— Эй, эй. — Адам потянул его к себе и заставил сесть на матрас. — Ты чего?
Он сел сзади, обнял его и положил голову ему на плечо. Спиной чувствует, как бьется сердце новой версии человека. Настоящее, живое сердце.
— Это стресс. Меня хотя бы на препаратах держат. Может, сходим к врачу? Пусть пропишет успокоительное. — тихо сказал Адам.
— Нет уж.
— Упрямый. — он целует его в шею. — Почему ты все еще думаешь о том, что я мог в тебя не влюбиться? Я запал, как дурак, честное слово. Сколько ночей лежал и сжимал наволочку зубами, чтобы не побежать к тебе.
— Не ври. — он не верит, но все равно улыбается.
— Про наволочку соврал, — признал Адам, — но только про нее. Я ради тебя на все готов, на все согласен, что еще мне сделать, чтобы ты поверил? Только скажи. Согласен на ужин с твоей невыносимой матерью, — целует его за ухом, — братом, а он, кстати, вылитый Сатана, — прикусывает мочку, — согласен раздеться перед твоим отцом, чтобы ты не беспокоился обо мне. Познакомить тебя с родителями? Предложить руку и сердце?
Не выдержал и рассмеялся.
— Я готов тебя сожрать иногда, даже когда ты хмуришься, даже когда куришь эту вонючую дрянь. — Адам прижимает его к себе. — Может, это ты не уверен в том, что хочешь быть здесь со мной? Мне можно начинать волноваться?
— Давай соберем все это, — он пнул коробку, — и выбросим нахрен. А потом пойдем и купим все, что сможем себе позволить.
— Кажется, ты переоцениваешь мою зарплату. — Адам смеется. — Еще и этот бесконечный больничный.
— Могу я себе позволить побаловать моего парня? — он повернул голову и хотел его поцеловать, но Адам увернулся. — Что?
— Осталось научить тебя называть меня твоим парнем в присутствии других людей.
— Могу каждому встречному в лицо орать об этом, хочешь? — он освободился из объятий и повернулся к нему. — Ты пожалеешь.
— Ты слишком воспитанный для… Что ты делаешь?!
Он кинулся к балкону, чтобы продемонстрировать Адаму, насколько серьезен. Он может быть не уверен в нем, но в себе, в своих чувствах он не сомневается.
Распахнул окно, высунулся из него по пояс, только открыл рот, чтобы выкрикнуть что-то провокационное, как почувствовал, что Адам тянет его назад.
— Ты с ума сошел?! — он громко смеется. — Сначала байкеров приводишь, теперь ведешь себя, как будто что-то употребляешь, мне нравится эта квартира, я хочу в ней еще пожить!
— Давай больше не говорить об этом? — он взял Адама за плечи и тот перестал улыбаться. — Я люблю тебя.
Он больше не называет его Рёном, даже в мыслях. В его глазах он — совсем другой человек, и именно с ним он почувствовал себя любимым и нужным. Это он спит с ним на одной подушке, он варит ему ужасный кофе, он целует его так, что кружится голова. Не важно, кем он был раньше, теперь он — Адам, и нужно с этим смириться, прекратить, наконец, искать подвох и выводить из себя отца постоянными расспросами. У них есть несколько лет, прекрасных, долгих лет, а потом, возможно, он станет началом новой эпохи в истории человечества.
— Все самое лучшее происходит на балконе, это свежий воздух так на тебя влияет? — Адам гладит его по груди.
— Собирай вещи, — он улыбается, — пора начинать новую жизнь.
Глава 34
Он научился не задавать вопросов, ни себе, ни Адаму. Научился жить с ним и его стремительно меняющейся личностью. Принял тот факт, что утренний кофе стал лучше, а поцелуи — чаще. За время больничного Адам стал заядлым киноманом, купил скрипку и обнаружил в себе музыкальный талант. Соседи, к сожалению, нового увлечения не оценили и стучали по батареям каждый раз, когда он начинал музицировать. Однажды они столкнулись с ними в подъезде и он, без капли стеснения заявил, что следующим купит барабан.
