сумасшедшая, собирала в дорогу вещи. Я достала из-под кровати мой дорожный чемодан на колесиках и, открыв шкаф, стала вытаскивать из него одежду и кидать ее в чемодан. Мне не было дела до того, что она ложилась в беспорядке, ведь моя голова была забита другими мыслями – я не отдавала себе отчета в том, что завтра улечу из Чехии и буду находиться в чужой стране, совсем одна.
Собрав вещи, я почувствовала жуткий голод и спустилась вниз, на кухню, где стала уплетать оставшийся еще с обеда салат. Как ни странно, ни моих родителей, ни Седрика в доме не было. Я забросила вилку в посудомоечную машину и пошла искать их – они сидели на скамейке рядом с домом. Я тихо подошла к ним, решив послушать, о чем они разговаривали. Родители не заметили меня, но я знала, что Седрик услышал мои шаги.
– Вайпер действительно будет полезно отдохнуть. Тем более, через месяц ей опять на учебу, – услышала я голос матери.
– Ты права. – Послышался голос отца. – Но почему так скоро? Почему отъезд уже завтра?
– Понимаете, я немного не рассчитал время и затянул с билетами. Но Вайпер, кажется, уже собрала вещи, – сказал на это Седрик.
Какая странная картина! Седрик уже поговорил с ними, и они были согласны на все, что он предложил. Значит, завтра везти меня в аэропорт будет Седрик.
От этих мыслей мне стало тошно, и я решила не слушать их разговор о том, как все пройдет, как я улечу в жаркую Бразилию и как прекрасно там отдохну. Мои родители были искренне рады за меня и доверяли Седрику настолько, что согласились и даже сами предложили нам полететь вдвоем. Как Седрик сумел вновь расположить их к себе после такого крупного конфликта? Удивительно.
– Привет. – Я вышла к ним.
– О, Вайпер, а мы только что о тебе говорили! – приветливо сказала мама. – Садись к нам. Сегодня на удивление хороший вечер!
– Когда мы улетаем? – проигнорировав маму, спросила я Седрика.
– Завтра в одиннадцать – вылет из Праги. Так что, в семь утра нам нужно будет выехать отсюда, – ответил Седрик, пристально глядя на меня.
– А как же твои вещи? Ты приедешь уже с ними? – поинтересовалась у него моя мама.
– Да, они будут лежать в багажнике, – последовал ответ Седрика.
– Вы поедете с нами в аэропорт? – спросила я родителей, хотя уже знала ответ.
– Нет, я не смогу. У меня завтра важные дела в школе, – ответил отец. – Мы попрощаемся здесь, если ты, конечно, не против.
– Я не против, – подтвердила я, зная, что это нужно Седрику.
– Увы, я тоже занята: к нам приезжает комиссия, чтобы посмотреть документацию. Там обнаружили какие-то проблемы, так что, мы теперь все на ушах стоим, – сказала мама.
– Да, нам очень жаль, что так вышло, но, если ты хочешь, мы можем отпроситься, – вдруг предложил папа.
– Нет, не нужно отпрашиваться. Все нормально, – успокоила его я.
Мои родители выглядели безумно трогательно, сидя на скамейке рядом с крупными белыми ромашками, и Седрик лишь украшал эту картину. И я подумала, что это – самое любимое и дорогое, что есть в моей жизни: Седрик и мои родители.
– Я пойду спать, – сказала я, чувствуя, что сейчас расплачусь от этой картины-идиллии.
– Спокойной ночи, детка, – сказала мама.
– Спокойной ночи, – сказал отец.
– Спокойной ночи, – тихо сказала я, и, развернувшись, быстрым шагом пошла в дом.
– Вайпер! – услышала я за спиной.
Это было Седрик.
Я машинально остановилась у входной двери.
– Что? – тихо спросила я, глядя на него вполоборота.
– С тобой все…
– Да, со мной все в порядке! Я просто хочу спать! Спокойной ночи! – грубо перебила его я, пытаясь отделаться от него: в этот миг его присутствие было для меня пыткой.
– Ты злишься на меня, – тихо сказал Седрик.
От его печального тона мне стало стыдно за свое поведение.
– Нет, я просто очень устала, – попыталась оправдаться я. – Я сама выбрала свою судьбу и не имею права на злость. Спокойной ночи, Седрик. – Я подошла к нему и поцеловала его холодные губы.
– Приятных снов, – прошептал он.
Я быстро развернулась, зашла в дом, поднялась на второй этаж и заперлась в своей комнате. Мне не хотелось спать, но я разделась, легла в кровать, закрыла глаза и попыталась заставить себя уснуть, чтобы ни о чем не думать. Потому что любая мысль причиняла мне боль. Даже мысль о Седрике.
***
Я смотрел в окно комнаты Вайпер и слушал ее дыханье, слушал, как шуршит ее платье, как это платье небрежно вешается на стул, как Вайпер ложится в кровать и натягивает на себя одеяло. Затем она встала, забыв выключить свет, и, щелкнув выключателем, вновь легла и замерла. Теперь слышалось лишь ее ровное дыханье.
Ян и Элиза спокойно приняли даже то, что завтра я отвезу Вайпер сам, и я знал почему – они чувствовали вину перед ней и желали загладить ее, соглашаясь на все мои просьбы. Бедные люди. Мне было очень жаль их за то, что они не могли защитить себя от нас, вампиров. После того, как Вайпер покинула нас, мы еще недолго посидели, пообщались и разошлись: они пошли спать, а я сел в автомобиль и поехал в замок. Мне нужно было срочно поговорить с Маркусом.
Я приехал еще до полуночи. Перед въездом в Прагу я всегда останавливался, чтобы избавиться от запаха Владиновичей, и сегодня вылил на себя полфлакона дорогого мужского парфюма и теперь вонял так, что мне самому было гадко. Заехав в гараж, я с неудовольствием обнаружил, что за сегодняшний день он пополнился чужими дорогими автомобилями. Значит, приехали новые гости.
Поднимаясь по лестнице, я вслушивался в голоса гостей, с целью найти Маркуса: его голос звучал на верхнем этаже – он, как обычно, разговаривал по телефону с Маришкой.
Я направился туда.
– Давно не видел тебя, Седрик, – вдруг услышал я голос позади себя.
Этот знакомый жуткий голос. Я сжал зубы, потому что терпеть его не мог: это был Брэндон Эйвери Грейсон – самый жестокосердный из всех живущих в мире вампиров. Он любил устраивать в своем поместье охоту на людей. Местом его ужасных злодеяний была Англия. Однажды я гостил у него с Маркусом, но пожалел об этом сразу по приезду: все жертвы Грейсона были исключительно молодыми красивыми девушками, которых он очаровывал своей прекрасной внешностью и заточал в сыром холодном подземелье своего огромного старого замка. Потом Грейсон заставлял девушек бежать по лесу, раздетыми донага, и, вместе со своими гостями бежал за ними, и, как только настигал своих жертв – безжалостно убивал их. Ради забавы. Когда я увидел эту картину, даже мне, тогда абсолютно равнодушному к страданиям смертных, стало жаль этих девушек, и я покинул поместье Грейсона и никогда больше не соглашался на очередное