Сильнее смерти - Салма Кальк

и говорила всё время — ей, мол, не нравится, как Марсель на неё смотрит. Да больно она нужна, смотреть на неё! Делать ему больше нечего, можно подумать! И вот, значит, как — бери вещи и выметайся.

Вещи — это было громко сказано. Марселю позволили взять одну смену одежды — и то не самую новую, ношеную — и глиняную кружку, которую он до сих пор чудом не разбил, и то потому, что зачаровал. И он опомниться не успел, как за ним захлопнулись двери его единственного дома.

Деваться некуда, взял узел да пошёл. Куда — вариантов нет, к господину Ансельму — кому он ещё на этом свете нужен? А вот если и ему не нужен… Но эту мысль Марсель тут же прогнал.

Господин Ансельм отворил двери далеко не сразу — день был неурочный. А как увидел несчастного мальчишку на пороге — то сразу всё понял.

— Заходи и оставайся. Более того, теперь у меня нет нужды появляться здесь — отправимся в мой замок.

— В замок? У вас есть замок? — спросил Марсель сквозь слёзы.

— Конечно, — рассмеялся господин Ансельм. — У каждого порядочного колдуна есть замок, не знал?

Нет, Марсель этого не знал. Теневые пути позволяли стремительно перемещаться между хорошо известными местами, и в своём новом доме он оказался уже в обед. Ему очень понравился Зелёный замок — весь увитый плющом, оттого и Зелёный. Наставник называл его небольшим, но он был в десять, если не в двадцать раз больше его дома. Тьфу, его бывшего дома.

— А почему Симон сказал, что матушка меня где-то нагуляла? — спросил он господина Ансельма.

— Потому что твой отец — вовсе не суконщик Паскаль Бо. Когда ты родился, его уже три года не было на свете, — пожал плечами тот. — Мы встретились с твоей матушкой весной, на празднике, когда наряжают Майское древо. Под тем древом она и дала мне согласие… на ту ночь, а утром, разглядев меня, испугалась. Нас связала не любовь, как я было подумал, а лишь майское волшебство. Думаю, ей было нелегко — почтенная вдова, у которой вдруг будет дитя, но она не согласилась уйти со мной, хоть я её и звал. Её немного защищало старое поверье — что если вдова понесёт дитя после такой вот праздничной ночи, то это всё равно что оставивший её раньше срока супруг явился с таким вот подарком. Тогда я дал ей для тебя этот крест — амулет на тот случай, если в тебе всё же пробудится сила. И поселился поблизости — чтобы приглядывать за тобой.

— Значит… вы — мой отец? — изумлению Марселя не было предела.

— Верно. Я, Ансельм де Риньи, являюсь твоим отцом, и признаю тебя своим сыном, — наставник, говоря это, протянул руку над огнём и разжал пальцы, пламя взметнулось и лизнуло их. — Сейчас нужные силы услышали меня, а бумаги для его величества я сделаю.

Марселю в тот момент не было дела ни до каких бумаг, и до короля, к слову, тоже — главное то, что у него снова есть дом, ему не нужно идти, куда глаза глядят, а можно присесть, перевести дух, и нырять в новую жизнь с головой.

Новая жизнь совсем не походила на старую.

В замке господина Ансельма (Марсель так и продолжал называть его — господин Ансельм), кроме них двоих, обитали слуги — десятка четыре. Они обеспечивали их нехитрое хозяйство. На конюшне были кони — неплохие, и господин Ансельм сразу же начал учить Марселя верховой езде. В лавке коней не держали, а если нужно было куда-то ехать — договаривались с теми, у кого была повозка, так что сидеть в седле Марсель до сих пор был не обучен.

Ещё в замке поселился отставной вояка господин Руа — он учил Марселя держать в руках шпагу. Потому что, говорил господин Ансельм, магия — магией, а защитить себя нужно уметь по-всякому. Сам-то он умел, и неплохо. И теперь каждый день, в любую погоду на рассвете Марсель продирал глаза и плёлся во двор — на тренировку. Впрочем, через пару месяцев уже было не так тяжело, как поначалу, а через год он и вовсе втянулся, и день был нехорош, если по какой-то причине тренировка отменялась.

Магия тоже постепенно поддавалась — и вообще, и Марселева родная сила тоже. Он отлично ставил заслоны, недурно охотился — без применения оружия, и немного научился использовать свой дар в быту. Мог осветить путь мертвенно-синим светом, нагреть воды, наморозить льда, заморочить голову. Правда, разговорить покойника ему не удалось ни разу, господин Ансельм только вздыхал и замечал — ну, какие твои годы. Или научишься, или нет.

И так было со всем — или научишься, или нет, или возьмёшь, или не сможешь. Господин Ансельм утверждал, что Марселю не стать особо сильным магом — потому что матушка его была обычным человеком. С другой стороны, для передачи сильного дара нередко достаточно и одного из родителей… в общем, в области магии царил сплошной хаос, все принимали его, как должное, и главное было — понять, что в этом хаосе твоё, и как с ним быть — чтобы без вреда, но с пользой.

Без вреда — это было вот прямо очень важно. Научиться точно рассчитывать, сколько силы тебе сейчас понадобится. Возьмёшь мало — не сделаешь того, что нужно, возьмёшь много — не справишься с ней и помрешь от истощения. С дураками не церемонятся — так говорил господин Ансельм, особенно же — после того, как однажды на тренировке Марсель перестарался, хватанул слишком много силы, и господину Ансельму пришлось спешить на помощь и спасать ретивого отпрыска. Всплеск был столь мощным, что зацепило трёх дворовых собак и попрошайку, спавшего на солнышке под стеной замка. Марсель как увидел бездыханные тела — только рот разевал, и не мог произнести ни слова. Господин Ансельм тогда поговорил с ним жестко — видишь, что бывает? Одно дело, когда по нужде, и совсем другое, когда по небрежности. Второго быть не должно. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.

Но после того раза случился прорыв — силы прибыло столько, что Марсель не справлялся. Господин Ансельм был вынужден надеть на него новый амулет — старый крестик тоже не справлялся с потоками силы, и про него наставник сказал — сними и храни, когда-нибудь отдашь сыну.

— Сыну? — удивился Марсель.