мои ноги не замерли как вкопанные.
Я пришла, чтобы извиниться и попрощаться, а вместо этого послала его на хер и убежала. Как я могу оставить всё вот так после всего, через что мы прошли вместе? Да, он вёл себя грубо, надменно и вышел из границ. А чего ещё следовало ожидать? Но я заметила и другое. Ему больно, он раздавлен. Он оттолкнул меня, потому что легче отпустить того, на кого ты злишься.
Потому что он любит меня.
Я выругалась, развернулась и направилась обратно к его дому.
Я должна поступить как взрослая и стойко выдержать все его обвинения, а потом сказать, как сильно сожалею об этом и как много он значит для меня. Я должна сделать это, зная и будучи готовой к тому, что он может меня не простить.
Потому что так ведут себя взрослые люди.
Потому что если я не сделаю этого сегодня, эта дверь закроется передо мной навсегда.
К тому времени, как я добралась обратно до его домой, на мне не осталось ни одной сухой нитки, и хотя меня била мелкая дрожь от того, как мокрая холодная ткань липла к коже, это меня не остановило.
У меня была одна цель: поставить точку в отношениях между мной и Домиником. Раз и навсегда. Он выслушает меня, хочет он того или нет.
Я даже не стала стучать, просто распахнула дверь и вошла как к себе домой, направляясь туда, где, как я знала, он сейчас сидит. И он был там — в гостиной, у разожжённого камина, спиной ко мне, со стаканом в руке. Он реально слишком часто выпивает, но я пришла поговорить не об этом.
Словно бы почувствовав моё присутствие, он поднял голову, но не стал утруждаться и разворачиваться.
— Ты решила, что теперь я задолжал тебе извинения?
— Нет, — ответила я, продолжая стоять в дверном проёме.
— Хорошо, потому что я не собирался извиняться.
Кто бы сомневался.
— Ну и ладно, потому что я пришла не за этим, — я переминалась с ноги на ногу, набираясь смелости сказать всё, что нужно. Выложить все карты на стол, каков бы ни был расклад. — Я здесь, потому что должна кое-что тебе сказать. Много чего, на самом деле, и ты выслушаешь меня, пока я не договорю, потому что я имею право высказаться. А ты можешь возненавидеть меня и никогда не простить, но я всё равно скажу и буду надеяться, что ты не станешь.
— Не стану что? — спросил он, не оборачиваясь.
— Ненавидеть меня.
Он сухо рассмеялся, поставил стакан на каминную полку и всё-таки развернулся. На его лице была маска, за которой скрывалось столько чувств и секретов, сколько мне в жизни не разгадать и не осознать, но я всё равно пыталась их разглядеть.
— Я не жалею о том, что сделала с тобой у бара «Всех Святых», как бы ни было тебе неприятно это слышать, но я не буду лгать, — начала я, видя, как напряглась его челюсть. — Но я должна была вернуться к тебе. Должна была сама вернуть тебя к жизни. И за это я прошу прощения. Но, чёрт, Доминик, мне было ужасно больно. То, что я сделала с Трейсом… — я опустила голову, все слова вылетели из головы, словно бабочки. — Я знала, что ты попытаешься забрать мою боль, потому что в этом весь ты… И я бы позволила тебе, потому что в этом вся я.
В его жёстком взгляде вспыхнуло осознание.
— Ты хотела страданий, — понял он. Я могла бы с тем же успехом стоять перед ним обнажённой, настолько открытой я себя чувствовала.
— И всё ещё хочу, — признала я, стараясь оставаться честной перед ним и собой. — Но я постепенно учусь себя прощать, — пожав плечами, добавила я, потому что это небыстрый процесс, я далека от конечной точки.
Его выражение лица изменилось — смягчилось, и это придало мне уверенности продолжить:
— Я знаю, ты думаешь, будто мне плевать на тебя. И понимаю, почему тебе так кажется. Но ты неправ.
В его глазах загорелось любопытство. Ожидание.
— Я так сильно боролась со своими чувствами к тебе, потому что не понимала их. Я не понимала, как можно любить Трейса и в то же время испытывать всё это к тебе. Это пугало меня до ужаса.
Он убрал руки в карманы, прожигая меня таким взглядом, что я чуть было не попятилась назад.
— Это всё ещё пугает меня, — призналась я, перейдя на шёпот.
Это не совсем то, что я собиралась ему сказать, но теперь уже не могу остановить ни свой язык, который всё это говорит, ни ноги, которые идут к нему. Я как мотылёк, которого вечно тянет к огню.
Его спина была неестественно прямая, когда я остановилась перед ним, словно он держался изо всех сил, чтобы не поддаться искушению, но я знала, что он чувствует — мучительный заряд тока между нами. Потому что я тоже это чувствовала.
Всегда чувствовала.
— В Трейса я влюбилась сразу и так сильно, что у меня и сомнений не возникало, что это судьба, — сказала я и увидела, как у него дёрнулись желваки. — А затем появился ты, и я снова это пережила, но по-другому. Это казалось и правильным, и неправильным одновременно. Я не знала, что мне с этим делать.
Его выражение оставалось невозмутимым, но его глаза выдавали волнение, почти надежду.
— А сейчас? — спросил он.
— Сейчас я всё ещё не знаю, что с этим делать, но пытаюсь разобраться, — я опустила голову, зная, что не это он хотел услышать. Но это правда. Моя правда. Единственное, что я могу ему дать. — Просто подумала, что тебе нужно это знать, перед тем как я уеду.
Он ничего не сказал и не сделал, просто стоял, держа руки в карманах с нечитаемым выражением лица.
— В общем, вот, — я чувствовала себя неловко, обнажив душу. — Наверное, теперь… мне лучше уйти.
Я уже собиралась развернуться, но он поймал мою ладонь. Он держал меня за руку, не
