— А ты уже выгоняешь? — разламывая печенье, спросил Дэймос с улыбкой.
Старая нянечка бросила взгляд на магистров, те сделали вид, что взгляда не заметили и вдруг заинтересовались камином. Ничего не понимающая Николетт на несколько секунд осталась за столом в компании Дэймоса и, смертельно побледнев, поспешила полюбоваться причудливым узором и каменной кладкой камина.
— Ты же знаешь, тебе нельзя тут появляться, — наклонившись, зашептала Поппи. — Что мы будем делать, если в столице прознают?
— До столицы несколько недель пути…
— Всего шесть дней, если на поезде. — Нервно перебирая платок, она бросила взгляд на молодых людей у камина. — Стоит ли так рисковать? Ради чего? Ради срама? Разрушенного дома и падчерицы?
— Разве ты не рада моему приезду? — стараясь сгладить ситуацию, мягко спросил Дэймос.
— Рада, да только мне мог и написать.
— Все мои письма вскрывают и читают, ты же знаешь.
— Знаю, — буркнула она, опустив взгляд на измятый платок, и раздраженно отбросила его в соседнее кресло. — Пусть лучше эта вертихвостка и дальше держит меня в чёрном теле, чем я узнаю, что из-за глупой прихоти ты оказался в петле.
— Меня не повесят, — легко отмахнулся Дэймос. — Запрут в очередной лаборатории или в клинике, вроде той, что построили за городом.
Поппи бросила на него взгляд, который можно было бы назвать злым, если бы не страх и паника, плескавшиеся в глубине светлых глаз. Наклонившись, он погладил бледные руки старухи.
— Я слышала, Александр Кайт отправился на свидание к Луне, — тихо, грустно произнесла она.
— Тело его не нашли. Да и проклятия на месте пожара не было.
— Это ещё хуже, ты же знаешь, — совсем тихо закончила она, повесив голову. — Подожди здесь.
Поднявшись, нянечка тяжёлыми шагами покинула комнату. Сгорбившись и поникнув, вновь превратившись в древнюю старуху.
Магистры и Николетт, неуверенно переглядываясь, вернулись за стол и завели беседу на отвлечённую тему. Фиар рассказал, где они провели утро, и Николетт, вмиг посерев, едва не лишилась чувств. Машинально Дэймос протянул руку, не давая ей упасть, и девушка, словно ужаленная, подскочила на ноги. Извинившись, унеслась прочь.
— Я сделал что-то не так? — удивлённо поглядывая на сестру, спросил Фиар.
Та устало вздохнула.
— Матушка грозилась сдать её в лечебницу, если не перестанет отвергать женихов, — с непроницаемым лицом отозвалась она, поставив чашку, и поднялась. — Пойду побуду с ней.
Девушка покинула комнату, затворив двери, мужчины растерянно переглянулись.
— Кстати! — взяв ладонь Дэймоса, Фиар постучал по ней, нарисовал квадрат и вновь постучал. — Старик в клинике несколько раз сделал это, и как мне показалось, с каким-то умыслом. Хотя, возможно, это какой-то неосознанный жест, после двух операций его мозги больше похоже на кашу, чем на систему, способную к осознанной и слаженной работе.
Вошедшая Поппи избавила Дэймоса от необходимости отвечать. Она принесла маленький ключик, каким запирают шкатулки.
— Рой передал незадолго до того, как… — не договорив, она прижала к лицу платок.
Фиар пил чай и изо всех сил делал вид, что его тут нет. Будь Чёрный Волк жив, непременно попытался бы завербовать такой талант.
— Предлагаю почистить деревянные панели и камин, — заговорил Дэймос, пряча ключ во внутреннем кармане. — На сегодня этого будет достаточно.
Глава 6
После того как старик Кайт вытащил Дэймоса из лечебницы, куда его поместили за подрывную деятельность, лечебница ещё долго приходила к нему во снах. В удушливых, жарких кошмарах.
Лёжа в постели, Дэймос вглядывался в темноту за окном, старательно прогоняя сон. Тесная вонючая палата осталась далеко позади, но сейчас казалась подкравшимся хищником. В любой миг стены спальни могли оказаться пропитанным мочой и рвотой матрасом, а одеяло смирительной рубашкой. Невольно вздрогнув, Дэймос потёр плечи. Руки никак не желали лежать спокойно, каждые несколько секунд проверяя, свободны ли они.
