— Понятно, — прошептала Вельмина.
Очень медленно до нее все же дошло, что зря она послушалась Тавиллу, пришла просить денег. Ей никто их не вернет. В самом деле, с чего она вообразила, что наместник будет разыскивать средства де Триолей посреди королевских счетов? Что ж… В тайнике по-прежнему есть какие-то драгоценности. Если продать часть, то этого хватит, чтобы нанять кого-нибудь и отремонтировать дом, а ещё хватит, чтобы сделать вклад, и жить на проценты… Наверное, очень скромно жить. Но ей много и не нужно.
— Я подумаю над тем, что можно сделать с вашими счетами, — вдруг сказал Ариньи, — и подумаю, как можно помочь вам с ремонтом.
— Спасибо, — прошептала Вельмина, понимая, что краснеет ещё сильнее.
— Спасибо, госпожа де Триоль, в карман не положишь, — Ариньи хмыкнул, — но, полагаю, вы придумаете, как меня отблагодарить.
Вельмине в этом померещилась некая двусмысленность, но она не стала уточнять. Решительно поднялась со стула, кивнула, обозначая поклон.
— Все равно, благодарю вас, господин Ариньи…
— Дэррин.
— Господин Ариньи, — упрямо проговорила Вельмина, поднимаясь, — простите, мне пора. Мне жаль, что я отняла ваше время.
— Всего хорошего, госпожа де Триоль, — он тоже поднялся, глядя на Вельмину с какой-то загадочной улыбкой.
И, уже вдогонку, добавил:
— Мне уже рассказали, кем был ваш муж. Вам не повезло. Но, надеюсь, скоро судьба повернется к вам совсем иной стороной.
— Мой муж был неплохим человеком, — прошептала Вельмина, — прощайте, господин Ариньи.
— До свидания, госпожа де Триоль, — неслось в спину.
***
Вельмина едва помнила, как позвала извозчика, как добралась домой. Ничего не говоря Тавилле, она поднялась в свою спальню, заперлась там и просто упала на кровать, не раздеваясь. Визит к наместнику вымотал, выпил все силы. Вельмина то и дело вспоминала, как его толстые волосатые пальцы гладили ее руку, и ее передергивало. Как он смотрел на нее… Странно так смотрел. Кельвин никогда не смотрел на жену так, как аривьенский наместник. И как это понимать? Великие Пять, у нее не было ровным счетом никакого опыта в этих вещах. Да и в каких вещах? Ей совершенно не хотелось иметь ничего общего с этим человеком. Одно было точно понятно, что Ариньи ей неприятен. И точно так же закрадывалось недоброе предчувствие, что теперь он просто так не отстанет. Плохой идеей было — идти и просить вернуть отобранные средства…
— Госпожа! — раздался из-за двери голос Тавиллы, — госпожа, у вас все хорошо?
— Ничего у меня не хорошо, — шепнула Вельмина. Но, одумавшись, крикнула, — все в порядке, Тавилла! Что ты хочешь?
— Да я… да там… госпожа, вам надобно спуститься. Там, это. К вам пришли.
— Кто там еще? — в душе поднималось едкое раздражение.
— Говорят, от наместника, — голос Тавиллы прозвучал неуверенно, — я пойду, негоже им там одним…
Вельмина застонала.
Ну вот. Кажется, начинается… Но ведь она ничего такого не хотела! Так почему?!
— Сейчас, одну минутку, — пробормотала она.
Поднялась, огладила подол, глянула в зеркало, поправила прическу и, напустив на себя холодный и независимый вид, пошла встречать незваных гостей. В конце концов, это — ее дом, она хозяйка. В конце концов, почтенная вдова… К которой можно бы проявить капельку уважения.
Но когда она спустилась в холл, застала там такую картину, что все слова — да и мысли — куда-то делись.
Тавилла, нахохлившись, с недовольным видом стояла у лестницы и тоже на все это смотрела.
А у входной двери топтались два аривьенских гвардейца, а с ними был ещё какой-то оборванный, грязный и взлохмаченный субъект с повязкой на пол-лица. Он даже не стоял — просто уселся на полу, а гвардеец занимался тем, что пинками заставлял его подняться.
Вельмина набрала воздуха в грудь и выкрикнула:
— Что здесь происходит?
Один из гвардейцев, тот, что просто стоял рядом, поспешно повернулся на голос, расплылся в приторной улыбке.
— А, госпожа де Триоль! Мы это… извольте принять подарок от герцога Ариньи.
