– Кровь сладкая, – блаженно улыбнулся Сайрон. – И я пью ни ради забавы, – мрачно добавил он.
– Знаю, – кивнул Дес. – Потому что никак не желаешь сдохнуть.
– Я не готов, – притворно вздохнул он. – Но суть не в этом. Кто-то… ворует… трупы. Свежие. Меня это волнует.
– Попахивает ритуалами, – флегматично заметил Дес, погружая в рот очередной кусок говядины. – Сивилу ты сожрал ещё три года назад, но кажется, последователи остались. Может, снова хотят возродить сущность Бога Сурта?
Сайрон подпёр щёку кулаком.
– Разберись.
– У тебя есть инквизиторы, – бесстрастно отозвался Дес. – Я не обязан гоняться за ведьмами, лишь «чистить» за тобой. Забыл?
Демон устало потёр глаза.
– Они будут год искать, пока у меня всё кладбище не перетаскают. К тому же… ты же не хочешь встретиться с собственным отцом?
Дес замер и шумно выдохнул через нос.
… под ногами сгущалась тьма.
– Сурт мне не отец.
– Но твой создатель, разве это не одно и то же? – парировал демон. – Если его возродят – на земле начнётся хаос. Ну хуже того, их которого мы бежали. Хочешь снова вернуться в Бездну?
– Хорошо, – произнёс Дес и продолжил есть. – Я займусь этим прямо сейчас, – быстро доел, взмахнул рукой и исчез в густом тумане…
На кладбище было тихо. Дес без труда вошёл за ворота незамеченным, потому что стража дремала. Неудивительно, что трупы продолжают воровать.
Опустился на корточки возле могилы, которую недавно откопали и принюхался. Никаких посторонних запахов не ощущалось. Пришлось пройтись по всем могилам, из которых своровали покойников.
… на кресте пронзительно каркнул ворон.
Дес оскалился, в темноте призрачно сверкнули его жёлтые глаза, спугивая шумную птицу.
Преступники хорошо постарались скрыть следы, но Дес всегда проявлял настойчивость. Он не поленился проверить за пределами кладбища, каждый куст и камень, пока не нашёл тонкий волос, зацепившейся за ветку. Человеческий чёрный волос пах ладаном и тонким ароматом разложения…
В поместье вернулся глубокой ночью и первым делом отправился в сад. Прижался ладонями к стеклу, ощущая, как в крови разливается тепло, даруя умиротворение.
Девчонка установила лампы, которые просила, поменяла грунт… Если сад в скором времени оживёт, это будет настоящим чудом…
Особняк встретил чистотой и свежестью.
Дес неприязненно поморщился и пошёл на мерзкий запах человеческой еды. В жаровне стоял горшок с белым месивом. Скривившись, выключил и захлопнул металлическую дверцу печи.
… девчонка спала, сидя за столом. Положила голову на руки и даже не шелохнулась от громкого звука. Её лицо казалось бледнее обычного. На руках виднелись свежие порезы и царапины.
Дес развернулся и направился к лестнице, с каждой секундой всё больше ощущая, как его раздражают перемены и чужое присутствие в его логове. Раздражает тепло и запахи…
Почти дошёл до дверей своей комнаты, как вдруг замер, задумавшись.
«Человек слаб, легко может заболеть…» – развернулся и, растворившись во тьме, оказался перед девчонкой. Снял свой камзол, накинул его ей на плечи и развёл в гостиной камин, чтобы тепло от него шло в кухню. И только оказавший в тёмной комнате, исписанной мёртвыми символами, за высокими резными дверями, смог выдохнуть.
Непроницаемая темнота успокаивала, помогала заснуть. Дес лёг на пол, прижавшись спиной к стене и подтянул к себе колени. Символы не позволяли тьме вырваться, пока он спит. Не позволяли ей завладеть разумом…
***
Проснулась на этот раз не от лютого холода, а оттого, что всё тело затекло. Особенно шея и руки. Я просто не чувствовала их, а когда мышцы одновременно пронзили тысячи игл, чуть не застонала.
Как я могла заснуть?
– Моя каша! – испуганно соскочила со стула, позабыв о том, что руки онемели и бросилась к печи жаровни. Она была холодной. Каша не пригорела.
Облегчённо выдохнула и вдруг замерла.
А кто тогда её выключил, если я уснула?
