— Однако… — Мэгги глубоко вздохнула. — Значит, все кончено, верно? Такое объяснение их удовлетворило? И ты… больше не представляешь для них интереса?
— Пройдет несколько дней, возможно недель, пока криминалистическая лаборатория обработает все вещественные доказательства. Но Рейнолдс сообщил мне, что его лейтенант уже снимает большую часть детективов с расследования этого дела.
Мэгги перегнулась через стол и накрыла его руку своей. Он повернул ладонь, и пальцы их переплелись. Они сидели молча, держась за руки. Калебу было трудно дышать. В душе у него кипели противоречивые чувства — умиротворение и покой смешивались с ощущением утраты. Это было то, на что он надеялся, о чем мечтал. Чтобы рядом с ним оказалась женщина, с которой можно поделиться своими переживаниями и впечатлениями прошедшего дня. Чтобы в его дом и в его жизнь навсегда вошла Мэгги.
Он сильнее сжал ее пальцы. Она улыбнулась, глядя ему в глаза, словно сирена.
— Ты устал. Пойдем в постель.
Он был измучен. У него болело все тело.
Но когда она прильнула к нему под одеялом, Калеб обнаружил, что, оказывается, он не настолько устал, чтобы не любить ее.
Они лежали на боку, глядя друг на друга. Она положила ногу ему на бедро, касаясь сосками его груди. Глаза ее были темными и влажными от желания.
Калеб запустил пальцы ей в волосы, бережно убирая их с не до конца зажившего шрама на лбу. Она прижала ладошку к его щеке, осторожно провела большим пальцем по припухлости под глазом и поцеловала забинтованное плечо.
Его тело отреагировало на ласку. Его естество мгновенно напряглось.
— Мэгги, не знаю… Я потерял много крови, — запинаясь, пробормотал он.
Она улыбнулась и легонько поцеловала его в разбитую губу.
— Все будет хорошо, — пообещала она.
И оказалась права.
На этот раз они слились воедино медленно, не спеша, постепенно убыстряя темп, пока поцелуи не стали столь отчаянно сладкими, что от них перехватывало дыхание. Он скользнул в нее — мягкую, горячую, влажную — и замер, а она ласково сжала его в ответ. Нежность простерла над ними свои крылья. Пролилась теплым дождем.
Если это в последний раз…
Но он не позволил себе даже думать об этом. Наслаждаться мгновением, быть с Мэгги… этого вполне достаточно. Он сделает так, что этого ему будет достаточно.
Они двигались в такт, растворившись друг в друге, погруженные в наслаждение, пока зарождающийся внутри ураган чувств, мягкий и долгожданный, не разразился вскриками и шепотом. Он почувствовал, что она достигла пика удовольствия, и мягкие сокращения ее лона оросили его желанной влагой, заставив и его излиться в сладком мучительном порыве.
Она тихонько вздохнула, уткнувшись лицом ему в шею.
Он выдохнул, зарывшись в ее волосы:
— Мэгги…
— Любимый. — Она положила руку ему на грудь. — Мой любимый.
Он переплел ее пальцы со своими и поднес их к губам, а потом к сердцу.
Прижавшись друг к другу, усталые и умиротворенные, они медленно погрузились в сон.
* * *
Проснулась Маргред от ощущения полного счастья. Солнечные лучи падали на ее лицо, касаясь щек и ресниц. Что-то теплое и тяжелое лежало поверх одеяла. Она улыбнулась и вытянула ногу.
Но это был не Калеб.
Она открыла глаза.
Полностью одетый, он сидел на краешке кровати. А перед ним бесформенным тюком лежала котиковая шкура Гвинет.
Маргред почувствовала, как по коже у нее пробежал холодок, который не имел ничего общего с открытым окном.
— Что это такое?
— Она твоя.
Маргред села на постели.
— Нет, она не моя.
— Гвинет мертва, — негромко сказал Калеб. — Ты говорила, что возьмешь ее шкуру, если она попадет к тебе. Как подарок.
— Да, но…
— Ну вот, я дарю ее тебе. — Калеб не сводил с нее глаз. Его руки, чтобы скрыть сотрясавшую их дрожь, зарылись в густой мех. — Бери ее.
Маргред, не веря своим глазам, смотрела на него. Любимый, благородный, сводящий с ума своей недогадливостью мужчина!
— Она мне не нужна. Калеб, когда я увидела тебя под водой…
Медленно колышущегося над самым дном, в цепях, растратившего всю силу, лишившегося остатков воздуха, с восковой кожей…
— Я подумала, что ты умер. — Голос ее сорвался, а из глаз брызнули слезы, обильные, настоящие, человеческие слезы. Она нетерпеливо смахнула их. — И тогда я поняла, что не хочу жить без тебя.
Суровая складка его губ разгладилась.
— И не надо. Я всегда буду здесь. Я буду любить тебя до тех пор, пока жив. До тех пор, пока ты позволишь мне.
Она заглянула ему в глаза.
— И тебе этого будет достаточно?
Калеб едва слышно вздохнул.
— Мне придется смириться с этим. Я не такой, как мой отец, Мэгги Я не хочу изменять тебя. Я люблю тебя такой, какая ты есть.
Она протянула над шкурой руку и накрыла его ладонь.
— Тогда у нас возникла проблема, — заметила она. — Я не такая… какой была раньше.
— Красивая? Бесстрашная? Заботливая? Энергичная и остроумная?
Она была тронута тем, что он разглядел в ней такие черты. Но сейчас она не напрашивалась на комплименты. Она должна была заставить его понять.
— Я уже не селки. У меня больше нет силы морского народа.
Калеб настороженно прищурился.
— Но ведь ты же связала Тана.
На лице у нее отразилась растерянность.
— Я… да.
— И еще ты призвала дельфинов.
При этом воспоминании Мэгги улыбнулась.
— А ведь правда.
— Быть селки — это не просто носить шкуру. Это нечто более глубокое. Это что-то внутри тебя.
— Ты стала другой, Мэгги. Восхитительной. Таинственной Волшебной. — Он, продолжая держать ее руку в своей, не отводил взгляда от ее лица. — Ты… это ты.
Маргред неотрывно смотрела на их переплетенные пальцы. Ее человеческие руки научились мыть посуду, накрывать на стол и лечить раны своего любимого. Ее руки селки укротили дождь и связали демона.
Неужели Калеб прав?
Она уже не такая, какой была раньше.
Может быть, она стала чем-то большим.
— Вполне возможно, что я не изменилась, — призналась она. — Зато я точно выросла и повзрослела.
Подобно ребенку, научившемуся самостоятельно стоять на крепких ножках, подобно невесте, покидающей дом матери, она готова была оставить колыбель и лоно океана и ступить на твердую землю.
— И я не хочу изредка приходить к тебе, чтобы получить удовольствие, — продолжала она — Мне нужна настоящая жизнь с тобой. Я хочу спать с тобой и говорить с тобой. Я хочу состариться с тобой рядом. Я хочу иметь от тебя детей.
И еще она поклялась себе, что никогда не покинет их. Никогда не покинет его. Она может жить на суше и по-прежнему принадлежать морю.
