжение в её губах немножко смягчилось.
Заряд в её свете приглушился ровно настолько, чтобы он понял — она услышала его и хотя бы пытается принять предложение мира. И всё же по её свету он чувствовал, что она не удовлетворена его словами.
Более того, они не ослабили истинный источник её злости.
— Что, если я действительно им скажу? — холодно спросила она. — Что бы ты сделал, Балидор? Ты бы порвал со мной, вырезал меня из своей жизни, если бы я рассказала остальным о тебе и твоей драгоценной Кассандре?
Когда он промолчал, она заново скрестила руки на груди и стиснула зубы.
— И что бы ты сделал, брат… после того, как я им скажу? — произнесла она ледяным тоном. — Мне интересно, ты бы прислушался к кому-то из них? К Врегу? К Джону? К Тарси? К Мечу? К Элисон Мосту? Или ты бы просто уворачивался, юлил и врал им, как мне?
Балидор вновь постарался сдержать свой свет.
Он знал, что не стоит на это отвечать.
Он знал, что не стоит, но не сумел сдержаться.
— Ты угрожаешь мне, сестра? — спросил он после затянувшейся паузы.
Её скрещённые руки крепче сжались, стискивая её рёбра.
— Я просто задаюсь вопросом, может, это единственный способ остановить данное безумие, — сказала Ярли, поджимая губы. Она выпятила подбородок. — Это заставило бы тебя наконец-то остановиться, рассмотреть какую-либо другую точку зрения помимо той, на которой зациклился ты?
Она стояла там, явно не ожидая ответа.
Балидор испытывал искушение всё равно дать ей этот ответ.
Она продолжила прежде, чем он успел это сделать.
— Я искренне задаюсь этим вопросом, брат, — сказала она, и её слова по-прежнему оставались спокойными, но теперь ещё и наполненными явным презрением. — Очевидно, что мои слова не имеют никакого веса. Ты предельно ясно дал понять, что мои чувства здесь несущественны. Ты не прислушиваешься к голосу рассудка…
Он прищёлкнул языком, невольно теряя терпение.
— Ярли…
— Ты трахаешь её, брат? — холодно поинтересовалась Ярли. Помедлив, она всмотрелась в его глаза, по-прежнему демонстративно выпячивая подбородок. — Или мне надо спросить… ты ещё не трахаешь её? Ты ещё не уговорил себя переступить эту черту, брат?
Это выбило Балидора из колеи.
Он побелел, уставившись на неё.
— Что? Di'lanlente a' guete. Ты же не серьёзно…
— Я абсолютно серьёзно, — перебила Ярли. — И ты знаешь, что у меня есть все основания задавать этот вопрос. Если бы ты не был так занят игрой за обе стороны собственного разума…
— Это нелепо. Более того, это оскорбительно…
— Ты трахаешь её или нет? Ты собираешься отвечать? — в её тёмных глазах полыхнула злость. — Я уже слышу оправдания, брат. Я слышу, как ты говоришь себе, что это ради дела, ради устава Адипана… что это единственный способ, который приходит тебе на ум, чтобы вынудить её взаимодействовать с твоим светом.
Встретив его безмолвный взгляд, она открыто фыркнула.
— Посмотри на себя, — она презрительно указала ладонью вверх и вниз на его тело. — Посмотри, каким оскорблённым ты притворяешься. Как будто эта мысль ещё не приходила тебе в голову. Я так понимаю, теперь это всего лишь вопрос времени. Оправдание уже там, живёт в твоём свете. Ты лишь ищешь повод, чтобы действовать… при условии, что ты ещё не начал действовать.
Балидор продолжал смотреть на неё.
Затем, наблюдая, как она смотрит на него в ответ, он почувствовал, как что-то в нём внезапно переключилось.
Может, это назревало уже некоторое время.
Может, он знал, что его работа с Касс приведёт к этому. Может, он цеплялся за это дольше, чем признавался самому себе, по причинам, не совсем ясным даже ему самому.
Может, он делал это, чтобы защитить себя именно от того, в чём его обвиняла Ярли.
В любом случае, он почувствовал, что отпускает это.
Какая-то часть его решила, что с него довольно.
С него реально довольно.
Какая-то часть его по-настоящему устала от этого.
— Я тоже устала от этого, брат, — жёстко произнесла она. — Очень устала.
Балидор щёлкнул языком, крепче сжимая щиты вокруг своего света.
— Ты разрушаешь нас, — обвинил он. — Ты делаешь это.
Она издала невесёлый звук.
— Разве я?
— Ты! — рявкнул он. — Твой отказ принять это. Твой отказ говорить со мной об этом по-взрослому, а не вечно наезжать на меня с обвинениями и злостью. Твой отказ выслушать меня, когда я рассказываю тебе, что я делаю… и почему я делаю то, что я делаю. Ты либо доверяешь мне, либо нет. Ты либо любишь меня, либо…
— Не люблю, — холодно сказала Ярли.
Балидор напрягся, глядя на неё.
— Это должно быть смешно? — сказал он, когда её выражение не изменилось.
— Ни капельки, брат.
— То есть, доверия нет? Любви нет?
Она уставилась на него, и её тёмные глаза выражали почти изумление.