— Я не принимаю подарков от незнакомых мужчин, я только что овдовела, — отчеканила Вельмина. И откуда только голос взялся! Но она разозлилась. В самом деле, хотя бы каплю уважения…
— Вам бы лучше его принять, — ответил, нимало не стесняясь, гвардеец, — или этого малого просто вздернут как приспешника королевы. Или отрубят руки как попрошайке. Когда его взяли, он так и не смог объяснить, кто и откуда, и чем занимался в пригороде. А его светлость, стало быть, делает доброе дело, отдавая его вам. Просил передать, что вот вам рабочие руки…
— Мне нечем платить, — вставила Вельмина.
— Так и не надо. Он ваш теперь, полностью. До тех пор, пока не соблаговолите отпустить на волю, но лучше бы не отпускать, потому что так он точно попадет на виселицу, или на плаху. В Аривьене закон суров к бездельникам и лиходеям.
— Мой? — ошарашенно выдохнула Вельмина, — я не понимаю…
— Ваш раб, то есть. Это его светлость просил передать. Каллиграфы уже ему клеймо поставили, а я вот, колечко вам передаю, хе-хе, чтобы у этого парня дурных мыслей не возникало.
Он подошел к Вельмине и протянул ей тяжелый перстень из стали.
— Извольте, госпожа де Триоль. Если не будет слушаться, просто начинайте командовать. Он не сможет противиться.
— Но…
Вельмина осеклась. Ей хотелось кричать и закатить истерику. Не нужно ей все это! На кой ей раб? Что за дикость? А еще говорят, что цивилизация! Да и не было такого при королеве… Что ей делать с этим оборванцем? Да и вообще, что значит подобный подарок? Издевательство?..
А потом посмотрела на сидящего на полу бедолагу. Он тихонько раскачивался из стороны в сторону, и было видно, что на плече грязная порванная рубашка прилипла к свежей ране, обширному ожогу.
«Если я сейчас откажусь, его просто убьют. Или покалечат ещё больше, чем есть, — подумала Вельмина, — но если я приму этот подарочек, то буду обязанной наместнику».
— Берите, — сердито сказал гвардеец, все ещё протягивая металлическое кольцо, — дармовые рабочие руки. Это всегда хорошо.
— В самом деле, — выдавила Вельмина, — куда уж лучше!
Кольцо легло в ладонь холодной тяжестью, и точно также тяжело сделалось на сердце.
— Передайте мои благодарности его светлости герцогу Ариньи, — с трудом проговорила она.
— Всенепременно передам, госпожа де Триоль, — кивнул гвардеец, и, уже обращаясь к товарищу, прикрикнул, — идем, что уставился? Мы приказ выполнили, наше дело маленькое.
Вельмина нашла в себе силы проводить гвардейцев до дверей, все ещё сжимая в кулаке кольцо. Сама закрыла тяжелые створки, и только потом обернулась и посмотрела на «подарочек». Оборванец все так же сидел на полу, его плечи мелко тряслись, и Вельмине показалось, что он смеется.
— Не вижу причин для смеха, — сказала она сердито, — лично мне совсем не смешно. Я не просила его светлость о чем-то подобном. У меня даже в мыслях не было, сколь богата его фантазия!
Оборванец не ответил. Вельмина обошла его по кругу, чтобы заглянуть в лицо — и, заглянув, отпрянула. Та половина лица, что не была скрыта под повязкой, была багровой, словно и ее опалило. И оборванец не смеялся, нет. Из его единственного глаза, обожженного, покрасневшего, текли слезы, и он беззвучно рыдал, до крови прокусив губу.
***
Первой очнулась Тавилла. Она рассеянно поправила чепец — всегда так делала, пребывая в растрепанных чувствах, затем разгладила передник и громко сказала:
— Ну и жмот.
А вот Вельмина все не могла собраться с мыслями и понять, что же делать дальше. Стальное кольцо жгло ладонь, и она бы его выбросила, но как тут выбросишь, когда в доме — нищий, израненный и больной, но который может быть и опасным для одной женщины и двух, считай, стариков.
Тавилла, в ответ на непонимающий взгляд Вельмины, сварливо пояснила:
— Щедрый мужчина никогда бы не сделал такого подарочка, госпожа. Щедрый мужчина бы прислал бы хорошего плотника и сам бы оплатил его услуги. А с этим что делать? Великие Пять! Да у него, небось, вшей полно. Или помрет в нашем доме, попомните мое слово, помрет.
