— Нибрас говорил мне, что душа едина в перерождениях и практически не меняется, — размазав солёные дорожки по щекам тыльной стороной ладони, заметила Лиза. — Хочешь сказать, он соврал?
— Не совсем, скорее не стал вдаваться в подробности, — Тионора опустилась на подлокотник кресла и принялась успокаивающе гладить Лизу по волосам. — Человеческую душу можно сравнить с кувшином. Когда она появляется на свет, она совершенно пуста, однако уже имеет определённую форму, которую невозможно изменить. Эту изначальную форму можно наполнить чем угодно: водой, вином, песком или камнями. А можно и всем сразу.
— Я не вполне понимаю суть твоей метафоры, — Лиза приподняла голову и посмотрела в глаза подруги.
— Изначальных качеств, заложенных в человеке природой, а не взлелеянных окружающими, не так много. Во-первых, темперамент. То есть, если душа изначально склонна к вспыльчивому, эмоциональному поведению, она никогда не будет спокойной и уравновешенной. Нет, при определённом воспитании можно выдрессировать так называемый самоконтроль, но суть от этого не изменится.
Далее, энергетическое взаимодействие с окружающим миром: если душа изначально “нараспашку”, при перерождениях она не станет замкнутой и сосредоточенной на себе, в какой бы агрессивной среде ни воспитывалась.
Ну, и последнее: степень эмоциональной привязанности. Если душа склонна образовывать связи с окружающими её людьми — друзьями, родственниками, — она никогда не будет счастлива в одиночестве. То же самое верно и в обратную сторону: если душа сосредоточена лишь на себе, её эмоциональные связи будут хрупкими, легко рвущимися.
Лиза нахмурилась, обдумывая услышанное.
— Хочешь сказать, если бы я родилась не в крестьянской семье, а, например, в дворянской, то была бы точно такой же, как Альма? — после короткой паузы уточнила она.
— Вполне вероятно, — кивнула Тионора. — Однако ты родилась в той семье, в которой родилась. И вместо Альмы мы получили Лизу, которой волей Судьбы достались воспоминания Альмы. При этом Лиза не перестала существовать. Это всё та же Лиза, просто с большим опытом и знаниями.
Лиза пока была не готова принять это. Она была не в состоянии поверить, что она и Альма — один и тот же человек. Это было просто немыслимо!
— Ты мне не веришь, — от пытливого взгляда Тионоры, естественно, не укрылись душевные метания подруги. — Я понимаю, нелегко принять свою сущность, особенно когда это не белый и пушистый кролик, а кровожадный медведь. Только вот от себя не убежишь. Рано или поздно собственная натура настигнет тебя, причём в самый неподходящий момент. Так что лучше тебе быть к этому готовой.
* * *
Разговор с Тионорой дал Лизе пищу для размышлений, которым девушка предаваться совершенно не желала, поэтому она вместо того, чтобы вернуться к Нибрасу, открыла портал на Землю. Морозный воздух мгновенно прояснил голову, прогоняя прочь хандру и мрачные мысли. Наколдовав себе подходящую для суровой русской зимы одежду — шубу, штаны, шапку и валенки, — Лиза отправилась в город.
На носу было Рождество, — или Новый год, кому что было ближе, — так что улицы были переполнены народом: дети с криками и гиканьем катались с горок, лепили снеговиков и играли в снежки. Взрослые ходили от лавки к лавке в поисках подарков, простеньких украшений, которые делали местные умельцы, и угощений к праздничному столу.
На центральной площади возле сельсовета по распоряжению местного старосты на невысоком постаменте была установлена ёлка. На её верхушке уже красовалась восьмиугольная вифлеемская звезда, а ветви были увешаны бумажными гирляндами из разноцветных колечек и фигурными снежинками.
Прогулявшись по ярмарке, расположившейся здесь же, на центральной площади, Лиза не смогла удержаться и купила несколько пряников, покрытых белой глазурью, а также немного шоколадных конфет в пёстрой красной обёртке — точно таких же, что на Новый год из города привозил им с братьями отец.
