Моя гордость: недавно мы с помощниками добавили в новый двигатель колесницы бесполезные на первый взгляд сниикты, уменьшили нагрузку на ось, переделали носовую часть машины, а магик-лошади получили облегченную сбрую. За счет этого полеты и передвижения стали быстрее, получалось даже сквозь порталы проходить, и крошка магических сталактитов экономилась.
Если внедрим такую систему в новое производство Криты, сбережем ископаемое и продлим энергию на несколько десятков лет вперед.
Да только отец не видел в этом ничего хорошего, тормозил финансирование и запрещал эксперименты, мол, неоправданный риск. Ему было все равно, что я на это отдал много лет своей жизни. Плевал он на то, что для меня это было просто важно! Король считал, что нужно хозяйством заниматься, а не мертвыми безделушками. Ни разу за все время работы завода не похвалил мою работу, все посмеивался, что я веду себя не как наследник, а как избалованный мальчишка, которому не хватает игрушек. Даже не пришел, когда мы запускали первый рианцевый двигатель. Дорогая штука вышла, но оно того стоило. Настоящий прорыв.
Хотя для королевства — это пустое, ненужное. Такими штуками только перед девушками щеголять, больше никто и не оценит, ведь магия, которой было достаточно в каждом городе, умеет и перемещать, и лечить, и стрелять… Зачем кританцам технические, безумно дорогие штуки, которыми еще и управлять сложно? Учиться нужно, материалы искать, магию тратить… А для бедняков и пустых все равно это заоблачно дорого и невозможно.
— Орин, бережней! — буркнул я, обращаясь к вознице, когда колесницу слегка качнуло на повороте, а меня бросило на панель от рывка при остановке.
Темноволосый высокий парень оглянулся через плечо и сдержанно кивнул.
— Приехали, ин-тэ! — уведомил он. — Осторожней, народу в академии сегодня много. Еще затопчут будущего короля.
— Ничего, прорвемся. — Колкие шуточки возницы мне всегда нравились. Никто, кроме него, не смел мне так дерзить, поэтому я не разозлился, а лишь хохотнул: — Это всего лишь нежные девчонки, будет повод лишний раз их потискать.
Орин, широко улыбнувшись мне в окошко, пригладил ладонью гладкие черные волосы, стянутые в хвост на широкой спине, и ловко, несмотря на большой рост, мягко соскочил с подножки, чтобы открыть дверь.
Я ступил наружу и опешил. Какое великолепие! Сколько прекрасных творений здесь собралось! Папа знал, куда меня отправлять. Глаза разбегались.
Толпа перед академией оглушительно заржала, стоило мне отойти от колесницы.
Я возвысился над головами и с любопытством приблизился к скоплению девушек.
Одну из попаданок, а они прекрасно выделялись в толпе белыми нарядами, сбил пробегающий мимо парень. Причем не остановился даже, помчал дальше. Меня перекосило от такого хамства. Девушка попыталась выровняться, снежные волосы разлетелись по плечам, будто облако. Ученица вдруг согнулась, словно от боли, и, запутавшись в длинной юбке, рухнула на лед. Беспомощно перевернувшись на руки, девушка отползла к стене, подальше от толпы, что угрожала ее затоптать. Я ринулся наперерез, отталкивая зевак. Склонился над пострадавшей, но замер в миге от прикосновения. Какая же она бледная, словно в молоко упала. Было ощущение, что студентка сейчас пойдет трещинами, как хрусталь, который случайно уронили.
Мой внутренний интеллигент не мог оставаться в стороне. Просто жест добра, уважения и благородства. Меня коробило с детства, когда страдал кто-то слабее. Я, может, в каких-то вопросах и эгоист, но мама приучила нас с братьями быть галантными, насмехаться над чьим-то поражением не умею и другому могу в рожу дать, если замечу подобное.
Магический артефакт в груди внезапно ожил. Меня насквозь прошило колючим холодом. Будто я из распаренной купальни заглянул в комнату для хранения мяса и рыбы.
Белянка, ее трудно было называть иначе, слишком белоснежная, лежала около моих ног лицом вниз, будто преклонялась пред величием королевского обувщика, пальчики, скрутившись, царапали ледяной пол, а меня словно обжигал воздух — стало невыносимо жарко в сезон снегов, когда всюду царит лед и мороз.