В июле Адам собрался с духом и навестил мать. Вернулся радостный, рассказал, что во всем признался, а она почему-то заплакала и сказала, что он дурак, раз думал, что она откажется от него. В ту ночь они долго разговаривали, сидя на балконе, рассказывали о детстве, разговор получился скорее грустным, зато очень облегчил душу обоим. У семьи Бельтранов всегда были деньги, но не было любви, а Рён рос в атмосфере безграничного обожания, но перебиваясь с хлеба на воду. У кого детство было хуже — вопрос, сошлись на том, что это так себе повод для соревнования. Во сне Адам плакал.
Чуть позже Адам уволился из участка, потому что увлекся написанием кодов. Это занятие так его захватило, что он не вылезал из-за компьютера сутками, купил какие-то курсы, потом еще один, в конце концов добрался до онлайн школы, закончил ее и заявил, что способен зарабатывать деньги, не выходя из дома. Когда он получил первую тысячу кредитов за свою работу, они поехали к Лизе, чтобы отметить это.
Не любить его невозможно — Адам с каждым днем становится только лучше. Он успевает все, редко унывает и даже находит время на то, чтобы быть рядом, когда Ноэль нуждается в этом. Его энтузиазм заразителен, рядом с ним невозможно усидеть на месте, хочется идти рядом, рука об руку, становиться лучше и расти.
Когда Ноэль уходит на работу, Адам еще спит. По традиции, он целует его в висок, прежде чем уйти и, по той же традиции, оказывается в его руках и опаздывает. Иногда он думает о том, что скоро придется менять или традиции, или работу.
— Не ходи сегодня никуда.
Они лежат на матрасе, он уже одет, Адам только проснулся.
— Меня уволят.
— Научу тебя делать что-нибудь в Сети, будем сидеть дома вместе. — пробормотал Адам. — Пожалуйста, не хочу оставаться один.
— Что на тебя нашло? — он целует его пальцы. — Вернусь в семь, можешь встретить меня, если хочешь. Купим что-нибудь на ужин.
— Дурацкое чувство, — Адам поморщился, — волнуюсь почему-то.
— День как день. — он сел. — Мне пора, правда. Позвони, если что, ладно?
— Ладно. — Адам махнул рукой. — Я тебя встречу.
— Хорошо! — выкрикнул он из коридора.
К работе он успел привыкнуть, даже с коллегами подружился, сидеть дома совсем не хочется. Адам же, наоборот, все чаще предпочитает оставаться в квартире, игнорируя его предложения пойти прогуляться или в сходить в кино. Ну, меньше любить он его из-за этого не стал, да и фильмы можно посмотреть дома, только вдвоем, своеобразный последний ряд в кинозале.
От воспоминаний о последнем таком просмотре покраснел и натянул капюшон, чтобы прохожие не видели его глупую улыбку. Столько времени прошло, а он все еще задыхается, когда Адам гладит его по колену. Впервые это случилось в «Лисе», теперь этот жест заставляет его вздрагивать от удовольствия, буквально рефлекс выработался.
— А кто это у нас такой довольный? — Глория пикнула его пропуск и сказала: — Опять опаздываешь, четыре минуты.
— Прости, — он улыбнулся ей, — постараюсь вставать раньше, честное слово. Наверное, я к этому никогда не привыкну.
— Ты что, сова? — она давно строит ему глазки, а он охотно подыгрывает, чтобы не получать штрафные очки за опоздания.
— Не знаю, сова или нет, но иногда я ужасный идиот.
— Всегда меня тянет к идиотам. — она вздохнула. — Иди, я поправлю. Но это в последний раз, понял? Завтра твоя улыбочка не прокатит!
Он расставлял новые физические экземпляры книг, когда позвонил отец. Он даже е поздоровался, сразу рявкнул:
— Оливия Палмер — знаешь такую?
— И тебе привет. Ну, знаю, а что? — похоже, журнал, наконец, вышел в свет.
— Твою мать! Тебя учили поисковиком пользоваться?! — заорал отец. — Какой же ты бестолковый!
— Да что я… — гудки.
Прекрасно, теперь-то ему за что влетело?!
Полез в Сеть, чтобы понять, что такого Оливия написала в статье и почему отец дышит огнем. Не смог вспомнить название журнала, но, как только открыл новостную ленту, обмер.
«Новое поколение биомехов не за горами!».
«Мужчина и биомех: возможно ли?».
«Эксклюзивные снимки первого в мире биомеханического человека с перенесенной личностью!».
Он сполз на пол и нажал на ссылку.
