Где кружили мотыльки.
Морусы сбивали камнем
И ломали стебельки.
Сосны падали вокруг, вековые ели…
Что же было, если б вы на обед поели?
Я хотел к вам подойти,
Я хотел к вам подползти.
Только нахрен вы мне камнем
Размозжили полбашки…
Я закончила. В повисшей тишине было слышно, как в соседней, мужской казарме ржут, как кони, кадеты. Кто-то нервно икнул, не выдержав напряжения. Тишину вновь нарушил чей-то всхлип. Мысленно попросила прощение у поэтов и музы за свое безобразие, понимая, что экспромт, сляпанный наспех, в стрессовом состоянии далек от совершенства. В толпе слышались всхлипы и шепотки. Собравшиеся девушки эмоционально реагировали на сочиненное наспех и прочитанное вслух. Мортира озадаченно хмурилась и откручивала с ближайшей кровати металлическую шишечку. Шишечка была приварена, но в пальцах Мортиры послушно откручивалась.
— Мортира, точно про тебя, — подал голос кто-то из проникшихся талантом. — И про реку, и про морусы, и про сосны. Я будто рядом стояла. И картинка стоит перед глазами. И ты у реки, как живая. У новенькой талант!
— Девчонка может, — поддакнул кто-то. — Изобразила тебя настоящую. Сильную, ловкую и понимающую красоту.
— Возвышенно передала наш быт. Увидела красоту. Морусы, мотыльки, стебельки…
— Это не краты, кровь, ядовитая слизь, внутренности… Гениально!
Девушки оживились. Хвалебные речи звучали со всех сторон. Мортира наконец-то справилась с задачей, подняла голову, обведя собравшихся кадеток презрительным взглядом темных глаз.
— Может кто-то считает, что Мортира не женственна, слишком грубая, — металлический полый шарик в ее пальцах смялся в лепешку. — Вот свежий и незамутненный взгляд на меня. Я тоже могу быть…
— Чувственной, — поддакнули из толпы.
— Да, — согласилась темнокожая «Фиона», — и вызывать чувства и желания у парней.
Она повернулась ко мне, ухмыльнулась, дружелюбно подмигнула и хлопнула по плечу.
— Что она забыла в Академии Выживания? Ей тут не место. Пусть топает к своим светлым и читает там стишки, — послышался ядовитое замечание со стороны Риш.
Подпевалы согласно закивали, негромко повторяя слова лидерши.
Мортира склонила голову к плечу, удивленно вздернула бровь, впервые столкнувшись с несогласием с ее мнением. Повернувшись к нагине, ощерилась оскалом, хрустнула костяшками пальцев и предупредила:
— Если кто-то хоть пальцем, кроху-поэтессу… — она угрюмо уставилась на брюнетку, — вырву позвоночник и себе бусы сделаю. Тебе все ясно, Риш?
Лицо брюнетки перекосила злость. Ноздри тонкого, изящного носа гневно раздувались. Она открывала и тут же благоразумно закрывала рот. Прикрыв глаза, брюнетка через силу, заставляя себя, кивнула, подарив мне ненавидящий взгляд. Мортира потерла в пальцах лепешку, бывшую украшением кровати, и высыпала на голову нагини металлическую пыль. Полюбовалась результатом.
— Никого не бойся, кроха. Если что, говори мне, — повернулась моя заступница и ощерила в улыбке желтоватый штакетник из редких зубов. — Не ну надо же… мотыльки. Эх, поэзия! Это не кратов гонять… — обращаясь ко всем добавила:- Окультуривайтесь, а то скоро хуже мужиков станете.
В подтверждение ее слов из соседней казармы, где жили парни, донесся новый взрыв смеха. Ржание, гогот и хрюканье продолжалось минуту. Мортира подняла вверх палец и осуждающе покачала головой.
Она повернулась, задев плечом несущую колонну. Дерево отчетливо хрустнуло, и по поверхности пошла трещина. На пол посыпалась крошка. Дроу, не замечая разрушений, задумчиво шла по проходу, бормоча под нос строчки моих стихов. Кадетки торопливо расступались, давая ей проход. Я почувствовала, как с плеч свалился камень и облегченно выдохнула.
Прверку на «бабовщину» прошла… вроде. Спасибо поэзии.
