Взгляд опять переместился к фарфоровому сосуду, ибо вода была только там. Но зачем ее спускать? Разве она мешает?
— А как это сделать?
— Там кнопка на бачке есть. Надави на нее.
Я подошел к сосуду ближе, внимательно осмотрел его, потом провел пальцами по краю и зацепил крышку. Она резко упала, еле успел отдернуть руки и выпрямиться.
О боги! Как здесь все странно! Посмотрев сверху на закрытый теперь сосуд, я неожиданно сообразил, что он отдаленно похож на ту деревянную штуку, которую сделали для Виолетты в Хилле. Так вот он где, унитаз!
К этому сосуду был прикреплен еще один. Он стоял вертикально, и на его крышке блестел кружок. Облегчение волной накрыло меня. Нашел! Я протянул палец и нажал на кнопку, как мне сказал сосед по комнате. Звук льющейся воды оповестил, что сделано все правильно.
С чувством сделанного открытия я вышел из комнаты, сразу нашел выключатель и погасил свет: не хотел, чтобы сосед видел мое потрясенное лицо. Кажется, здесь придется прятать эмоции и выкручиваться. Что ж, я не был бы правителем Хиллы, если бы не умел приспосабливаться к ситуации и выходить из нее победителем.
О боги! Как я устал! Мне казалось, будто я провел сложный и напряженный совет, на котором яростно спорили чиновники.
— Эй, парень, включи свет. Дай хоть тебя разглядеть, — окликнул меня мужчина.
Я подчинился, зачем создавать новую проблему, и, как только вспыхнул свет, сам во все глаза смотрел на соседа по комнате. Его возраст определить было сложно: темные волосы не имели седины, но лицо походило на печеный в золе земляной плод, который так любили крестьяне Хиллы.
На темной коже, изборожденной морщинами, светились яркие синие глаза. И опять я удивился, потому что думал, что в этом мире глаза у всех черные, как вспаханная земля. Оказалось, это не так. Я уже видел Гиану с зелеными веками, теперь вот сосед сверкал небесной синью.
— Как твое имя? — невольно вырвалось у меня.
— Василий Иванович, как Чапаева, если, конечно, ты знаешь, кто это.
— Не знаю.
— Тогда зови просто: дядя Вася. А как тебя звать-величать?
— Бертан, правитель государства Хилла.
— О, бля… ха-муха! Куда бы деться! — сосед всплеснул руками. — Прямо правитель?
В его голосе звучала издевка, но теперь я уже понял, что нужно быть осторожнее с высказываниями, и не поддался на подстрекательство с его стороны.
— А в вашей стране правителей нет?
— Есть, конечно. Президент. Но он среди простых смертных в палате не лежит. У него свои апартаменты в элитной больничке. А ты красавчик, как я погляжу. И ростом вышел. Подойди ближе.
Я сделал два шага вперед и взялся рукой за палку, к которой была привязана его нога. Она покачнулась, дядя Вася вскрикнул.
Я отпустил палку и сел на свою кровать.
— А извиняться тебя не учили? Или у правителей не принято просить прощения?
Действительно, сосед попал в точку, правитель не просит прощения у подданных, но сейчас я был никто, поэтому пробурчал:
— Извините.
— Лады. Ты, если хочешь, держись, если хочешь за штатив, только не дергай его.
— А что с ногой? — задал я нейтральный вопрос.
— Поскользнулся, упал, очнулся, гипс, — хохотнул мужчина.
— А где?
— Слушай, Бертан, или как там тебя, это присказка такая. По фильму «Бриллиантовая рука». Смотрел?
— Нет, — ответил я.
— Во чудо какое ко мне в палату попало! — восхитился дядя Вася. — По внешности просто модель, хоть сейчас на подиум, а знаний о мире — ноль.
— А вы мне расскажите, все равно спать не хочется, — предложил я, выключил свет и лег на свою кровать.
«О боги! Как хорошо!» — мелькнула мысль.
Мягкая перина обнимала так нежно, голова покоилась на высокой и тоже очень мягкой подушке, которая тут же приняла форму шеи. Невольно вспомнились твердые и неудобные валики, которые подкладывали под голову в Хилле.
— И что тебе рассказать? Ты, часом, не иностранец? Хотя говоришь по-нашему чисто.
— Да, я чужестранец. Мне все интересно. Скажи, дядя Вася, кто тебе ногу сломал?