Студентка приподнялась на локтях, взглянула из-под белоснежных волос, моргнула бесцветными густыми ресницами и шарахнулась от моей руки. Но в последний миг ее рывка мы все-таки соприкоснулись. Ладони словно по волшебству притянулись, пальцы сплелись.
По коже побежали искры, по телу молнии, ребра раздались, выпуская осколок на волю. Он невидимый для других, только я могу видеть серебристое сияние парного артефакта, но это испугало. Мне нужно время. Я должен сам выбрать! Мама говорила, что имею право.
Я неловко отряхнулся, скидывая навязанные магией ощущения, и уставился на девушку.
Бледное едва ли живое лицо, метельные большие глаза и губы — крупные, чувственные, но бескровные. Белянка попятилась, будто я — ее самый страшный кошмар.
— С тобой все в порядке? — Шагнув ближе, я пристальней осмотрел попаданку.
Та снова отстранилась. Задрожала. Подтянув узкую юбку к коленям, попыталась вывернутся на ноги, но не смогла. Словно у нее не было сил выпрямиться.
— Эй, — я еще наклонился, а Белянка еще отодвинулась. — Не бойся, я помогу.
Замотала головой, прижалась лопатками к холодной стене.
Глаза распахнуты в ужасе, губы сомкнуты в бледную кривую, вся дрожит, словно я на нее напал и насиловать собираюсь.
Меня это немного обескуражило. Я — принц, и моего внимания добиваются, а если проявляю интерес — расплываются передо мной с первого взгляда, но эта… бледная, отмахивается. Неуважение к королевской персоне? Или ей снегом глаза запорошило? Даже за спиной толпа притихла, потому что большинство студенток сразу разобрались, кто перед ними стоит. Только ахали вслед и шушукались.
Девушка тяжело поднялась и, выставив руку в защиту, побрела под стенкой к академии. Она явно собиралась сбежать.
Я в два шага перегородил ей дорогу. Девушка застыла напротив. Обняла себя руками, но не опустила голову, горделиво смотрела в мои глаза. Что за наглость? Ни поклона, ни покорного благоговения перед наследником.
Осколок завертелся сильнее. Либо она моя невеста, либо я совсем сошел с ума.
Окинул взглядом магичку с макушки до пят. Прекрасно, безродная, бледная и невзрачная. Папа будет счастлив, если осколок окончательно покажет на нее, но явно не мой выбор. Я люблю девушек поярче, объемней, с формами, чтобы было за что взяться и на что посмотреть. А эта худенькая, будто тросточка, ростом выше других красавиц, что толпились рядышком и дышали мне в спину. Лицо у бедовой трудно сказать какое, его просто нет, она как привидение — разве что не прозрачная — белая. Пальцы тонкие, плечи узкие, накрыты меховой накидкой, отчего рассмотреть грудь было сложно — сомневаюсь, что там что-то выросло. Светлое платье в пол прикрывало крошечные блестящие туфельки без каблука. У меня вдруг возникло острое желание посмотреть на стройные ножки. Стройные же, уверен.
Хотя было в ней что-то необычное. Это заставило меня замереть и нагло разглядывать студентку — мне разрешено все на этом балу, я плачу за смотрины достаточно. И что меня привлекло? Что так приморозило? То ли блеск перламутровой кожи, то ли блики будто алмазной пыли в глубине необычайных глаз, что с некоторых ракурсов смотрелись снежными, будто у нее радужек совсем нет, и черные крошечные зрачки, как бисеринки. Я замер и долго рассматривал бедняжку из другого мира. На ее длинных ресницах, словно иней на ветвях, дрожали крошечные капли влаги.
— Нужна помощь? — Я протянул ей руку.
Она снова не ответила, словно глухая, мотнула головой и не увела взгляд. Глаза в глаза, будто впервые сталкивается с высокопоставленной личностью.
Осколок прекратил беснования в груди, и я отступил. Не она это, слава Нэйше, хоть здесь повезло. Отказалась от помощи бледная, настаивать не буду. И наказывать за неуважение не стану, времени нет. Нужно торопиться завершить дела, до закрытия бала еще невесту найти, желательно по вкусу, а не папиному приказу.
