— Беги. — Губы Эш изогнулись в усмешке.
Позади нас послышались несколько смешков и злорадный шепот, заставившие меня вскипеть. Это было верхом нелепости — злиться на то, что другие смеялись, когда я унизил ее, причинил ей боль больше, чем кто-либо другой.
Над столом повисла тягостная неловкая тишина.
Она должна была уйти. Спасти себя. Без вариантов, чтобы…
Нечто холодное, мокрое и скользкое свалилось прямо на мою голову. Я замер, осознавая, что не должен открывать рот, если только не захочу съесть… спагетти? Неужели она?.. Покрытые соусом макароны сползли по моему лицу, повиснув на плече. Одна из них зацепилась за мое ухо, издевательски пружиня вдоль шеи.
Вот дьявол.
Совершенно ошеломленный, я медленно повернулся в ее сторону. Какая-то часть моего сознания была… потрясена.
Эш с воплем соскочила с моих колен, размахивая руками:
— Ты… Ты…
Я снял макаронину с уха и бросил ее на стол, вглядываясь в Кэт из-под ресниц. Смех поднялся в моей груди прежде, чем я успел его остановить.
Молодец, Котенок.
Эш опустила руки:
— Я уничтожу тебя!
От моего веселья не осталось и следа. Вскочив на ноги, я обхватил Эш за талию. Она оттолкнула меня:
— Клянусь всеми звездами и солнцами, я уничтожу тебя!
— Это еще что значит? — Кэт сжала руки в кулаки, испепеляя более высокую ростом Эш таким взглядом, словно она совсем ее не боялась. А ведь должна бы. Кожа Эш стала раскаленной, вибрируя и источая энергию. В этот момент я по-настоящему начал опасаться, что она выкинет нечто глупое, публично нас разоблачив. — Снова насмотрелась мультиков?
Мэтью стремительно подошел к нашему столу, и его взгляд на мгновение встретился с моим. Мне еще предстояло выслушать обо всем этом позже.
— Я полагаю, концерт окончен, — произнес он.
Понимая, что с Мэтью лучше не спорить, Эш села на свой стул и схватила пачку салфеток. Она пыталась как-то спасти свой внешний вид, но ее усилия были тщетны. Я снова чуть было не расхохотался, когда она начала нервно отряхивать блузку.
Снова шлепнувшись на стул, я смахнул с плеча горсть макарон.
— Мне кажется, тебе следует найти другое место для еды, — произнес Мэтью, понизив голос в достаточной степени, чтобы его могли слышать только присутствовавшие за столом. — Прямо сейчас.
Подняв взгляд, я наблюдал, как Кэт схватила свою сумку. Она помедлила и затем, кивнув, словно в тумане, скованно развернулась и пошла прочь из кафе. Мои глаза следовали за ней, шедшей с гордо поднятой головой, до самого того момента, как за ней закрылась дверь.
Мэтью отошел от стола, возможно, намереваясь, отвлечь ненужное внимание окружающих. Я вытер тыльной стороной руки липкий соус со щеки, не в силах сдержать тихий смех.
Эш снова хлопнула меня по плечу.
— Это не смешно! — она встала, и ее руки дрожали. — Не могу поверить, что ты находишь это смешным.
— Так и есть, — пожал плечами я, взяв бутылку с водой.
Собственно, мы это вполне заслужили. Взглянув в сторону, я обнаружил, что Ди испепеляла меня взглядом.
— Ди…
Она поднялась, и ее глаза блестели от слез.
— Не могу поверить, что ты мог так поступить.
— А чего ты ожидала? — вскинулся Эндрю.
Она пригвоздила его убийственным взглядом и затем перевела эти свои пылающие глаза на меня.
— Ты повел себя мерзко. Пошло и мерзко.
Я открыл рот, но что я мог сказать? Я действительно вел себя мерзко и пошло. Вряд ли я мог как-то себя оправдать.
Ди должна была понимать, что так было нужно, но когда я позже закрывал глаза, я видел боль в глазах Кэт и уже сам не чувствовал уверенности в том, что поступил правильно… по крайней мере, не по отношению к ней.
НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ СПУСТЯ…
УТРО
Я не был уверен, снилось мне это или нет. Мне не хотелось просыпаться. Я вдыхал что-то невероятно ванильное и персиковое, и этот запах дразнил меня, вторгался в меня.
Кэт.
Только она пахла так замечательно: летом и всеми теми вещами, которых я не мог иметь. Она всем телом прижималась ко мне, а ее рука лежала на моем животе.
Ее грудь равномерно поднималась и опускалась, становясь всем моим миром, и в этом сне — потому что это должно было быть сном, — я чувствовал, как моя собственная грудь подстраивалась под ее дыхание. Каждая клеточка моего тела оживала и загоралась. Если бы я не спал, то уже точно бы принял свою естественную форму.
Мое тело полыхало.
Это был только сон, но чувствовалось все очень реальным.
Не в силах удержаться, я вытянул ноги вдоль ее ног и, зарывшись лицом в ее шею, глубоко вдохнул.
Изумительная.
Безупречная.
Земная.
Дышать становилось труднее, чем я когда-либо мог представить.
Желание волной прокатилось по моему телу — сумасшедшее и поглощающее.
Я попробовал на вкус ее кожу легким прикосновением губ, мимолетным касанием языка. Она казалась идеальной под моим телом. Мягкая во всех тех местах, где я был твердым.
Двигаясь над нею, вдоль нее, я наслаждался теми звуками, которые она издавала, — мягкими, абсолютно женскими, тихими вздохами и стонами, прожигавшими каждую частицу моего сознания.
— Ты идеальна для меня, — прошептал я на своем собственном языке.
Она переместилась, и мне снилось, что она отвечала мне взаимностью, хотела меня, не ненавидела.
Я прижал ее сильнее, и моя рука потянулась под ее майку. Ее кожа казалась шелком под моими пальцами. Нежная. Бесценная. Если бы она была моей, я бы лелеял каждую частичку этой девушки.
И я хотел этого. Сейчас.
Моя рука поднималась все выше, выше, выше.
Кэт всхлипнула.
Сонный туман, окутывавший мое сознание, исчез в ту же секунду, как я услышал этот звук. Каждый мой мускул напрягся. Очень медленно я заставил себя открыть глаза. Передо мной была ее тонкая изящная шея. Кожа кое-где покраснела от соприкосновения с моим шершавым подбородком…
В комнате слышалось только равномерное тиканье настенных часов.
Черт.
Я дал волю своим рукам во сне.
Я приставал к ней во сне.
Я поднял голову и посмотрел на нее сверху вниз. Ее серые, подернутые дымкой глаза смотрели вопросительно.
Черт. Черт.
— Доброе утро, — выдохнула она, и ее голос был все еще хриплым после сна.
Оперевшись на руки, я приподнялся, но даже сейчас, зная, что это был не сон, не мог отвести от нее глаз. Не хотел. Я ощущал бесконечную жажду в себе, в ней. Жажду, которая заставляла меня склонить перед ней колени, и я хотел этого… я никогда в жизни не хотел ничего больше.
Единственное, что смогло избавить мою голову от вожделения и идеалистичной тупости, так это яркий след, мерцавший поверх всего ее тела. Она выглядела, как ослепительная звезда.