Потому, когда в атмосфере столь сильной нервозности скрипнула дверь, он машинально схватился за пистолет ещё до того, как сумел разглядеть ночного гостя. Не двигаясь, он следил за тенью. Будь это кто-то из Заклеймённых, едва ли ему посчастливилось бы увидеть своего убийцу.
Свет Луринатти высеребрил ночную рубашку гостьи. Тонкая, маленькая ступня, белая на фоне тёмных досок пола, ступила в комнату.
— Ты всегда спал очень чутко, — тихим, мягким голосом заметила Майра. — Папа считал, что чутко спят те, у кого совесть нечиста.
Волосы водопадом рассыпались по плечам и груди, лёгкий жест, с которым она откинула их с лица, вмиг перенёс происходящее на двадцать лет назад. Даже слова, с которыми она проникла в комнату, были те же.
Сев на край кровати, в пятно лунного света, она улыбнулась. Алый глаз Кареста, заглядывающий в окно с другой стороны комнаты, и белоликая Луринатти давали рассеянный серо-розовый свет, что скрадывал возраст гостьи. Длинные тёмные волосы укутали покатые плечи, спрятав худобу. Просторная ночная сорочка, чуть прозрачная, оставляла простор для фантазии.
Двадцать лет минуло, и теперь вместо восхищения и желания Дэймос ощущал горечь.
— Он спал так крепко, что не услышал, как смерть забрала жизни половины его семьи, — тихо отозвался он.
Или не хотел слышать. Та резня была наказанием за дурно выполненную работу, а Серый человек не из тех, кто прощает.
— Порой я думаю, что было бы, не сбеги я в ту ночь, — опустив глаза, Майра погладила плед. — Не поддайся я сладким речам соронца.
«Мы бы с тобой сейчас не разговаривали».
По-кошачьи прогнувшись, она вытянулась вдоль его ног и, словно в поисках тепла, прижалась. Высвободив из-под одеяла руку, Дэймос коснулся её пальцев. Тёплые, мягкие, нежные пальчики, такие же, как в ту, их первую ночь.
— До сих пор не верится, что я решилась на что-то подобное. А ведь нянечки просили держаться подальше от подобных мужчин.
Подобравшись ближе, положила голову ему на живот. Вздохнула.
— Хотя не думаю, что им на жизненном пути попадались такие мужчины, как ты.
Не удержавшись, он засмеялся, отчего голова женщины заходила ходуном. Поднявшись, она нависла над ним и, наклонившись, поцеловала в смеющиеся губы. Мягко перехватив её плечи, Дэймос отстранил супругу.
— Нет.
— Прошло столько лет, неужели ты до сих пор злишься? Николетт скоро выйдет замуж, и мы останемся вдвоём. Как раньше! Ты ведь тоже хочешь этого. Хочешь вернуть те годы, когда были лишь мы и море. Прогулки на корабле. Разговоры у камина, — она медленно потянула одеяло вниз и коснулась губами голой груди. — Другие не менее интересные вещи.
— Эти воспоминания занимают особе место в моей памяти, — наблюдая, как она, спускаясь всё ниже, добралась до живота, он вздохнул. — Оттого больнее твоё предательство.
Женщина замерла. Сжалась. И тут же прижалась холодным лицом к коже на животе.
— Я была глупа! — пытаясь обнять его, зачастила Майра. — Глупа и глуха к доводам рассудка. Николетт скоро уедет, и ничто более не будет напоминать о прошлом. Возвращайся. Прошу. Мы ещё можем всё исправить.
— Я бы принял ребёнка, пусть и не от меня, но не сговора за моей спиной. — Взяв за плечи, Дэймос решительно отстранил женщину, не позволяя себя обнять, и выбрался из кровати.
Злости он не чувствовал. Она давно перегорела, оставив пепел равнодушия. Сдёрнув рубашку со спинки стула, Дэймос принялся одеваться. Слишком хорошо он знал свою супругу, чтобы оставаться этой ночью дома. Та ожидаемо начала заливаться слезами.
— За что ты так со мной? Двадцать лет прошло, неужели я мало страдала? — С каждым новым словом голос её становился всё громче. — Что ещё я должна сделать, чтобы ты простил? Скажи! Скажи мне!
Крики, должно быть, перебудили половину дома.
На ходу застёгивая брюки, Дэймос вышел из комнаты, оставляя эту образцово-показательную истерику без внимания. На кухне его встретила Поппи, испуганно выглянув из своей комнатки.
