не взглянул.
— Я смотрел, Мия, — не согласился он. — Но так, чтобы не заметила ни ты, ни твоя семья.
— Это и твоя семья! Я — твоя семья. А ты просто вычеркнул меня из своей жизни. Объясни, где я не права? Когда ты улетел первый раз, то хотя бы звонил, потом и звонки прекратились. Ты… — мысль, которую я гнала от себя два года подряд, предательски проникла в голову. Сердце защемило от предчувствия, что сейчас Иво её подтвердит. — У тебя появился кто-то? Там, на Дальнем Рубеже?
С минуту он пристально смотрел мне в глаза, а я с затаённой дрожью ожидала ответа. Ответа, который казался важнее всего на свете, потому что смириться с тем, что у любимого есть другая, я буду не в силах. Как с этим жить?!
С тех пор, как я приняла эти чувства, не могла и смотреть в сторону кого-то другого. Иво стал моим воздухом, воспоминания о нём являлись ко мне во снах, и сколько я ни пыталась выбросить его из головы, ничего не получалось.
Однажды мама рассказывала, что они с папой Касом были созданы парой друг для друга. Искусственно. Но это не помешало им любить друг друга по-настоящему. И это не помешало маме полюбить и Сэта, хотя он человек. Любовь бывает разной, но если она идет от сердца, реального или биосинтетического, то никакие условности, законы и правила не имеют значения.
Если она взаимная. В моем случае, скорее всего, это не так.
Я и не заметила, как глаза защипало от слёз.
— У меня никого нет, — наконец признался он, выдохнув. — И никогда не было.
От сердца отлегло, но всё равно откровение Иво ничего не объясняло.
— Тогда я не понимаю… Ты будто сбежал…
— Сбежал, да, — он отвел взгляд и теперь смотрел себе под ноги. — Но не от тебя, а от чувств к тебе.
— Каких чувств? — спросила я шепотом, повисшим в воздухе.
Его ответ или всё для нас изменит, или разрушит окончательно.
Иво, наконец, вновь поднял глаза на меня, удивляя растерянностью во взгляде.
— Неправильных. Их не должно было быть, я знаю тебя с детства.
— Я больше не ребёнок, — пришлось ему напомнить. — Мне двадцать.
— Ты больше не ребенок, но ты всё еще моя семья. Между нами разница…
— Тринадцать лет, да. И то условно, по человеческим меркам. А мы с тобой не люди.
— И всё равно это неправильно, — он тряхнул головой, прядь волос сорвалась вниз, и я аккуратно заправила её обратно, легко коснувшись гладкого лба. Для этого пришлось приблизиться, ощущая непреодолимую тягу к этому мужчине. Неужели он не чувствует? — Ты выросла на моих глазах, и когда два года назад я ощутил, что… больше не вижу в тебе маленькую девочку, что мне всё тяжелее находиться рядом, потому что этого уже недостаточно… В общем, я надеялся, что вдали от тебя станет легче. Что всё пройдет.
— Прошло?
— Нет. И что с этим делать я не понимаю.
— Любить меня, Иво! — прошептала я, когда вновь приблизилась, взяла его лицо в свои ладони и заставила взглянуть мне в глаза. — Вот что с этим делать. Потому что я тебя люблю. По-настоящему.
На миг мне показалось, что он продолжит спорить. Продолжит бежать от чувств, которые были озвучены здесь и сейчас, в ночи под цветущим персиковым деревом. Но я продолжала вглядываться в зеленоватые радужки, в которых отражались огоньки, продолжала надеяться, потому что ничего другого мне не оставалось.
Мысль потерять его вновь, увидеть через полгода, или даже год, казалась невыносимой. Она ранила сердце, а душу заставляла кровоточить. Если это не любовь, тогда что? Когда дышишь в такт с ним, сходишь без него с ума, и в толпе незнакомцев всегда будешь искать именно его глаза.
— Люби меня… — повторила я полушепотом. Слова повисли между нами, но теперь я могла смотреть лишь на его губы. Их я никогда не целовала, но всегда мечтала.
Интересно, какие они на вкус…
— Мия, — он сглотнул.
Зрачок мужчины расширился, затапливая почти всю радужку.
— Люби меня, Иво. Разве ты не видишь, что это взаимно?
Ощущая прикосновения обжигающих пальцев на своих оголенных плечах, я, наконец, смогла дышать. Ненадолго. Подалась вперед, перехватывая его ладони, чтобы даже не думал остановить, и коснулась губами его губ. Первой поцеловала, ощутив то, о чём и мечтала — и их вкус неуловимо напомнил тот самый горячий шоколад.
Время замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Поверить не могу, что все эти два года мы без надобности изводили друг друга, не в силах высказаться о чувствах в открытую. Столько потеряно времени, и ради чего? Мы могли быть вместе давно. Любить друг друга, целовать, заниматься сексом… Видит Вселенная, как мне хотелось быть к нему ближе во всех смыслах!
Сладкий, невесомый поцелуй постепенно перерастал в безудержный. Наши губы взрывались иллюзорными искрами, языки сплелись в диком танце, которому я отдала всю себя. Для меня это было впервые, и если верить словам Иво, то и для него тоже. А я ему верила.
Теперь я не держала его ладони и содрогнулась от дрожи, когда они легли на талию. Тонкая ткань летнего сарафана позволяла ощутить всё! Скольжение пальцев по моему телу, судорожное биение его сердца в груди. Мы дышали друг другом, торопливыми ласками восполняя утраченное время.
— Мне всё равно придется улететь, — его слова я слышала, но отказывалась верить. Пока он не произнес следующие, острыми поцелуями спускаясь к шее: — Но я вернусь так быстро, как только получится. Не могу без тебя… Будто кислорода в легких не хватает, и я живу лишь на половину. Мия, я люблю тебя.
— Так люби, — не сдавалась я, прекрасно понимая, что повторяюсь. — Прямо сейчас.
— Здесь? — переспросил он, но действия Иво говорили сами за себя.
Губами он спустился к открытой ложбинке декольте, я зарылась пальцами в его мягкие волосы, ощущая дыхание, воспламеняющее каждую клеточку тела.
Пусть он и говорил, что вернётся, отпустить, так и не познав его как мужчину, я не могла.
— Здесь.
Иво выпрямился, а я рванула магнитные заклепки его рубашки, обнажая твердую грудь. И едва смогла справиться с эмоциями. Идеальный… Коснулась губами кожи, втягивая носом воздух. Или это моё больное воображения, или он действительно пахнет шоколадом. Голова шла кругом. Легонько толкнув любимого в сторону скамейки, я едва смогла дождаться, пока он сядет, и оседлала его. Горячие ладони скользнули по бедрам, задирая ткань сарафана.
Новые поцелуи, более требовательные. Новые ласки, более откровенные. Я так долго представляла,