— Гуляешь? — Нибрас привычно появился из ниоткуда и выглядел как высокий крепкий мужчина средних лет с густой чёрной бородой и кустистыми бровями, из-под которых зловеще поблёскивали тёмно-карие, практически чёрные, глаза. Одежда у демона была соответствующая погоде и местности: тяжёлая чёрная шуба, шапка-ушанка и серые валенки.
— Ага, — Лиза неожиданно даже для себя была рада увидеть демона. Радостно улыбнувшись, она вытащила из кармана пряник, завернутый в промаслянную бумагу, и протянула Нибрасу: — Будешь?
— Не откажусь.
Криво усмехнувшись, демон принял подношение, освободил его от бумаги и с явным наслаждением откусил кусок.
— Как прошла встреча с Тионорой? — поинтересовался он, протягивая девушке руку в безмолвном предложении опереться на него.
— Неплохо, — Лиза с готовностью положила ладонь на сгиб локтя демона, продолжая благодушно улыбаться. — Она угостила меня эльфийским вином, мы поболтали немного о том, о сём. Обсудили некоторые аспекты перерождений.
— Какие именно? — Нибрас выглядел искренне заинтересованным.
— В частности, какие черты характера у души являются природными, а какие приобретёнными.
— Интересная тема, — хмыкнул демон. — И почему вы решили об этом поговорить?
Улыбка Лизы тут же погасла, словно её и не было вовсе.
— Просто у меня возникли некоторые трудности с отделением своей личности от Альмы, — после короткой паузы она всё же нашла в себе смелость озвучить свою проблему.
— Я заметил, — голос Нибраса звучал ровно и спокойно, уверенно, словно Лиза не призналась ему в том, что страдает, фактически, раздвоением личности. — Тебя это беспокоит?
— Да, — кивнула девушка. — Я не знаю, какие реакции и чувства принадлежат мне, а какие Альме. Это сбивает с толку. И пугает.
— И кто из вас сейчас разговаривает со мной? — Нибрас слегка наклонился, приближая своё лицо к лицу Лизы. — Лиза или Альма?
— Лиза, — без заминки ответила та.
— И что Лиза сейчас чувствует?
— Спокойствие, — прислушавшись к своим ощущениям, проговорила девушка. — Мне комфортно рядом с тобой, хотя я и не до конца уверена, что это мои собственные чувства, а не отголоски эмоций Альмы. До того, как у меня появились её воспоминания, я ненавидела тебя.
— Ты пыталась себя убедить, что ненавидишь меня, — поправил её Нибрас. — Твоё воспитание принуждало тебя ненавидеть меня и бояться, ведь я — демон, порождение боли и тьмы, презренное существо, недостойное любви. Но, несмотря на всё это, даже тогда я тебе нравился. И когда был Яковом Петровичем, и после, когда открыл тебе свою истинную сущность. Да, твоя симпатия стала отголоском сострадания — ты чувствовала через кольцо мою боль, и, будучи по натуре существом мягкосердечным, сопереживала мне. А там, где есть сострадание и сопереживание, уже нет места ненависти.
Лиза понимала: Нибрас прав. К тому моменту, как Сартас отдал ей кинжал Альмы, она уже не испытывала былой ненависти к демону. Скорее она ненавидела саму себя за те чувства, что испытывала к нему.
— Всё было бы намного проще, если бы воспоминания Альмы полностью вытеснили мои, — после достаточно продолжительной паузы, за время которой они успели выйти из деревни и по узкой тропинке неторопливо двинулись в сторону реки, обречённо проговорила она.
— Да, было бы проще, — согласился Нибрас. — Ты бы хотела от них избавиться? Уфир вполне может приготовить зелье забвения.
— Нет, — Лиза упрямо покачала головой. — Он уже предлагал мне. Тогда, когда ты умер, и камень в кольце погас. Я места себе не находила от горя, всё прокручивала в голове все наши с тобой встречи и разговоры. Моё сердце разрывалось от боли, но даже тогда я не согласилась отказаться от своих воспоминаний. Ведь они часть меня. Если я их потеряю, что от меня останется?
— Ты противоречишь сама себе, — заметил демон. — Говоришь, что эти воспоминания часть тебя, и без них ты перестанешь быть собой. Но Альма тоже часть тебя. Вернее, она — это ты. И её воспоминания — твои воспоминания. Почему же ты отделяешь её от себя?
