Это было убийственное комбо, идеальный шторм, в котором я сочла бы за счастье утонуть навсегда, но сон кончился, а жизнь продолжалась. Я закрыла книгу, собралась и пошла на работу.
***
А на работе меня ждал следующий акт пьесы «Вспомнить все грехи» – на моём столе лежали стопкой медкарты новых пациентов, на верхней было написано: «Алан Браун», я чуть мимо кресла не села.
Папка была толстенная, я отодвинула её в сторону кончиком карандаша, как ядовитую змею, и взяла вторую сверху, погружаясь в работу с такой серьёзностью, как будто от меня зависит жизнь этого пациента, а не его носовая перегородка, меня даже в мои лучшие годы на скорой так не трясло над пациентом, как сейчас над этой проклятой картой.
Я весь день проработала как проклятая, убеждая себя, что мне всё показалось, потому что это просто тёзка, имя распространённое, почему бы и нет.
«Потому что.»
Я была уверена, что это не так. Всё к этому шло – сон, книга, закладка, даже машины, которые попадались мне на глаза по дороге в клинику, выглядели похожими на те, которые принадлежали Алану и его охране. Всё складывалось один к одному, как злой рок, как будто где-то над моей головой сидел на облаке злорадный создатель, попивая небесный вискарь и болтая ногами, наблюдал за моими жалкими попытками сохранить самообладание, посмеивался и делал ставки, на какой же по счёту подлянке от судьбы я сломаюсь. А когда очередная подлянка не срабатывала, он невозмутимо подкидывал следующую, и ещё одну, и ещё, выстраивая их чередой, сводящей с ума ощущением, что так быть просто не может, не бывает таких совпадений, это всё не случайно, это чей-то замысел, а я просто фигура на доске, которой сыграют и бросят в ящик. Мне не нравилось быть фигурой, я пыталась сопротивляться, каждый раз пыталась, и каждый раз сдавалась, всегда одинаково. Я изо всех сил пыталась об этом не думать, потому что мысли о срыве всегда приводили к срыву, я уже знала, как это работает, потому что проходила это много раз, но именно сейчас я была не готова, у меня были другие планы.
Папка лежала на столе с таким наглым видом, как будто плевать хотела на мои планы. Я разобралась со всей работой на сегодня, намеренно оставив себя без обеда и без малейшего шанса отпустить контроль над мыслями даже на минуту, я работала как проклятая, но я закончила, эта папка была последним, с чем предстояло разобраться. А я не хотела.
«Если это просто тёзка, то всё зря.»
Я могла открыть эту папкой первой, ещё утром, узнать правду и не накручивать себя целый день, но к вечеру я была рада тому, что не сделала этого утром – день получился восхитительный, меня давно так не возносило. Это было то, за что я грешно и страстно любила скорую – баланс на лезвии между всесилием и бессилием, по которому я шла крохотными, предельно осторожными шагами, а иногда бежала без единой мысли, когда времени было меньше, чем страха. Сейчас было море времени, океан, его штормило как в последний день планеты, и я летала на кожистых демонских крыльях между километровыми волнами, касаясь воды кончиками пальцев, за миг до того, как эта бездна меня накроет, я металась от космоса до голого дна с ржавыми костями затонувших кораблей, а потом опять к звёздам, чтобы сразу же рухнуть обратно, вдохнуть запах дна и опять подняться.
Моё сверхмощное демонское сердце, которое можно было в угольный комбайн ставить вместо двигателя, щупало свои пределы выносливости уже больше минуты, я слышала в ушах его сигнал тревоги и орущее сиреной требование сделать уже хоть какой-нибудь выбор, и стала составлять свой будущий некролог: «Вчера, 4 сентября 234 года, скоропостижно скончалась известный пластический хирург Лея эль'Тор. Тело нашли в её кабинете, предположительно, причиной смерти стал сердечный приступ. Госпожа Лея была талантливым врачом и мудрым руководителем, умеющим найти решение даже самой сложной задачи и реализовать его в кратчайшие сроки. Грань Тор потеряла прекрасного специалиста и просто очень красивую женщину. Тяжким бременем для всех нас стало осознание того, сколько хорошего она не успела сделать – ей было всего тридцать пять лет. Администрация Верхнего Города и редакция нашей газеты выражают искренние соболезнования родным и близким».
Получилось слащаво, я трижды переделала, убрав труп и добавив суровости, а потом убавив вполовину, пока меня всё не устроило. Закончив с текстом, я немного успокоилась, представила ещё небольшой проспект имени меня, с лавочками и клумбами, но без фонтанов (я не настолько хороша), зато с розами. Клинику я завещала городу, диагностический центр – Тине, квартиру – Рине, машину – Ине, и уже мысленно видела, как они трое пьют за упокой моей души, а потом за свои обновки, выглядело обнадёживающе. К тому моменту, как Рина в моём воображении закончила рыдать и достала пудреницу, сердце уже успокоилось, я посмотрела на папку трезво и расчётливо – все ли это эмоции, которая она может мне подарить, или я всё же могу рассчитывать на продолжение?
«Если пациент срочный, то надо открывать. А если нет – можно сегодня ночью повторить.»
Я взяла телефон и нажала кнопку вызова секретарши:
– Зайди на минуту.
Девушка вошла через три секунды – у меня был маленький офис, я могла бы и не звонить, а просто повысить голос, но я этого никогда не делала – мой голос почему-то её пугал. Вообще, он почти всех пугал, обычно меня это не волновало, но секретаршу я любила и берегла – она была лучшей студенткой своего курса и обещала вырасти в колосса, который заработает мне кучу денег прежде, чем уйдёт в вольное плаванье, когда-нибудь. Пока что она выглядела неуверенно, но это была иллюзия – она знала свою работу, и все эти папки уже просмотрела и оценила.
– Ты не в курсе, это срочно или подождёт до завтра? – я с предельно равнодушным видом кивнула на папку, секретарша смущённо улыбнулась и шепнула:
– Это ваш муж. Он записан на первичную консультацию завтра на
