— МуИрхаль! Вот так встреча…
Врач, осторожно опуская свой чемоданчик на пол, присел на край постели. Взяв бледную руку доктора Кройца в свои обтянутые тонкими защитными перчатками руки, он сказал:
— Я услышал по рации, что тебе плохо, и попросил отдать этот вызов мне. Ну что, неужели опять давление?
— Похоже на то, Муирхаль, — чуть слышно ответил доктор Кройц.
— Давай-ка обследуем тебя, — сказал врач, открывая свой чемоданчик.
Он достал оттуда миниатюрный прибор, нажал на нём кнопку, и из него на лоб доктору Кройцу упал тонкий зелёный луч. Врач провёл лучом по всему его телу с головы до ног, посмотрел на дисплей и сказал:
— Гм, да… Что-то ты и правда расклеился, старик. Тебе срочно надо ложиться на генеральную чистку, а сердечко твоё вообще кричит «Помогите!» Ты на грани инфаркта, дружище. Церебральные сосуды тоже чувствуют себя из рук вон плохо, существует высокая опасность геморрагического инсульта.
— Какой уровень опасности? — хрипло спросил доктор Кройц.
— Боюсь, что красный, — ответил врач. И, склонившись над ним, сказал: — Дружище, я тебя забираю в больницу.
— Ты это серьёзно? — пробормотал доктор Кройц испуганно, приподнимаясь на локте.
— Абсолютно, старина, — сказал Муирхаль. — Какие уж тут шутки!
— Нет, нет, Муирхаль, — простонал доктор Кройц, падая обратно на подушку. — Только не сейчас… Сейчас никак нельзя! Сбей мне давление, поставь тройной пролонгированный спазмолитик, в коронарные сосуды введи антисклеротический агент, а через неделю я сам лягу в больницу. Мне нужна только одна неделя.
— Давление мы тебе сейчас собьём, — ответил Муирхаль, доставая другой прибор с длинными электродами, смотанными в аккуратное кольцо. — Но никакой недели я тебе не дам, и не надейся. Речь идёт о твоей жизни, старина, и это не обсуждается. Криз может повториться через день — другой, а это для тебя смертельно опасно.
— Муирхаль, у меня сын, — дрожащим голосом проговорил доктор Кройц, указывая умоляющим взглядом на Элихио. — У него заканчиваются каникулы, а потом он уедет, и я его опять долго не увижу…
Муирхаль взглянул на Элихио с некоторым недоумением.
— Это Иниго? Я что-то его не узнал.
— Нет, это не Иниго, — сказал доктор Кройц. — Его зовут Элихио, это мой старший. Он учится в Кайанчитумской медицинской академии.
— А, коллега, — улыбнулся Муирхаль. — Рад познакомиться. Это и моя альма-матер. Как там старик Амогар — жив, здоров? Всё ещё преподаёт?
— Да, — ответил Элихио. — Профессор на прежнем месте.
Муирхаль тем временем размотал электроды и прилепил по паре на оба запястья и обе щиколотки доктора Кройца, ещё одну пару прикрепил к его груди, а последнюю — на виски.
— Знакомы с таким аппаратом? — спросил он, обращаясь к Элихио.
— Да, — ответил Элихио. — Пока только теоретически.
— Сейчас познакомитесь практически, — сказал Муирхаль. — Можете подойти.
Элихио подошёл. Принцип действия аппарата он знал, но ещё никогда не держал его в руках. Обтянутый тонкой перчаткой палец Муирхаля нажал кнопку «пуск», и дисплей засветился красным. На нём высветились белые кнопки.
— В соответствии с показателями давления задаём мощность, — пояснял Муирхаль, быстро нажимая на кнопки. — Всё очень просто. Воздействие оказывается комплексное: и на саму сосудистую стенку, и на сосудодвигательный центр, и на сердечную мышцу, и на нервные пути. Ну вот, процесс нормализации сосудистого тонуса начался.
Застёжка зажима на волосах Элихио не выдержала: раздался щелчок, и освобождённые волосы каштановым водопадом заструились по его плечам. Заметив восхищённый взгляд Муирхаля, Элихио нахмурился, поднял с пола зажим и снова убрал волосы. Доктор Кройц лежал с закрытыми глазами, по-прежнему бледный, и Элихио, сев у его изголовья, стал тихонько поглаживать его по волосам. Доктор Кройц, повернув к нему голову, устало улыбнулся.
— Одна неделя, Муирхаль, — сказал он. — Обещаю, через неделю я сам приду.
— Через неделю тебя могут уже привезти, — покачал головой Муирхаль. — И с тяжёлыми осложнениями. Ты хочешь потерять трудоспособность? А может, тебе жить надоело?
— Нет, я хочу жить, — прошептал доктор Кройц. — Я должен… Ради него.
— Тогда ты сейчас поедешь со мной в больницу, дружище, — сказал Муирхаль. — Я не могу дать тебе эту неделю, потому что она может стоить тебе жизни. Элихио, как вы считаете? Его нужно госпитализировать?
— Я думаю, нужно, — сказал Элихио. — Для этого есть все показания.
— Консилиум принял решение, — заключил Муирхаль. — Не расстраивайся, старина…
Элихио будет навещать тебя каждый день. Твоя жизнь стоит того, чтобы ради неё пожертвовать этой неделей.
Через двадцать минут он отсоединил аппарат. Хоть давление и понизилось почти до нормального уровня, но доктор Кройц чувствовал себя всё ещё плохо. Он оделся и хотел сам идти в медицинский флаер, но Муирхаль ему этого не позволил. Он закутал его в термоодеяло и понёс на руках. Эгмемон, спускаясь следом, говорил:
— Ничего, сударь, поправляйтесь… За ваш флаер не волнуйтесь, у нас он будет в целости и сохранности. Как выпишетесь, заберёте.
Все эти передвижения всё-таки разбудили лорда Дитмара. Он вышел из спальни, завязывая пояс халата.
— Что случилось? — спросил он обеспокоенно.
— Доктора Кройца увозят в больницу, милорд, — ответил Эгмемон.
— Какой диагноз? — обратился лорд Дитмар к Муирхалю.
— Предынфарктное состояние и опасность инсульта, — ответил тот. — Нужна немедленная госпитализация.
Элихио проводил их до самого флаера в одной рубашке, не чувствуя холода. Пока Муирхаль укладывал доктора Кройца, у него созрело решение.
— Я еду с вами, — сказал он. — Вы подождёте меня? Я только оденусь и возьму вещи.
Доктор Кройц простонал из флаера:
— Муирхаль, пусть он поедет… Я хочу, чтобы он был рядом.
— Хорошо, ждём, — кивнул Муирхаль. — Побыстрее.
Элихио стремглав бросился в дом. Промчавшись мимо лорда Дитмара с Эгмемоном, он побежал к себе в комнату, перескакивая через ступеньку. Сунув в сумку портрет отца, он схватил свадебное облачение в хрустящем чехле и тоже хотел упаковать, но остановился. Его сумка и чемодан и так были набиты до отказа, и чтобы убрать туда ещё и этот костюм, пришлось бы его жестоко смять. Подумав две десятых доли секунды, он нашёл единственно возможный выход: надел костюм, а свою одежду безжалостно запихал в сумку. Из своих вещей на нём остались только сапоги. Окинув прощальным взглядом комнату, он подошёл к фотографии на туалетном столике и поцеловал изображение Даллена.
