— Радуешься? — Агнесс, как и ожидалось, не могла смолчать. — Теперь вся округа годами будет судачить о нас. Тебе-то что, уехала и забыла. Ты Хильде в глаза посмотри! Ты ей своей судьбы желаешь?!
— Не смей! — Я, конечно, ожидала скандала, но такое оскорбление — это даже для Агнесс — перебор.
— Чего не сметь?! — Агнесс, кажется, совсем отпустила вожжи и остановить ее уже не могло ничто. — Мы тебя кормили, одевали, дрова на тебя переводили. А ты у моих девочек будущее украла! Я-то думала, ты по лесам да лугам просто так шляешься, а ты, видать, нашла там кого-то, кто тебе женихов прислал!
— Мама! — Тут уже вмешалась Хильде, — А что ей было делать? Да ты посмотри на нее, на такую мужик только после королевского приказа и позарится!
— А ты вообще молчи! — Тут уже не сдержалась я. И впервые в жизни я позволила себе постоять за себя. — Ты бы от матери чего хорошего подсмотрела, вон, она у тебя рукодельница, каких поискать, а ты только и научилась, что по чужим сундукам шарить.
— Да как ты смеешь мою дочь воровкой обзывать?! — Рука у Агнесс всегда была тяжелая, это я усвоила еще с детства. Но при матери она хоть чуть-чуть сдерживалась, а потом я просто старалась поменьше попадаться ей под горячую руку. Теперь же, похоже, я выбрала самый неудачный момент, чтобы открыть рот.
Конечно, я пыталась защищаться, но против двух обозленных баб не выдержал бы никто. Быть мне битой! — поняла я, когда скулу обожгло болью. Однако, в следующий момент я почувствовала, как чьи-то руки оттаскивают от меня Агнесс. Опомнившись, я увидела Виллема, который стоял надо мной. Агнесс стояла, прижавшись к стене напротив, а рядом с ней сидела на полу Хильде, прижимая руку к щеке.
— Прекратить! — Голос брата звучал так грозно, словно на поле боя. — Вы и так опозорили нас сегодня на всю околицу. А ты, — он указал на Хильде, — Со двора ни ногой, пока не найду тебе жениха. САМ найду, потому что ты, дура, теперь распоследнему оруженосцу не нужна. Мало того, что мать Герберта все охочим рассказывает, как ты за ее сыном — чужим женихом — бегала, а ведь она вас с Агнесс предупреждала… Так посудачили бы и успокоились, а теперь вся околица уже до вечера знать будет, что у меня дочь — лентяйка (в пятнадцать лет с пустым сундуком) да еще и воровка!
Хильде разрыдалась и пулей вылетела из комнаты. Агнесс дернулась было, но Виллем напустился теперь уже на нее.
— А тебе, я смотрю, я много воли дал! Дома творишь, что хочешь, так еще и в мужские разговоры поперед мужа влезать стала. Совсем с ума сошла, с господином бургманом спорить? Иди за своей дочкой, поучи тому, чему ты ее за пятнадцать лет не научила!
Когда Агнесс вышла из комнаты, я тихо перевела дух. Мне казалось, что гроза миновала и я в этот раз еще легко отделалась. Но разошедшийся Виллем взялся теперь и за меня.
— Трауте, за что ты так с нами? Ну, пропала там тряпка-другая, так надо такой балаган устраивать, чтобы всю семью позорить? Можно же было промолчать, сказала бы потом мне, так мы бы по-родственному разобрались. Все-таки, не чужие люди. Тут уж как ни суди, а права Агнесс: мы тебя кормили, поили, а ты отплатила черной неблагодарностью.
— По-родственному?! Это когда твоя Агнесс мать из дома выгнала, ты тогда тоже «по-родственному» разобрался? — Наверное, не было самым разумным делом, ругаться с и так разозленным мужиком, но обида захлестнула меня, лишая остатков разума. — Сколько же ты меня кормил, а, братец? И полутора лет не прошло, как ты этому поместью хозяином стал, а до этого я не у тебя, я у родного отца в доме жила. А и эти полтора года ты только молчишь, словно в своем доме — не хозяин. Да мы с Ирмгард работаем, словно девки-поселянки: и дрова таскаем, и котлы моем, и шиповник обрываем. А еще штопаем, шьем, прядем… и все не себе. А ты знаешь, что мне твоя жена за полтора года клочка тряпки на юбку не дала, из приданого доставать пришлось! Это ты называешь, «договориться по-родственному?!»