— Не думай, что раз заимела в защитницы Мортиру, я о тебе забуду, мелкая, — прошипела стоящая поодаль разозленная неудачей нагиня. — Занятия у нас — врагу не пожелаешь, Луранийские асы и того круче. Я найду способ поставить тебя на место.
Глава 8
Подшивая длинные брючины, путалась в длинных нитках. Не нитки, а тонкие, нервущиеся лески, только из чего-то натурального. Задумалась, из чего их могли сделать. Представлялись гигантские пауки-людоеды, сидящие на паутинах, раскинутых на десяток другой метров. И несчастные, добывающие эту нить. Паук обматывает свою жертву, а жертва с той же скоростью сматывает с себя прочную нитку в клубок. Ярко представив себе картинку противостояния, ойкнула. Уколов палец уже в тысячный раз, наверное, подула на ранку, осматривая истыканную подушечку пальца с капелькой крови.
— Дай, я, — перехватил мою руку дракон, блеснув улыбкой и горячий и влажный язык, слизал капельку. — Драконья слюна — лучший заживитель и антисептик. А ты вкусная! А я Караш. Это Натан и Лотусс.
Дракон присел на корточки передо мной, а знакомая мне парочка бесцеремонно расположившись на койке напротив, заняв место, одной из адепток.
— Привет, замыкающая, — поздоровался дроу, запустив руку под подушку и нашаривая там.
— Виделись сегодня, — прошипела я, разглядывая троицу. — Вы что забыли в женской казарме?
— До отбоя вход свободный, — дракон продолжал слизывать все выступающие капельки крови с пальца. — Учи правила, кроха.
— Пришли договориться с тобой о тренировке, — прошелестел Лотусс. — Чем раньше начнем, тем лучше.
— Мне нужно форму довести до ума, — я показала недошитые брюки. — Давайте, завтра встретимся и обо всем договоримся. Ночь ничего не решает.
— Скоро экзамен, нам надо сработаться, — упрямо проговорил дроу, выуживая из-под подушки небольшую, пухлую книжицу.
Он повертел ее в руках, раздумывая, что с ней делать. Я догадалась, что он нашел чужой дневник.
Личное! Да за такое убивают без предупреждения! Да я только наладила тут отношения, а они мне все испортят!
Глаза парня забегали по строчкам, он хрюкнул и перелистнул страницу. Наг сдернул с кроватной спинки чужие кружевные трусики, покрутил их, понюхал и преспокойно сунул себе в карман.
— А ну положи на место чужое! — вспылила я, вырывая руку изо рта дракона, обвинительно наставляя палец на дроу, а затем на нага. — И ты тоже!
— Ты о чем? — дракон перехватил ладонь и слизнул капельку, собравшуюся на подушечке, закатив глаза, он что-то промычал.
— Это роман… любовный, — хохотнул дроу, глумясь над чужим творчеством. — Слушайте: «Когда он поцеловал ее… бла. бла…шею. И куда делась вся жидкость из ее тела? Она перекочевала в сосредоточие ее женственности, ждущее его ласки…»
Три глотки издали дружный ржач конского табуна, называемый смехом. Повторяя на все лады фразу про жидкость, прыскали снова и снова. Смеялись до соплей и слез. Наг утирал слезы ворованными трусами. Икающий от смеха дракон пытался подтереть сопли моей ладошкой с исколотым пальцем, за что получил по уху.
Ну что ему мой удар? Как слону дробина… что пролетела мимо.
Девушки, бывшие в казарме, равнодушно скользили глазами по троице нахалов, занимаясь своими делами, не спеша мне на помощь. Видимо, визиты парней здесь обычное дело. Или все дело в квартах, которые для всех прочнее семейных уз? Это вот эти-то трое моя новая семья? С такой семьей — врагов не надо!
— Положи на место книжку, — проговорила я, жалея соседку-писательницу и помня свои стихотворные потуги, что спасли меня от скандала.
Но темный эльф только улегся поудобнее, закинув ноги в ботинках на высокую спинку кровати.
— Или вот… — продолжил Натан, не обращая ни малейшего внимания на мои слова, найдя себе развлечение на вечер, — Внимание: «Четыре месяца я не снимал штаны. Просто повода не было…»
Парни вновь загоготали. Я попыталась вырвать роман из лап дроу, но руку вновь перехватил дракон и присосался к ранке.
— Сиди тихо, — рыкнул на меня Караш, — я лечу. Получишь заражение — лечить тебя нечем. Ты человечка, а у вас худшая регенерация из всех.
