— Никогда больше так не делай, — тихо проговорил мужчина, явно с трудом заставляя себя разжать руки, и чуть отстранился, чтобы заглянуть мне в лицо. Выглядел Сургут бледным, даже почти серым.
— Всё хорошо, — неуверенно улыбнулась я, погладила его ладонью по груди и потянулась, чтобы поцеловать. Дотянулась только до подбородка, но тут Сур уже отмер и сам поцеловал меня в ответ — глубоко и жадно, даже почти отчаянно.
— Очень испугалась? — спросил он через несколько секунд, испытующе глядя на меня.
— Ну… с пиратами было страшнее, — честно ответила я. — А здесь мы быстро разобрались, что к чему.
— И что же к чему? — с нервным смешком уточнил Сургут.
— Её укусил паразит, такая мерзкая серо — зелёная глиста, — я поморщилась, потому что при воспоминаниях опять слегка замутило. — Я его оторвала, и мы с твоей петой сразу подружились.
— Ты молодец, — глубоко вздохнув, медленно, с расстановкой проговорил он.
— Как-то это неуверенно прозвучало, — хихикнула я.
— Потому что… слишком ты меня напугала, чтобы я мог сейчас на полном серьёзе поощрять твои успехи на поле дрессировки, — хмыкнул мужчина. — Я даже вспомнить не могу, когда мне последний раз было так страшно.
— Неужели это было опаснее, чем встреча с теми же пиратами? — смущённо пробормотала я. — Извини.
— Нет, не настолько, но… тогда я знал, что нужно делать и как можно тебе помочь, а способа успокоить взбесившуюся пету, никак не навредив всаднику, я не знаю.
Я в ответ только молча обняла его покрепче, спрятав лицо на груди. Интуиция подсказывала, что сейчас не самый лучший момент для сообщения Суру радостного известия. Я ему потом, попозже объясню, что, кажется, нашла себе занятие по душе на этой планете. Вот как успокоится, так сразу и объясню.
Обратный путь получился недолгим и обошёлся без приключений. Ту пету, на которой Сур бросился меня догонять, он отпустил обратно к хозяевам: как оказалось, транспорт одолжили другие купальщики, оказавшиеся в зоне досягаемости его симбионта. А его собственный питомец отделался в итоге лёгким испугом в виде строгого выговора (эту информацию до меня услужливо донёс мой мазур, потому что выговор осуществлялся невербально) за недоверие к людям.
Нашлась и наша одежда, о которой я за всеми приключениями успела подзабыть. Оказалось, у петы имелся естественный «багажник» — две полости, расположенных на края тела у основания «крыльев». Изначально они, правда, имели почти то же назначение, что сумки земных сумчатых животных: чтобы детёныш мог спрятаться от опасности. Живородящие млекопитающие петы оказались очень заботливыми родителями, и сумки такие присутствовали у обоих полов. При этом летуны совсем не возражали против заполнения свободного пространства посторонними предметами — разумеется, в тех случаях, когда у них не было детёнышей.
Домашние встретили меня любопытными взглядами, но вопросов не задавали, и я была им за это очень благодарна.
На следующий день после судьбоносной прогулки я всё-таки рассказала Суру, что хочу заняться дрессировкой пет и китов, то есть — фактически, продолжить работу по специальности. Особенно вдохновлённым такой идеей мужчина не выглядел, но, отдать ему должное, возражать не стал, скрепя сердце сообщил, что рад за меня, и даже пообещал поспособствовать организации обучения.
Разумеется, не поблагодарить за проявленное терпение и понимание я не могла, и в ответ с радостным воплем бросилась ему на шею. Вот тут Сургут уже не возражал совершенно искренне, легко подхватил меня, прижимая к себе, и благодарность приняла форму поцелуя.
И всё бы ничего, потому что процесс мне очень нравился, если бы действие не происходило в гостиной наших с родными апартаментов. Я напрочь забыла, что мы с Суром здесь не одни, а кое-кто имеет весьма смутное представление о такте.
— Ишь ты, шустрые какие, — раздался насмешливый голос Василича от двери в коридор. — Молодёжь!
Я тут же забилась, пытаясь вывернуться из хватки мужчины и отчаянно краснея, а вот Сур отреагировал значительно спокойней. Осторожно поставил меня на пол и, продолжая уверенно приобнимать одной рукой, спокойно поинтересовался:
— Что-то не так?
— Да зечики с тобой, целуйтесь дальше, — весело отмахнулся штурман, проходя к столу. — Это я всё от зависти. Эх, где мои семнадцать лет!
Собственно, на этом наши нежные отношения с Суром перестали быть секретом от моей семьи, так толком не успев им побыть. Впрочем, это почти ничего не изменило, разве что у братца после отбытия Сургута на службу появился дополнительный повод позубоскалить и похихикать. И то у него это получалось как-то неубедительно, и младшему так ни разу не удалось толком вогнать меня в краску или вывести из себя. По — моему, он просто недостаточно старался и прикалывался исключительно для галочки, потому что проникся к объекту насмешек (не ко мне, к Суру) уважением.
Несколько дней прошли в спокойном, уютном, размеренном режиме. Сур вечерами выгуливал меня, уже более предметно показывая город, и эти прогулки вполне соответствовали моим представлениям о свиданиях. Разговаривали обо всём подряд — о любимых книгах и развлечениях, о музыке, об истории и природе.
Много целовались и не только, причём это «не только» в основном происходило под открытым небом. Нельзя сказать, чтобы это меня сильно расстраивало, смущало или вызывало подозрения, но по меньшей мере казалось странным. По обмолвкам Сура сложилось впечатление, что живёт он отдельно, и мне казалось логичным на его месте пригласить собственную девушку в гости. В конце концов, какая тут может быть неловкость, если он уже фактически сделал мне предложение руки и сердца, а я хоть и не сказала решительного «да», но всем своим поведением, кажется, демонстрировала, что принципиальных возражений не имею.
Через несколько дней я всё-таки не выдержала и спросила в лоб, а где, собственно, живёт сам Сур. Ответ оказался достаточно неожиданным и сводился к тому, что он просто опасался моей реакции на собственную холостяцкую берлогу. Сказал он это, понятно, в других словах — всё-таки дипломат и умный человек, — но вывод я сделала и заверила мужчину, что после корабельной каюты младшего брата меня сложно чем-то впечатлить. А Сур казался гораздо более аккуратным, чем братец.
Моё предположение оказалось справедливым, ничего ужасного в этой «берлоге» не было. Наоборот, всё по — военному чисто и аккуратно. Квартира состояла из двух комнат — гостиной с небольшим кухонным уголком (в предоставленном нам как пришельцам жилье такого не было) и спальни с уборной уже привычного вида — и выглядела не безликой гостиницей, а именно жилым помещением, несущим отпечаток вполне конкретной личности.