Не знаю, чем бы все закончилось, если бы Виллем успел опомниться, но в комнату влетели взмыленные Айко, Хайко и господин Арвид. Оказывается, мой маленький дружок, только заслышав драку, ласточкой кинулся за старшим братом. Уж не знаю, какого шуму он наделал в трактире, но помощь привел. Видимо, вид после драки у меня был тот еще, потому что увидев мои слезы, господин Арвид молча схватился за меч. Только тут до меня дошло, что, в отсутствии склочниц, он мог подумать на брата.
— Это не он! Это не он! Это золовка с дочкой! — Лихорадочно повторяла я, повиснув на локте еще одного кандидата в женихи. Да что там, на локте жениха. Моего жениха, который не постеснялся моих оцарапанных рук и загорелого носа, который прилетел на помощь и теперь хватается за меч, готовый устроить поединок прямо в доме… С другой стороны Хайко пытался удержать Виллема.
— Айко, воды! — крикнул старший племянник. Мелкий, не будь дурак, схватил со стола кувшин с пивом и плеснул прямо на Виллема. Конечно, с водой получилось бы лучше, но и пиво помогло. Только теперь опомнившись, Виллем посмотрел на разгром, потом на сыновей, на меня, намертво вцепившуюся в Арвида… плюнул прямо на пол вышел. Арвид дышал тяжело сквозь зубы, словно внутри у него все кипело. Я машинально поглаживала его локоть, боясь отпустить. Так мы и стояли еще несколько минут, потом он осторожно отцепил мои пальцы от рукава. Погладил по щеке (скулу снова свело от боли), осторожно заправил под чепец прядь волос, а потом сказал только.
— Никогда так больше не делай! — И тоже вышел.
— Ты, тетушка, совсем ненормальная! — То ли с восторгом, то ли с осуждением покачал головой Айко. — Разве ж можно рыцаря за локти хватать?! Меня бы Хайко знаешь как выпорол, если бы я на службе такое учудил.
— Я тебя и так сейчас выпорю, за длинный язык. — Проворчал Хайко, обессилено опускаясь на стул и вытирая лицо первой попавшейся тряпкой. — Обошлось, и хвала Творцу! Пойди лучше вели телегу запрячь. А ты, тетя Трауте, собирай свои вещи, отвезу тебя к Хельге с бабушкой. Тут мать тебе жизни не даст.
— Ну куда мне к Хельге, Хайко, — Попыталась урезонить его я. — Нельзя мне к ней. У нее семья, дети. Еще и бабушка ваша. А что Якоб ей скажет? Да и где нам всем там размещаться, у них же не поместье, а только дом.
— Не знаю, что ей Якоб скажет. А я тебе скажу, что тут тебя до свадьбы со свету сживут. Из-за тебя отец первый раз на моей памяти на мать голос повысил, думаешь, она тебе просит? И Хильде еще, а я ее жалел дуру. Она сама себе напридумывала сказок, а теперь все вокруг виноваты, что не сбылось.
— Она не всех винит, а только меня…
— Да ну… Можно подумать, что не будь твоей свадьбы, что-то бы поменялось. Про то, что за тобой приданое давать надо, мы только сегодня узнали, а Герберта его родители еще зимой просватали. Им же не сундук, им деньги нужны были, овцы или что там еще.
Я только вздохнула. Это Хайко еще по молодости лет не помнит, как Ирмгард Анну из поместья провожала после того, как та приезжала за Готой. Если бы хоть половина ее проклятий сбылась, не жить бы Анне на свете. Но не зря мать говорила, что у Ирмы язык — помело. Шуму много, а толку нет. И, все-таки, ссориться еще и с Ирмгард мне сегодня совсем не по силам. Во всем Хайко прав, а только деваться мне некуда. Хотя, как же некуда?! Не зря, видимо, господин бургман меня приглашал до самой свадьбы у них погостить, он же тоже видел, как кипела Агнесс. А какая из Виллема защита, это вся околица знает, если уж при нем родную мать из дома выгнали.
— Хайко, выноси сундук. — Решилась я. Если уж не пустят, тогда и пойду мужу племянницы в ноги кланяться. — А я остальное соберу.
— Только ты быстро, пока опять шум не подняли.
Из дома я уходила, чувствуя себя воровкой, хотя увозила только свое: сундук с приданым да небольшой узелок с повседневной одеждой. К моему удивлению, никто из хозяев на нас внимания не обратил, все были слишком заняты собой. А поселяне не увидели ничего особенного в том, что молодой господин с теткой собрался куда-то вечером. Мало ли дел бывает у господ, если в каждое нос совать, скоро без носа останешься.
