Как назло, незадолго перед поездкой у меня начался жуткий токсикоз. Список того, что получалось съесть и удержать внутри, сократился до нескольких наименований. Гораздо меньше того, от одного запаха чего меня могло вывернуть наизнанку. Но избавляться от этого состояния магическим способом я категорически отказывалась, даже на свадебном застолье.
Я всегда считала: организм сам знает, что ему на пользу. Тем более организм беременной женщины. К тому же любые происходившие во мне тогда изменения, даже такие неприятные, я воспринимала с удивлением и радостью, как доказательство, что это происходит в самом деле. Во мне действительно зародилась новая жизнь и растет, что-то там с ней каждый день происходит…
Ну а как еще это осознать? УЗИ здесь еще не придумали, даже магическое. Шевелиться ребенок на тот момент еще не начал. Увидеть его смог только Тео, и то совсем недавно начал четко различать, раньше тот был слишком маленьким. А больше мы решили никому не говорить, пока не станет заметно.
В ту поездку наши друзья так ничего и не узнали. Но осенью, когда настала очередь Райли идти под венец, скрыть было уже невозможно. К счастью, в этот раз далеко ехать не пришлось: они поженились в столице. Йенса не забыли, он все еще числился героем, и на торжество явилось все светское общество, то самое, вернуться в которое мечтала его невеста.
Он уговаривал ее полтора года. Думаю, попроси тогда Райли остаться в столице — сдался бы. Но она не попросила, вернулась вместе с Йенсом в Вармстед. Она все-таки по-настоящему любила его.
Летти, которая тоже приехала на их свадьбу, при виде меня пришла в совершенно щенячий восторг и ходила по пятам, выпрашивая погладить животик, особенно когда ребенок толкался изнутри. Она очень хотела маленького, но Хинто заявил, что сперва нужно твердо встать на ноги.
Втайне я ей завидовала — мне бы тоже повременить по-хорошему. Честно говоря, беременность оказалась громом с ясного неба, совершенно не вовремя. Стыдно признаться, но я даже немного поплакала украдкой — казалось, что не справлюсь, не потяну, все испорчу…
Сразу по приезду в столицу меня закрутили дела. Учеба, да не просто в охоточку, а ускоренным курсом. Я каждую свободную минуту что-то читала, слушала, чертила, зубрила. Работа — ночами мне теперь снились двигатели внутреннего сгорания, а запах машинного масла сопровождал меня шлейфом вместо духов. Случалось так, что я забывалась и принималась считать в уме или вспоминать формулы, сидя в объятьях Тео перед камином, или в саду за чашкой чая, или перед сном в постели… Он-то не удивился, когда я, запинаясь от нервов, заявила, что, кажется, со мной что-то не так. Для него, похоже, все было так как надо: с довольным видом ответил, что подозрения мои не беспочвенны, мы скоро станем родителями.
Нарочито посокрушался, не увидев восторга. С невинной улыбкой сказал, что нет никакой неожиданности и что от большой любви всегда заводятся дети. Подозреваю, что наш первенец появился из желания мужа вернуть меня с завода домой. Правда, у него ничего не вышло, и все только усложнилось, но…
На свадьбу одной подруги я ездила слегка беременной, маясь в поезде от духоты, тошнясь при виде угощения и с завистью глядя на танцы. На свадьбу другой — с животом размером с гору, отекающими ногами и невыносимым желанием полежать где-нибудь в тишине. Между этими событиями Криштоф презентовал автомобиль, которому в будущем с некоторыми доработками предстояло стать народным — я тоже хотела сесть за руль и торжественно проехать хоть несколько метров, но Тео не позволил.
Когда с нашего конвейера сошла первая машина, которую продали на аукционе за бешеные деньги, я не смогла присутствовать — пришло время рожать. Провожая Криштофа и нескольких энтузиастов в автопробег, о котором мы когда-то мечтали, я одновременно глотала слезы обиды и нервничала, впервые оставив сына с нянькой на несколько часов. В итоге в историю как первая автоледи вошла не я, а другая женщина, которую газеты называли отважной покорительницей дорог.
А когда маленький Йенс научился держать голову, я обнаружила, что ребенок-маг — такой же как обычный ребенок, только разрушительные способности больше в несколько раз. Зато шума меньше: он быстро приспособился звать меня ментально. Или Тео, что бывало, увы, реже. Тот умилялся сыну, даже если он прожигал его выходной пиджак, прежде чем описать. Или сводил с ума соседскую кошку, приманив ее взглядом. Или пугал няньку до икоты, и в конце концов нам пришлось срочно искать новую.
Йенсу-младшему не исполнилось еще и года, как Тео завел разговоры о том, что между детьми должна быть небольшая разница, чтобы им было веселее расти. На тот момент я как раз позорно замышляла сбежать на полный рабочий день. Самая заветная мечта — остаться хотя бы на полдня в одиночестве и спать, спать пока не найдут, или просто посидеть в тишине. Мысли разрывались между пеленками и шестеренками. Я и забыла, когда мы в последний раз спокойно ужинали, чтобы никто ни разу не сорвался с места на ментальный зов, ввинчивающийся в мозги как дрель в стену.
Сама не знаю, что меня заставило ответить: конечно, милый. Мы ведь планировали двоих или даже троих детей. Почему бы и не в будущем году.
Между тем наши дела стремительно шли в гору. Казалось, еще вчера я была всего лишь инженером-недоучкой, и вдруг как-то неожиданно превратилась в совладельца автомобильного завода, мой патент на конвейерное производство продавался как горячие пирожки, а банковский счет рос быстрее, чем я успевала запоминать, сколько на нем лежит. К моменту рождения ребенка мы выкупили дом. Пришлось переплатить, но он и вправду был прелестным, настолько, что не пожелали съезжать.
Я боялась, что ситуация, когда жена зарабатывает больше мужа, уязвит самолюбие Тео, ведь это только начало, на горизонте явственно маячили предсказанные Криштофом миллионы. Но опасения оказались напрасны. Мало есть на свете людей, настолько равнодушных к деньгам, как Тео. Мы обсуждали этот вопрос один раз, ну как обсуждали — мне было сказано, если на что-то будет не хватать, надо просто попросить, и он добудет. Я не стала уточнять, каким образом, очевидно, у магов есть свои способы.
Бывший Дамиан Теодор Мертенс стал никем, скромным служащим без прошлого и без каких-либо выдающихся достижений и что было сил сохранял такое положение дел. Старался не привлекать к себе внимания, заранее отказался от повышения в должности и если куда-то и выходил, то только со мной. Если бы не моя работа, мы бы так и сидели без знакомств.
В итоге, чтобы хоть чем-то умаслить, начальство назначило ему такую зарплату, на которую мы и без моих денег могли бы спокойно прожить. Тео вечно упоминал о службе со снисходительным пренебрежением, но я-то видела, как на самом деле он горит этой своей магией. Иногда, забываясь, начинал говорить о ней с восторгом, не замолкая. Потом, очнувшись, кривился, вздыхал притворно, и я прикидывалась, будто верю, сама же тайком за него радовалась.
Мы снова жили словно изгои, так и не вошли в приличное общество, да и вообще ни в какое, кроме общества коллег. Просто времени не оставалось, все до минуты отдавали работе и семье. Кто-то скажет, что это неправильно, но такие уж мы, ничего не поделаешь. Как-то так само сложилось. Но, просыпаясь каждое утро, я понимаю, что абсолютно счастлива. А значит, все делаю правильно.