Покосилась на лестницу, ведущую на второй этаж и сглотнула. «Пёс» уже вернулся?
Повернулась, чтобы поставить чайник и заметила на плечах песчаного цвета камзол. Не мой… и в доме подозрительно тепло. Словно кто-то разжёг в гостиной камин…
На лестнице раздались шаги.
«Пёс» выглядел, как и всегда. Бесстрастный, равнодушный, опасный. По нему никогда не скажешь, устал он или нет, о чём думает.
– Эм… я сейчас схожу в уборную и накрою на стол. Позавтракаем?
«Пёс» остановился и едва заметно поморщился.
– Я схожу в сад, а потом… нам нужно в город. Тебе за платьем.
– А завтрак? – подозрительно спросила. – Или вы… совсем ничего, кроме мяса не едите?
– «Ты»… обращайся ко мне на «ты», так проще, – отозвался он, намереваясь пройти мимо.
– Попробуй хотя бы гуляш, – выкрикнула я вслед. – Там есть мясо, я полночи готовила.
– Я не просил об этом, – холодно отозвался этот «пёс».
– Знаю, – упрямо поджала губы. – Но составь мне компанию, пожалуйста. Я люблю тишину, но не настолько. От одиночества и с ума сойти можно.
Мне послышалось или «пёс» обречённо вздохнул? Как бы там не было, он вымыл руки и послушно сел за стол, с таким видом, словно готовится к сражению.
Подавила смешок и принялась разогревать гуляш.
– Попробуй, – произнесла я, ставя горшочек с гуляшом перед Дестином. – Можешь овощи не есть.
– Я и так не собирался, – безэмоционально произнёс он и настороженно понюхал исходящий от блюда аромат. – Слишком много специй, – констатировал сухо.
– Ладно, в другой раз добавлю меньше, – покладисто согласилась.
– Тебе не обязательно пытаться мне угодить, – произнёс он и, взяв в руку вилку, недоверчиво ковырнул кусочек мяса.
– Я лишь пытаюсь наладить подобие нормальных отношений, – сдержанно парировала я и начала есть кашу. – Я человек и испытываю чувства, потребность в общении. Если жить в постоянном напряжении, так и умереть недолго. Но я не собираюсь навязываться и быть назойливой.
– Надеюсь на это, – равнодушно отозвался мой почти муж и погрузил в рот кусочек гуляша.
Вот ведь… как можно быть таким невозмутимым, невыносимым и… не знаю. Смотришь в его янтарные хищные глаза и ощущаешь не только опасность, нечеловеческую силу, но и безумное притяжение. Некое очарование. Я постоянно покрываюсь мурашками в его присутствии и ощущаю, как часто замирает сердце.
– Мясо сочное, но совершенно потеряло свой вкус, – вынес вердикт «пёс» и отодвинул от себя горшочек.
Отложила вилку и вздохнула.
– Может, попробуешь кашу? Если ты постоянно ешь только мясо, то не можешь знать, какая на вкус другая еда, – заметила я, осторожно протягивая ко рту Дестина ложку с молочным рисом. – Давай, одну ложечку…
– Только не говори «за маму», – мрачно произнёс он, а я рассмеялась.
– Не знала, что ты умеешь шутить. Давай. Всего одну…
Дестин шумно втянул воздух носом и предельно аккуратно попробовал рис.
– Ну? – замирая, поинтересовалась я.
Он проглотил и вытер губы салфеткой.
– Ступай в сад, проверь цветы. Потом поедем в город, – поднялся из-за стола и направился к лестнице.
Вот… упрямая пси… упрямый какой! Ну ничего, от моей каши ещё никто так просто не уходил…
Быстро доела, убрала со стола, помыла посуду и отправилась включать лампы и поливать розы…
Розы медленно оживали. Уже заметен результат, хоть пока и вялый. Не скажу, что «пёс» совсем уж неправильно за ними ухаживал. Возможно погибло бы несколько сортов, но не все. Значит дело, и правда, в его чудовищной энергетике?
Переодевшись в прогулочное платье из плотного жаккарда и, нехотя, надев на голову бежевую шляпку с лентами, спустилась в гостиную.
Дестин сидел в кресле-качалке, отталкиваясь от пола одной ногой. Его глаза были прикрыты, а лицо казалось умиротворённым. На секунду я залюбовалась им. Красивый… Мужественный. Но стоило ему распахнуть веки, как всё наваждение развеялось.
