Но затем я представила, как моя рука сжимает руку Ашика, и как мы возвращаемся к нему домой. На этот раз из моих глаз потекли слёзы облегчения. Наконец-то пришло моё время.
Когда я проснулась, вокруг раздавалась болтовня сестёр и крики дворцовых петухов, поющих свою песню солнцу. Слуги отправляли детей на рынок и приветствовали друг друга на улицах. Раздавался звон металла о металл — ковали железо. Глиняный кувшин со сладким чаем из шалфея стоял рядом с моим тюфяком вместе с тарелкой, на которой лежала огромная лепешка. Я села и поставила еду и напиток на колени.
Увидев, что я встала, Рахима подошла ко мне.
— Рассказывай, — воодушевленно сказала она.
Я не хотела, чтобы они знали. Пока. Я сделала глоток чая, чтобы скрыть свою радость.
— Он был добр ко мне, — я жестом указала на еду и напиток. — Спасибо.
Рахима выжидательно уставилась на меня.
— Он не сделал мне больно. Я знаю, что ты спросишь об этом. Мы долго говорили. Он рассказал мне о своём доме, а я рассказала ему о своём.
— Другие жены?
— Две, — заговорщически добавила я. — Хотя по нему не скажешь.
Рахима хихикнула, и мне стало тепло от этого звука.
— Думаешь, он снова попросит тебя?
Её брови взмыли вверх. Гость мог использовать три ночи при дворе на своё усмотрение: провести их с одной и той же ахирой, пригласить другую ахиру или спать в одиночестве.
Я посмотрела на свои руки, вспомнив угрозу отца и обещание, данное Ашиком.
— Я не знаю…
— Он тебе понравился.
— Да.
Я откусила хлеб. Он показался мне хорошим человеком, и самое главное, он собирался стать моим освобождением из дворца.
— Тогда, мы можем надеяться.
В её возрасте я тоже была оптимистичной и видела только обещание блестящей любви.
Хотя Рахима и родилась через шесть лет после меня от другой матери, я очень её оберегала. Она мечтала стать женой и заставить нашего отца гордиться ей. Она проводила вечера за обсуждением вышивки и украшений на своём свадебном хиджабе, и то, как она собиралась танцевать для своего мужа в свою первую ночь в новом доме, и как она собиралась заботиться о нём. Её мечты очень отличались от моих, но они делали её счастливой. Я знала, что благодаря своей искренности и чистоте, она вскоре выйдет замуж, и я боялась, что не увижу мужчину, который выберет её.
— Как мама? — Тави села рядом со мной, сразу же взяв мои волосы в свои руки и расчесав их своими пальцами, пока они не сделались мягкими.
Сабра задержалась, наблюдая за нами, так как тоже хотела послушать про нашу мать.
— Она переживает за меня, за всех нас — я посмотрела на своих сестёр. — Конечно, она хочет, чтобы мы вышли замуж.
Сабра фыркнула.
— Сомневаюсь, что она хоть раз думала обо мне.
Тави и Сабра были моими родными сестрами. У нас также был родной брат, который стал солдатом и которого мы видели нечасто. Сабре не повезло — она унаследовала внешность и характер нашего отца. Гости редко выбирали её, а те, кто выбирал, не находили в ней то, что искали. Если бы она не получила приглашение от гостя до дня своего двадцатитрёхлетия, её выгнали бы вон. С каждым днём она становилась всё более резкой, сердитой и отчаявшейся, словно пустыня перед дождем. Тави была единственной, кто мог находиться с ней рядом.
— Не говори так, — сказала Тави, отпустив мои волосы и повернувшись к Сабре. — Мама хочет для тебя того же, что и для всех нас.
— Она уже потеряла веру в меня. Но не в Эмель, нет. Ведь это же красавица Эмель. Когда она в последний раз приходила навестить меня? — сказала Сабра, будто её слова что-то доказывали.
Я начала покусывать ногти. Этот разговор происходил каждый раз, когда мы заговаривали о маме — я была её любимицей, потому что я была самой красивой, и мама любила Тави, потому что она была самой юной и подающей надежды, но маму совсем не интересовала Сабра, о нет.
— А когда ты последний раз приходила навестить её? — спросила я, не в силах сдержаться. — Боги, Сабра, я постоянно хожу к ней. Она любит меня не больше тебя; я просто чаще с ней вижусь. Ты сидишь тут и ждёшь, когда твои невероятные ожидания оправдаются. Так не лучше ли просто пойти и сделать что-то вместо того, чтобы жаловаться.
