Линк тогда сказал то же самое.
Но ведь он прекратил, правда же?
Ага. После того, как мы перестали выращивать помидоры.
- Спускайся.
- А мне тут больше нравится.
Я взял ее за руку. Меня опять ударило током, но я не отнял руку, опуская ее на кровать рядом со мной.
- Ой, — рассмеялась она.
Я увидел, как дрогнули ее плечи, хотя она была спиной ко мне. Или, может быть, она не смеялась, а плакала, что в последнее время случалось редко. Она почти перестала плакать, но на место плача пришло худшее его замещение. Ничто.
Это ничто было обманчивым. Его было гораздо труднее описать, исправить или прекратить.
Ты не хочешь об этом поговорить, Ли?
Поговорить о чем?
Я притянул ее ближе, накрыв ее руку своей. Ее дрожь ослабла, и я прижал ее настолько близко, насколько мог. Словно она все еще была на потолке, а я был тем единственным, кто ее удерживал.
Ни о чем.
Не стоило мне возмущаться по поводу того потолка. Были куда более безумные места, где можно было ошиваться. Вроде того, где мы были сейчас.
- У меня плохие предчувствия.
Я был мокрым от пота, но не мог вытереть лицо. Мне мои руки нужны были именно там, где они сейчас находились.
- Странно, — улыбнулась мне Лена. — Потому что у меня предчувствия хорошие.
Ее волосы развевались от ветра, но я не мог определить от какого рода ветра.
- Кроме того, мы и так почти уже там.
- Но ты же понимаешь, что это ненормально, да? Если приедут копы, то они арестуют нас или отправят в Синие Горизонты навестить моего отца.
- Это не ненормально. Это романтично. Парочки постоянно приходят сюда.
- Когда люди приезжают к водонапорной башне, то они не имеют в виду крышу этой башни, Ли.
А именно там мы и окажемся через минуту. Только мы двое, шаткая железная лестница в ста футах над землей и голубое небо Калифорнии.
Я старался не смотреть вниз.
Лена уговорила меня взобраться наверх. В ее голосе было странное волнение, заставившее меня согласиться на это, как будто такая глупость могла помочь ей снова стать такой, какой она была, когда была здесь в последний раз. Улыбающейся, счастливой и в красном свитере. Я помнил это благодаря красной шерстяной нитке, висящей на ее ожерелье амулетов.
Видимо, она тоже помнила. И потому мы были здесь; уцепились за лестницу, задрав головы вверх, чтобы не смотреть вниз.
Когда мы выбрались на крышу, и я посмотрел на открывшийся вид, я все понял. Лена была права. Здесь было лучше всего. Все казалось таким далеким и таким незначительным. Я свесил ноги с края.
- Моя мама собирала изображения водонапорных башен.
- Правда?
- Как Сестры коллекционируют ложки. Только моя мама собирала водонапорные башни и открытки со Всемирной выставки.
- А я думала, что все водонапорные башни похожи на эту. Словно большой белый паук.
- Где-то в Иллинойсе башня выглядит как бутылка кетчупа.
Она засмеялась.
- А есть одна башня, которая похожа на маленький домик высоко над землей.
- Нам стоило бы поселиться там. Я бы залезла туда, и никогда бы не спускалась, — она оперлась спиной на теплую белую краску стены. — Мне кажется, что башня в Гатлине должна быть персиком, большим, старым гатлинским персиком.
Я устроился рядом с ней.
- Такая уже есть. Но только не в Гатлине, а где-то неподалеку от Гаффни. Они, похоже, первые до этого додумались.
- А как насчет пирога? Мы бы могли разрисовать этот резервуар так, чтобы он стал похож на пирог Аммы. Ей бы это понравилось.
- Я таких не видел. Но на одной из маминых открыток была башня, выглядевшая как початок кукурузы.
- Я бы все равно выбрала тот дом, — Лена посмотрела в небо, в котором не было ни облачка.
- Меня бы и попкорн с кетчупом устроили бы, если бы ты была там.
Она взяла меня за руку, и какое-то время мы так и сидели на краю белой водонапорной башни Саммервилля, разглядывая округ Гатлина, словно это был игрушечный город, населенный игрушечными людьми. Такой же маленький, как мамина картонная модель города, которую мы ставили под рождественскую елку.
Как у таких маленьких людей вообще могут быть проблемы?
- Эй, я принес тебе кое-что.
Она выпрямилась и уставилась на меня во все глаза, как маленький ребенок.
- Что это?
Я посмотрел вниз через край водонапорной башни.
- Может, стоит подождать, чтобы мы не свалились отсюда и не разбились насмерть?
- Мы не умрем. Не будь таким трусишкой.
Я засунул руку в задний карман моих брюк. То, что там лежало, не было чем-то особенным. Но я надеялся, что это сможет помочь ей снова обрести себя. Я достал крохотный маркер Шарпи с колечком.
- Видишь? Как раз подходит для твоего ожерелья, — стараясь не упасть, я дотянулся до ожерелья Лены, которое она никогда не снимала. Это был набор талисманов, каждый из которых что-то для нее значил: сплющенный пенни из автомата в Синеплексе, куда мы ходили в наше первое свидание; серебряная луна, которую подарил ей Мэйкон в ночь зимнего бала; пуговица от жилетки, которая была на ней в ту дождливую ночь. Это были воспоминания Лены, и она всегда носила их с собой, как будто могла потерять их где-то и лишиться единственных доказательств своих кратких моментов абсолютного счастья.
Я прицепил Шарпи на цепочку.
- Теперь ты сможешь писать когда угодно.
- Даже на потолках? — она посмотрела на меня и улыбнулась одним уголком губ, немного грустно.
- Даже на водонапорных башнях.
- Мне нравится, — тихо сказала она, снимая колпачок с Шарпи.