— Да тут и рассказывать нечего! Зима нынче плохая. То мороз ударит, то дождь пройдет, потому и гололедица. Вышел из дома, на работу торопился, потерял концентрацию и свалился. Перелом сложный, вот и лежу в больничке с ногой на привязи.
Я слушал дядю Васю, не перебивая. Мозг обрабатывал информацию с бешеной скоростью, а сердце колотилось от волнения. Мир Виолетты открывался мне с разных сторон. Мой ночной рассказчик явно не обучался красноречию, перескакивал с темы на тему, перемежал речь странными оборотами, смысл которых от меня ускользал. Я понимал его через слово, терял нить беседы, и тогда уносился мыслью далеко.
В этом мире был свет. Настоящий, дневной. Не рождённый коптящей горелкой, от которой слезились глаза, а лившийся сверху, как солнце, которое заглядывает в каждый уголок земли.
Люди жили в высоких домах, взмывавших в небо. На их крышах светились красные огни, чтобы самолеты, железные птицы, сделанные руками людей, не задели их случайно крылом.
— Дядя Вася, а как люди в таких высоких домах живут?
Я сразу представил картинку: сгорбленные слуги тащат на своих спинах белые сосуды с водой, по дороге расплескивая ее. «Бедные! — невольно пожалел я подданных местного президента. — Тяжелая, наверное, жизнь»
Дядя Вася приподнялся на локте и повернул голову в мою сторону. В предрассветном полумраке я видел только расплывчатый силуэт и блестящие глаза.
— Э, парень! Да ты ещё более отсталый, чем я думал! Из какого горного аула ты выбрался на свет божий?
— Ну, так уж получилось, — уклончиво ответил я.
— Обыкновенно живут, — ответил сосед. — В старину, конечно, строили одноэтажные здания, а сейчас наука и техника далеко вперед ушли, да и земли свободной все меньше, вот и тянется человечество к небу.
— Там же обитель богов!
— А что боги? Они нам не помешают. Господь сам создал людей, мы его дети. Негоже отцу отказываться от родни.
— А воду и грузы как на самый верх доставляете? — мучил меня этот вопрос, потому что пить хотелось нестерпимо.
— А зачем что ее доставлять? Сама по трубам бежит.
Тут я завис, осмысливая услышанное. Как по трубам? По каким? И опять сосед словно услышал мои мысли:
— Видишь, у стены труба парового отопления?
— Ну, — ответил я, проследив за кривым пальцем.
— Вот по ней и бежит. Слушая, Бертан, такое впечатление, что ты и в школе не учился. Это же простые вещи. Ну-ка, включи свет и открой дверь в туалет, — я подчинился. — Видишь над раковиной кран торчит?
— Нет.
— Вон, та штуковина длинная металлическая. Подними ее вверх.
Я выполнил поручение. Тяжелый на вид рычаг поднялся неожиданно легко, и из узкой трубочки под ним потекла вода. Я бросился вон из туалета: еще промочу нарядный костюм. Дядя Вася засмеялся, но уже без издевки, по-доброму.
— Вы чего?
— Не бойся. Вода не потечет на пол.
— А пить ее можно?
— Конечно. Возьми мою чашку на тумбочке.
Это слово было мне знакомо. Я напился и почувствовал себя на седьмом небе от счастья. В животе заурчало.
— Есть хочешь? Но еды у меня нет, увы. Хочешь, яблоко дам? И печенье.
Дядя Вася протянул мне ярко-красный большой плод. Я надкусил его и зажмурился от удовольствия. Нет, этот фрукт не походил на драгоценную ракию, но тоже был вкусным. А то, что сосед назвал печеньем, просто таяло во рту. Я даже испугался, что сейчас лягу и умру от удовольствия, поэтому вежливо поблагодарил доброго человека, выключил свет и вернулся в постель.
— Ну, хорошо, вода поднимается по трубам, а как люди забираются на верхушки зданий?
— Для людей есть лестницы и лифты, специальные кабины для подъема. Да ты, Бертан, не парься, потихоньку привыкнешь и разберешься, что к чему. Расскажи немного о себе. Как попал в Москву?
От обилия новых знаний опять разболелась голова, а сосед все говорил и говорил, не останавливаясь. Его речь журчала ручейком, иногда громче, когда мощный поток натыкался на камни, иногда тихо, лаская слух. Я чувствовал, что засыпаю. Голос дяди Васи звучал все глуше, слова будто проваливались в яму и барахтались там, не имея возможности добраться до моего сознания.
