дня. Поди не будешь настаивать остаться?
– А что если буду, суженый мой, – лукаво посмотрела на него Лала.
– Останемся, куда деваться, – усмехнулся Рун. – Не могу же я отказывать столь распрекрасной деве, которая ещё и моя невеста ненаглядная. Не понарошку теперь. Но житья мне здесь уже не дадут точно. Эх, мне бы тоже незначимость. Так, как сейчас, это даже хуже, чем когда все не любят. Там, в деревне, я и был незначим, по сути. Никто не обращал на меня внимания.
– Конечно мы уйдём, заинька мой, не переживай, я пошутила, – сказала Лала с нежностью. – Но мне очень приятно, что ты готов терпеть ради меня даже… славу.
Она залилась смехом. Рун тоже рассмеялся:
– Славу преступника?
– Волшебника могучего, – возразила Лала. – Все неприятности от того, что ты её отрицаешь. Признал бы, и слава стала бы именно такой, какая бывает обычно. Дарующей уважение и почёт.
– Но я не волшебник, вот в чём проблема, – посетовал Рун беззлобно. – Мало мне титула великого врунишки, хочешь, чтобы я получил ещё и звание великого шарлатана? Придётся столько врать всем… Даже мне это будет тяжело. И покою нам тогда уж не дадут. Сейчас лишь подозревают меня в чародействе, и то вон что твориться. Не знаю теперь, как быть с обителью магов. Идти туда? Не догонит ли меня там слава волшебника-Нура?
– Тут я тебе ничего не могу посоветовать, мой хороший. Могу только полагаться на твои решения.
Рун призадумался.
– Ладно, наверное всё же сходим, – определился он в выборе. – Слава догонит не сразу, я надеюсь. Пока догонит, мы уже и уйдём оттуда поди. Мы ведь недолго в обители пробудем. Господин Шэух, как я понял, туда ещё не едет. А кроме него рассказать и не кому. Письмо своё рекомендательное он написал до всего этого сумасшествия с обливаниями, когда всё окончательно открылось, что я… как бы маг. Ну и даже если вдруг и узнают про чудотворца, стану отрицать. Там попроще, чем здесь, одни маги вокруг, ни начальниц, ни толпы. Думаю, стоит рискнуть сходить туда.
– Мне интересно побывать в обители, – поведала Лала. – Дом магических наук и учёных мужей. У нас такого нету. У нас феи хранительницы магических знаний. Библиотеки о магии в монастырях в основном. Но монастырь, это совсем иное, тем более женский. Это храм религии, а не науки.
– В обители магов женщин не пускают. Хотя тебя наверное бы пустили, – предположил Рун. – Впрочем, может и нет. Монахи же вот не захотели тебя к себе в монастырь.
– У монахов много отшельников, кто женщин не видал годами. Им тяжело бы было от моего присутствия. А так пустили бы, поверь, – заметила Лала.
– В обителях магов тоже должны быть отшельники. Кто посвятил себя науке, и без семьи решил остаться, – сообщил Рун.
– Тогда наверное и туда не пустят, явись я значимой, – кивнула Лала.
За день у камеры Руна побывало много гостей. Приходил жрец, побрызгав замок святой водой, приходил маг, пытаясь расколдовать оный, заглядывал палач, из чистого любопытства, но изображая, что по делу, являлись люди мастеровые с мудрёными инструментами. Дверь камеры никому не поддавалась. Рун не выказывал особой словоохотливости, всем говоря одно, что не чародей. Потом стали захаживать уж и разные особы из знати, эти просто дивились, словно на диковинного зверя на ярмарке. Держали все себя достаточно почтительно. Лала совсем разомлела от объятий, была довольненькой и игривой, радовалась этому их новому свиданию, столь романтичному, предвкушала, как будет рассказывать о нём сестричкам, и с какими изумлёнными глазками они станут внимать сему повествованию. Рун в конце концов тоже впал в полное счастье, позабыв обо всех тревогах. Ну как может быть иначе, когда любимая девушка рядом, и столь счастлива от тебя, и делится этим своим невинным всепоглощающим счастьем, своими светлыми чувствами и теплом сердечка. Люди видели состояние Руна, и дивились теперь ещё и этому – тому, что человек в темнице может иметь сияющую жизнерадостную физиономию. Старый тюремщик к вечеру снова предложил свои услуги, Рун спросил, нельзя ли послать на постоялый двор за их законным ужином. И менее чем через час у них с Лалой состоялся пир. Посему она стала ещё более довольной – свидание удалось на славу. Завершающим штрихом ожидался совместный сон в объятиях в камере. Смеркалось, они уже готовились почивать, когда пред ними возник последний посетитель, в тёмном плаще до пола, разгоняя полумрак вокруг себя масляной лампой. Это был тот самый господин с бородавкой на щеке, что присутствовал на трапезе в саду у градоначальницы. Он встал пред решёткой, поставил на пол лампу, и долго стоял, ничего не говоря, с понурым лицом.
– Иди домой, парень, – нарушил он наконец тишину сдержанным тоном. – Город более не имеет к тебе претензий.
Рун недоверчиво посмотрел на него, с мыслью, не уловка ли это, чтобы выманить в гости к палачу. Господин вдруг упал на колени.
– Иди, парень, иди, небом тебя прошу! – взмолился он. – Только пусть это всё прекратится.
– Пойдём, Рун, теперь можно, – мягко промолвила Лала. – Узнай, что он хочет, чтобы прекратилось.
Они оба встали. Рун подобрал свою куртку.
– Что должно прекратиться? – вежливо осведомился он, испытывая неловкость. Знатные люди горды. Когда они становятся пред плебеем на колени, ничего приятного в этом нет. Это грустно, унижать так кого-то, пусть и нехотя.
Господин молчал.
– Мне нужно понять, о прекращении чего идёт речь, тогда будет проще это сделать, – почтительно объяснил Рун.
– Зверьё не даёт супруге прохода, – вздохнул посетитель. – Особенно птицы, дикие. Едва выходит из дома, сразу налетают. Через минуту вся обгажена становится.
– Это прекратится, Рун, сегодня. Скажи ему, – Лала тоже немножко погрустнела. – Я ожидала чего-то подобного. Но не настолько… Животные очень не любят, когда фей обижают, всегда вступаются. Я им велю не делать так больше.
Рун отворил дверь камеры, словно та и не была на запоре.
– Поднимитесь, господин, зачем вы так, – с сожалением попросил он, выходя. – Я этого не делал, но это прекратится. Сегодня, очень скоро. Пожалуйста, встаньте.
Посетитель не пошевелился.
– Пойдём, Рун, – тихо произнесла Лала.
Она тоже вышла, по пути провела мужчине по щеке ладонью, и бородавка у него исчезла, словно и не было никогда. Он почувствовал прикосновение, схватился за лицо, сразу же осознал, что бородавки нет. Проверил ещё раз, и ещё. Застыл с открытым ртом ошалело. В глазах его появился благоговейный блеск. Изумление это лучше, чем униженная мина, Руну стало полегче. Лала взялась за его руку, они двинулись к выходу, и вскоре были уже
