порталами! Это же куда круче… Как же я люблю тебя! Ты у меня – властелин мира! С ума сойти! Италия!
– Знал бы, что ты туда так хочешь – сгоняли бы уже давно… – улыбается он скромно, но явно польщённо.
Ева, уже готовая улететь переодеваться, замирает рядом, снова касается его волос, смотрит долгим взглядом:
– Я с тобой согласна хоть в какой-нибудь Чёртегорск, затерянный в тундре, на хлеб и воду. Мне ты нужен, а не страны далёкие.
И тут же фыркает смешливо…
– Но от шанса увидеть море, я, разумеется, не откажусь!
Эрих снова тянется к её рукам, сжимает ладонь в тёплых пальцах.
– Женщины всё-таки самая большая загадка мира. Никогда не знаешь, чего ожидать… – задумчиво качает он светлой головой, хмурая складочка появляется меж бровей. – После того, что я вчера пытался сделать, и того, что я потом рассказал, я думал… это конец всему – ты на меня теперь даже смотреть не захочешь. А вышло вот как…
– Тогда зачем ты рассказал? – заглядывает она в серые глаза. – Если так думал...
Пожимает плечами. Отводит взгляд.
– Ну, это ведь не мелочи. Ты имеешь право знать правду. И решать, как относиться к такой правде. Я не могу притворяться с тобой, Ева. Многие из Дружины видят во мне чуть ли не святого, но я не хочу тебя вводить в заблуждение. Ты имеешь право знать правду, – твёрдо повторяет он.
На минуту тишина окутывает их обоих.
– Ты не прав… – качает головой Ева. – Конечно, да, это не мелочи. Меня это всё вчера из колеи вышибло. Слишком неожиданно. И я понимаю, для тебя это очень важно, ты до сих себя не можешь простить!
Она заглядывает в его глаза, чтобы поверил, чтобы понял всё, что стоит за этими словами.
– Но для меня, Эрих, твоё прошлое значения не имеет. Я так думаю: тысяча лет – это достаточный срок, чтобы понять, осознать и раскаяться. И измениться. Эрих, ты сегодня и ты тогда – это два разных человека. Неужели ты недостаточно сделал для искупления своей вины перед той Калли из леса? Не надо цепляться за прошлое! Ты другой. Ты нынешний никогда бы так не сделал.
– Я пытался сделать это вчера… – сжимает он зубы.
– Но ведь не сделал, – возражает она.
– Меня остановила твоя магия, а не мой здравый смысл или совесть.
– А тебя и спровоцировала на это магия, – не сдаётся Ева. – Это было не твоё желание. В здравом уме и рассудке ты бы со мной так не поступил. И… даже не в здравом. Нет. Я не верю, что ты бы мне причинил зло.
– Прости ещё раз! – он утыкается в её плечо, обнимает крепко-крепко. – Мне до сих пор не верится, что ты теперь моя. Я думал – ВСЁ. Конец! Потерял. Навсегда. Никогда мне так страшно не было.
– Помнишь, в храме, где мы встретились в первый раз… – вспоминает Ева, – там отец Анатолий проповедь читал. Она у меня так и засела в памяти. Нет такого греха, который не простил бы Господь Наш по милости своей... Я знаю, ты не любишь церковь. Но то, что он тогда сказал. Это мудрость для всех религий. Нет такого греха, который не простил бы Бог. Стоит только раскаяться. Всей душой. И обязательно получишь прощение. Если даже Бог прощает нам абсолютно всё, потому что любит, то кто я такая, чтобы судить тебя? И… чтобы не простить?
– Ты… – его пальцы нежно касаются её щеки, глаза восхищенно сияют. – Моя Ева… Моя Вита… Ты моя ЖИЗНЬ! Каким бы именем не называл…
Долгий, долгий поцелуй…
Время останавливается. Где-то их ждут пицца и кофе. Но на это всегда найдётся время. А вот на любовь… времени всегда слишком мало.
– Если хочешь, чтобы завтрак состоялся, то лучше остановись… Иначе я за себя не ручаюсь…
– Ладно, – улыбается она.
И тотчас добавляет с интересом:
– А кто ещё про это знает, про твоё прошлое?
Эрих вздыхает. Не хочет он говорить об этом. Но ещё остались вопросы, и они требуют ответов.
– Шон. Но я ему не рассказывал. Просто от этого фейри ничего не скроешь.
– А сам ты никому не говорил? – уточняет Вита удивлённо.
– Нет, – качает он головой.
– Выходит… – рассуждает она вслух, – это не мелочи, это важно, но ты никому никогда об этом не рассказывал. Очень интересно. Почему же решил рассказать мне?
Он притягивает её к себе ещё ближе, заглядывает в глаза и говорит серьёзно, без тени улыбки:
– Потому что ты – это ты!
***
Море с разбега врезается в огромные валуны и взлетает к небу залпом шампанского. Иногда ветер доносит кусочки белой пены даже до их столика.
Ветер довольно холодный, и небо пасмурное, но всё равно здорово и радостно.
Сгрудившись в кучу, словно белые чайки, ворчливо поскрипывают на волнах разномастные лодки и яхты. Взбирающийся на холм древний город сейчас почему-то напоминает Еве торт-муравейник. А тёмный мрачный горб Везувия, запутавшийся в дымке тумана, походит на шоколадный маффин, украшенный сливками.
Что поделать, вот такое у неё нынче сладко-десертное настроение, игривое, как вишенка на торте.
Она с аппетитом догрызает хрустящий краешек пиццы.
Говорят, всё человечество делится на два лагеря: тех, кто оставляет корочки от пиццы на тарелке, и тех, кто их обожает даже больше, чем саму пиццу. Хорошо, что они оба принадлежат к одной категории людей – те самые «любители». Эрих её понял без слов, и не закатывал глаза, как некоторые старые знакомые.
Да и, вообще, хорошо, что он тоже пиццу любит. И море. И путешествовать.
И её, Еву!
И последнее – важнее всего на свете.
Эрих сидит рядом и улыбается, пристально наблюдая за этим процессом.
– Что, кто-то здесь слишком много ест? – не может удержаться от самоиронии Ева.
Но шутка получает неожиданный поворот.
– Ты ешь так, что мне хочется съесть тебя, – откликается Эрих, и его голодный взгляд не оставляет Еве сомнений в правдивости его слов.
– Не ешь меня серый волк, я тебе ещё пригожусь! – смеется она.
И многообещающе шепчет через стол:
– Ночью…
Взгляд светлых глаз мгновенно скатывается по телу вниз, судорожный вздох вырывается невольно.
– Не дождусь ведь ночи… –