— Почему бы нам не сходить к ней всем вместе? — сказала Тави радостным голосом. — Можем пойти сегодня в полдень после обеда. Что скажете?
Мы с Саброй молча уставились друг на друга. Мне меньше всего хотелось проводить остатки своего времени здесь с Саброй, но моя старшая сестра кивнула и сказала:
— Маме это понравится.
Мои плечи поникли. Если она согласилась, значит, у меня не было выбора.
— Хорошая идея, Тави.
Тави снова начала расчесывать мои волосы. И точно так же как её пальцы сейчас проходили через мои волосы, счастье пронизывало каждое её слово:
— Это будет здорово. Маме нравится, когда мы собираемся вместе.
Я опять начала покусывать пальцы. Рахима наклонилась и убрала мою руку от лица.
— Ну, рассказывай, — тихо потребовала Рахима. — Что на тебе было надето?
Я была рада смене темы, и начала свой рассказ. Лица моих сестёр, покрытые капельками пота, повернулись в мою сторону.
— О, вот это я люблю больше всего! — воскликнула одна из них, когда я поделилась деталями своего туалета, который выбрала для меня Хадийя.
— Изумруды делают тебя менее яркой, — сказала Сабра, сидя на другом конце шатра.
Она притворилась, что занята своим шитьём, но периодически поднимала на меня глаза, и в этот момент её губы бормотали что-то, что я не могла расслышать.
Тави вздохнула.
— Тогда я думаю, что Ашик точно сделает предложение, — объявила Рахима, хлопнув в ладоши.
— Посмотрим, — сказала я, всё ещё бросая сердитые взгляды на Сабру.
Я сделала большой глоток чая с шалфеем и попыталась снова почувствовать то воодушевление, что я испытывала некоторое время назад. Это не составило труда, так как я поняла, что уехав из дворца, я также уеду от Сабры. Хвала Эйкабу за то, что он подарил мне Ашика.
ГЛАВА 3
Звук полуденного горна разнесся по поселению. Некоторые из моих сестёр поднялись, чтобы отправиться в дворцовую раму, где они могли помолиться Эйкабу на обожженном солнцем песке. Чем дольше они прикасались ладонями и лбами к земле, тем скорее Бог услышал бы их молитвы.
— Как насчет того, чтобы помолиться, — громко сказала Тави в спины ахирам, покинувшим шатёр, — о нашей чертовой еде. Надеюсь та, что приносит нам еду, продолжит сплетничать и дальше. Ей не мешало бы узнать, что я умираю с голоду после того, как кое-кто, — она пристально уставилась в спину одной из девушек, — съел больше, чем ей полагалось сегодня утром.
— Надеюсь, Ашик пригласит тебя снова сегодня вечером, — сказала Рахима, плеснув себе на лицо коричневатой водой из чаши, которую давно уже пора было вылить, но мы собирались пользоваться ей до тех пор, пока воздух не иссушил бы её полностью. Тогда, вероятно, нам предоставили бы новую чащу свежей воды для умывания. Ахиры могли рассчитывать на подачку со стороны отца в виде роскошной ванной только перед встречей с гостем.
— Он сказал, что возможно подождёт до третьей ночи, прежде чем примет решение, — сказала я.
Рахима выглядела настолько потрясённой моим заявление, что я сменила тему:
— Сегодня прибудет караван, есть вероятность, что прислужница сообщит нам о новом мухáми. У тебя ещё есть шансы.
Рахима задумчиво уставилась в пустоту, на её губах заиграла ленивая улыбка.
Тави застонала:
— Надеюсь, что нет. Я хочу хорошо поесть, чтобы мой живот выглядел так, словно я жду ребенка, — она выставила руки перед животом. — Не одна из цепочек не сойдется у меня на талии, если нам предстоят смотрины.
Вход в шатер откинулся. Внутрь заглянула молодая женщина.
— Девушки, сегодня ничего.
— Эйкаб услышал мои молитвы! — Тави потерла руки. — Пусть стопки хлеба там будут такие высокие, что подгорят на солнце, — она повернулась ко мне. — Подожди, Эмель. Давай сначала поедим, а потом сможем навестить маму.
