— В таком случае, учитывая вашу комплекцию, темперамент, возраст и некоторые другие параметры, я бы рекомендовал начать с бокала арнкьеллья, потом попробовать настойку на лепестках игерии и завершить рюмочкой мягкого глинета.
— У меня нет иного выбора, кроме как последовать вашей рекомендации, — проговорил доктор Кройц. — Где вы научились так тонко разбираться в напитках?
— Это мой ученик, сударь, — вставил присутствовавший в столовой Эгмемон. — Он только начинает постигать эту науку. От себя хотел бы заметить, что настойка на лепестках игерии хороша, но настойка на ядрышках кегала понравится вам гораздо больше. Впрочем, если вы желаете, то можете для сравнения попробовать и ту и другую.
Доктор Кройц был в восторге и от обеда, и от напитков. Особенно ему понравилась настойка на ядрышках кегала, и Эгмемон принёс ему бутылку из хозяйского погреба.
— Прошу вас, сударь, принять от нас в качестве небольшого подарка.
— О, благодарю вас, — сказал доктор Кройц с поклоном.
Элихио выпил за обедом бокал аминты и две полных рюмки янтарного глинета. В совокупности с усталостью после энергичной физической работы этого количества оказалось достаточным, чтобы он почувствовал лёгкую хмельную истому. Доктор Кройц тем временем выразил восхищение домом, и Эгмемон предложил совершить небольшую экскурсию. Он водил доктора Кройца по всему дому, и Элихио ничего не оставалось, как только следовать за ними. Он не сразу заметил руку доктора Кройца в своей, а когда заметил, не решился оттолкнуть.
Осмотр дома закончился комнатой Элихио. Доктор Кройц сказал:
— Что-то я немного устал… Не каждый день мне приходится расчищать снег.
— Тогда я вас оставляю, — сказал Эгмемон. — Если что-то понадобится — только позовите.
Они остались в комнате вдвоём. Элихио не знал, что делать или говорить, усталость и хмель сказывались всё сильнее. Доктор Кройц взял его за руки и смотрел на него с усталой нежностью, ничего не говоря; смотрел так долго, что Элихио стало немного не по себе, он не выдержал и опустил глаза. Доктор Кройц взял с тумбочки фотографию, и его губы вздрогнули.
— Ты так похож на него, — проговорил он тихо.
Он стал распускать косу Элихио. Зарывшись лицом в густой водопад его волос, он глубоко вздохнул, а потом прильнул своей щекой к щеке Элихио. Элихио стоял неподвижно, а в животе у него было тепло и щекотно.
— Конечно, моя квартира не может сравниться с этим дворцом, — проговорил наконец доктор Кройц, открыв глаза и посмотрев на Элихио с усталой болью. — И обед мне не подаёт дворецкий в белых перчатках… А сам я на работе с утра до вечера, с одним выходным и одним суточным дежурством в неделю, копаюсь в мёртвых телах и выдаю убитым горем родственникам заключения о причинах смерти. Когда имеешь дело со смертью каждый день, перестаёшь её бояться. К ней привыкаешь, как к любому другому явлению… Но когда видишь на прозекторском столе останки того, кто был тебе дорог… Это меняет всё.
Доктор Кройц закрыл глаза, и по его щеке скатилась слеза. Элихио, сам не зная, зачем, вытер её пальцами, и ему самому захотелось плакать. Он не сдерживал слёз, и они свободно потекли по его лицу, а доктор Кройц вытирал ему их.
— Какой же я был глупец, — сдавленно пробормотал он. — Только сейчас я понимаю, что я потерял… А ведь всё могло быть по-другому.
Он надолго умолк, всхлипывая и гладя волосы Элихио. Его тёплое дыхание щекотало шею Элихио и его ухо. Наконец он снова посмотрел Элихио в глаза с тоской и болью.
— Ты — всё, что осталось у меня от Ариана, — сказал он. — Я не уеду без тебя. Буду спать здесь на снегу, но дождусь…
Не договорив, он закрыл глаза, с измученным вздохом опустился в кресло и откинул голову на спинку. Он был очень бледен.
— Извини, — проговорил он чуть слышно. — Я после ночного дежурства. Да ещё эта уборка снега, обед и настойка… Смертельно устал. Если не возражаешь, я закрою глаза на минутку, иначе я просто упаду замертво…
Устало улыбаясь, он смотрел на Элихио из-под полуопущенных век, пока они совсем не закрылись. Он задремал, и на Элихио тоже навалилась непреодолимая усталость. Он прикорнул с краю кровати, закрыл глаза и сразу же куда-то поплыл вместе с кроватью и комнатой.
Когда он проснулся, доктор Кройц всё ещё спал, но уже не в кресле, а сидя на полу возле кровати и положив голову на край подушки. Одна его рука лежала на руке Элихио, а другая свисала на пол. На его бледном лбу проступила испарина, а губы были жалобно приоткрыты. Он выглядел очень утомлённым. В душе Элихио вдруг всколыхнулась жалость, и он, дотронувшись до его плеча, тихо позвал:
— Доктор Кройц…
Из-под приоткрывшихся век доктора Кройца на Элихио поднялся туманный и далёкий взгляд очень усталого человека, не понимающего, где он и зачем его разбудили.
— Доктор Кройц, ложитесь на кровать, — сказал Элихио. — На полу ведь неудобно.
Усталая и ласковая улыбка тронула губы доктора Кройца. Повинуясь рукам Элихио, он перебрался на кровать и тут же снова заснул. Элихио, чтобы не беспокоить его, вышел из комнаты и уединился в самом тихом уголке дома — в библиотеке. Хозяева ещё не вернулись из гостей, а между тем уже начало смеркаться. Элихио попытался читать, но все его мысли были о докторе Кройце. Превозмогая усталость после ночного дежурства, он ехал сюда, а потом почти без передышки убирал снег — последнее было весьма жестоко со стороны Элихио.
Погрузившись в эти мысли, Элихио не заметил, как к нему подкрался Эгмемон. Он, видимо, полагал, что Элихио спал, поэтому ступал на цыпочках.
— Сударь… — прошептал он.
Элихио сел.
— Я не сплю, Эгмемон.
— Как там наш гость? — спросил дворецкий.
— Он приехал сюда после ночного дежурства, поэтому ему нужно немного поспать, — ответил Элихио.
Эгмемон покачал головой.
— После дежурства — и сразу снег чистить? Извините, сударь, но я этого не понимаю.
Послышался звук подлетающего к дому флаера. Эгмемон весь подобрался и прислушался.
— А это хозяева из гостей приехали, — сказал он.
Это действительно вернулись лорд Дитмар с Джимом и детьми. Эгмемон взял у них детей, а Эннкетин принял плащ лорда и манто Джима. Эгмемон пошёл вместе с Джимом в детскую раздевать Илидора и Серино, а лорд Дитмар встал у горящего камина и спросил у Эннкетина:
