«Она проявила верность и твердость характера, — подумал Калеб. — Мужчина не имеет права требовать большего».
Разве что просить ее остаться.
Поднявшись на крыльцо, он споткнулся обо что-то в темноте. Кто-то оставил пакет у его входной двери, какой-то узел…
Котиковая шкура.
Калеб замер, вцепившись пальцами в грубый густой мех. В темноте от шкуры исходил сильный мускусный запах. Котиковая шкура Гвинет. Значит, его брат все-таки заходил в гости.
«Вот и еще одна проблема», — мрачно подумал Калеб. Но он займется ее потом, завтра. Сейчас он просто хотел поужинать и выспаться. Хотел просто дышать воздухом, а не задыхаться. Просто быть. Быть рядом с Мэгги.
Сначала он примет душ, а потом поедет за ней к сестре.
«И возьмешь с собой шкуру?» — прошептал в подсознании ехидный голос.
Но Калеб не стал вступать в полемику с самим собой. И со шкурой он тоже разберется завтра.
Он отпер дверь, шагнул через порог и замер. В лицо ему ударил знакомый аромат. Кофе? Да, в пустом доме ощущался сильный запах свежего кофе. Посреди ковра в гостиной валялись чьи-то сандалии. Из открытого окна в кухне тянуло легким сквозняком.
Сердце замерло у него в груди, а потом забухало, как паровой молот.
— Мэгги?
Голос его прозвучал хрипло. В нем слышалась отчаянная надежда.
Мягким, кошачьим движением она поднялась с подушек, разбросанных по дивану. Темные волосы мягким водопадом падали ей на плечи. На ней было голубое платье, облегавшее выпуклости и впадинки фигуры, словно вторая кожа. Босые ноги. Паутинка между пальцами.
При виде ее он задохнулся, словно получив удар в солнечное сплетение.
— Вот ты и дома, — сказала Мэгги. — Хочешь есть?
Калеб был потрясен.
— Тебе необязательно готовить для меня.
— А я ничего и не готовила. — Она склонила голову к плечу и улыбнулась, глядя ему в глаза. — Я принесла домой ужин из ресторана.
Домой.
У него перехватило дыхание.
— Звучит чертовски заманчиво.
Он провел ладонью по теплой щеке Маргред, словно желая убедиться, что она — настоящая, что она стоит перед ним, что она ему не привиделась. И тогда он сделал то, что хотел сделать восемь часов назад, на палубе катера. И хотел каждую секунду с тех пор.
Он поцеловал ее.
Ее губы были теплыми и ласковыми. Он ощутил вкус кофе, сахара и — невозможно! — моря. Неужели она плакала? Прежде он никогда не видел ее в слезах.
Она привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его. Рука ее легла ему на шею, и Калеб больше не мог ни о чем думать. Он позволил себе забыться, жить только настоящим, здесь и сейчас, сладкими мгновениями, сжимая ее, теплую и страстную, в своих объятиях. Этого было достаточно. Ему больше нечего было желать.
Когда он, наконец, оторвался от ее губ и поднял голову, Мэгги всем телом прижалась к нему. Его разбитая губа пульсировала слабой болью.
— Ужин может подождать, — пробормотал он.
— Может. А я не могу! — Она улыбнулась медленной, дразнящей улыбкой. — Я хочу, чтобы ты рассказал, как прошел твой день.
Калеб откашлялся.
— Прямо сейчас?
Она потянула его за руку.
— За ужином, пока будешь есть.
Он позволил ей увлечь себя в кухню. В открытое окно плыл запах леса и соленый привкус моря. Следы присутствия Маргред виднелись повсюду: на спинку стула небрежно брошено яркое полотенце, в раковине стоит пустая кружка, на кухонном столе рассыпана сахарная пудра. Мэгги была здесь. Она вернулась.
С плеч Калеба свалилась тяжкая ноша.
Она зажгла свечи, которые он хранил на случай отключения электроэнергии, и выставила на стол пару фужеров для вина, оставшихся от его первого брака. Что это, она намекает, что их ждет романтический ужин? Или же просто Реджина научила ее так накрывать на стол? Но Антония никогда не пользовалась свечами.
— Садись. — Мэгги снова потянула его за руку. — Расскажи мне о том, что произошло. Эта женщина, квадратная такая…
— Эвелин Холл.
— Она не пускала меня к тебе.
Он смотрел, как она ловкими, уверенными движениями открывает бутылку вина.
— В ходе расследования полагается держать свидетелей отдельно. — «И подозреваемых тоже», — добавил он про себя. — Чтобы они не могли ничего выдумать или изменить свои показания.
Мэгги моментально ощетинилась.
— В тебя стреляли. Ты ранен. Они что, думают, что ты все это подстроил?
То, как яростно она встала на его защиту, заставило Калеба улыбнуться.
— Нет, они так не думают. Один из экспертов выковырял из досок палубы пулю, которую они смогут идентифицировать как выпущенную из револьвера Уиттэкера. Но Рейнолдс знает — во всяком случае, подозревает, — что я рассказал ему не все.
Мэгги зашуршала пакетом.
— И что ты им рассказал?
Калеб откинулся на спинку стула.
— Что Уиттэкер испугался, что ты можешь его вспомнить. Поэтому он стал преследовать тебя, чтобы помешать опознать в нем нападавшего. Исходя из этого я сказал им, что у полиции появляются основания произвести обыск в его доме в связи с обстоятельствами гибели другой женщины.
Мэгги склонила голову к плечу.
— И они тебя послушали?
— Да.
Она поставила перед ним тарелку. С удивлением, смешанным с изрядной долей удовольствия, Калеб узнал рулет из лобстера и салат из тортеллини, которыми он угощал Мэгги на их первом пикнике на пляже. Неужели она запомнила?
Очевидно, да.
Она устроилась напротив и положила локти на стол.
— И что же они обнаружили?
Калеб отложил вилку в сторону.
— Ты уверена, что хочешь поговорить об этом прямо сейчас?
— А почему бы и нет?
— Потому что… — Калеб запнулся, некстати вспомнив свою бывшую супругу, которая вечно бранила его за неаппетитные подробности. — Потому что тебе будет не слишком приятно об этом слушать.
Глаза Мэгги сверкнули опасным огнем.
— Убийство Гвинет было не очень-то приятным. Видеть, что в тебе, обмотанном цепью на дне океана, сидит демон, тоже было не очень-то приятно. Но что делать — такова жизнь. Ты дрался вместо меня и за меня. Так что самое меньшее, что я могу сделать, — это выслушать тебя.
Мэгги сумела в очередной раз поразить его. Больше он никогда не будет сравнивать ее с Шерили!
Без обиняков, четко и ясно он вкратце рассказал ей об уликах, которые обнаружила бригада экспертов: инструменты, которые, как считает полиция, оставили следы пыток на теле Гвинет, а также следы крови на досках пола и в сливных отверстиях.
— Однако… — Мэгги глубоко вздохнула. — Значит, все кончено, верно? Такое объяснение их удовлетворило? И ты… больше не представляешь для них интереса?
