— Ань… так нельзя! — горячо возразил Лера.
— Да, можно еще, как ты — напороться на гнев Карельского, чтобы он тебя тут же размазал! — гневно выпалила я.
Лерка раздул ноздри:
— Я не собираюсь сдаваться, — горячо возразил он. — Ты — моя родственная душа, я не позволю ему просто так тебя забрать!
И он рванулся из кухни, а потом и из квартиры.
А я осталась стоять посреди своей кухни. Было тошно… В ушах стоял звон моего разбитого в дребезги мира, его осколки хрустели внутри при каждом движении и больно ранили, заставляя морщиться. Больше всего раздражало спокойствие. В душе поселилась какая-то чуждая мне сущность, принимающая ход событий, как должное. Я замерла с сумкой в руке, прислушиваясь, но стоило бросить взгляд на вздыбленную кровать, кровь побежала по венам быстрее, перед глазами потемнело, губы сами приоткрылись, хватая воздух… Я прислонилась к стенке и прикрыла глаза, стараясь перевести дыхание и прийти в себя, но только увязла в ощущениях еще больше. Внизу живота болезненно сжалось, а с губ сорвался стон…
Не сразу поняла, что в кармане джинс зазвонил телефон.
— Аня…
Я перестала дышать вовсе, замерев. Тело начинала бить крупная дрожь. Номер был незнакомым, но звонившего я бы не спутала теперь ни с кем. Даже если бы он молчал.
— Успокойся, пожалуйста, — прерывисто выдохнул в трубку Мирослав.
— Оставь… меня в покое… — прошептала, дрожа. — Я не хочу… все это чувствовать…
— Ты ЗОВЕШЬ меня! — рыкнул он. — А я не железный! Либо бери себя в руки, либо я вернусь и успокою!
Бросив трубку, я подскочила и кинулась к кровати. Схватила простыни и подушки и содрала с матраса, как кожу с воспоминаний. Все полетело в мусор, исчезая с глаз, и мне полегчало.
-13-
Открыв сумку, я принялась складывать в нее то, что не позволит мне потерять себя в этой предстоящей борьбе: книги, камешки, травы, чучело домового, плед из лоскутков моей детской одежды… То, что хранило частички меня. Из одежды взяла минимум, прихватила косметичку и уже готова была выскочить на улицу, когда вдруг столкнулась в дверях со слесарем. Оказалось, его вызвал Мир, чтобы починить дверь.
Перед подъездом меня ждала та же машина. Пока мы ехали, я набрала номер Магистра.
— Да, Аня, — голос Зула прозвучал так участливо, что я даже растеряла боевой запал.
— Моя работа…
— На этом все, Аня. Теперь ты — женщина Карельского. А он не отпустит…
— Это правда, что он умрет, если умру я?
— Я не знаю…
Черта с два.
— А как же… Зул Вальдемарович, вы же меня учили столько лет! Что мне теперь делать… с собой?
— Ничего, — голос Магистра с каждым ответом становился все холоднее, будто я спрашивала совсем не то, что нужно. — Аня, тебе дается другой путь. Все, что можешь — идти по нему.
— Значит, увольняете?
— Само собой.
Все, что мне казалось временной трудностью, все больше приобретало очертания долговременной проблемы. Ступив на порог квартиры Мирослава, я равнодушно проследила, как водитель вошел с моей сумкой и унес ее куда-то по коридору. После он, кажется, поинтересовался, что мне еще нужно, но я не отреагировала, а он не стал настаивать.
Камин в гостиной безмолвствовал, и комнаты казались выстуженными. Где-то в доме плакал маленький ребенок. На душе скребли оборотни…
Я походила туда-сюда, не раздеваясь, прислушиваясь. Ребенок не замолкал ни на секунду, кричал так, словно его режут. Интересно, давно он так разрывается?
Мысли перетекли совсем в другое русло. Я вышла из квартиры и снова прислушалась. Кажется, на этаже ниже. Спустившись по лестнице, я определилась с квартирой и решительно постучалась.
Детский крик переместился к двери, и мне тут же открыла молодая женщина с полным набором атрибутики несчастной молодой мамаши, которой говорят, что надо перетерпеть — это колики. Красные глаза с инкрустацией сосудов, мятая одежда и грязные волосы дыбком.
— Привет, — холодно поприветствовала я, не глядя на ребенка. — Пропустите.
Девушка посторонилась, и я прошла в квартиру. Походив по комнатам, последней я заглянула в спальню. Так и есть.
Под потолком в углу сидел огромный полох — существо, очень смахивающее на паука. Черная шкура лоснилась, шерсть шевелилась на длинных лапах, свисающих чуть ли не до середины комнаты. Ничего удивительного — дом располагался рядом с каналом, а полохи — души утопленных. А кому хочется сидеть в холодной воде вечно? Что именно руководило полохами, заставляя их выбираться из водоемов и искать теплое местечко — доподлинно было не известно. Я лично считала, что это было связанно с земной историей души полоха. Ее тянуло в прежний мир к конкретной ситуации, которая была сходна с его собственной.
— Здоровая дрянь… — брезгливо поморщилась я.
Девушка с ребенком наблюдала за мной настороженно. Она меня не боялась, и вообще была отправлена мной в «эмоциональную спячку» — так объяснять меньше. Когда я уйду, она меня даже не вспомнит. Полоха из нас троих видели только мы с ребенком, в чем и крылась причина беспокойства последнего.
Трогать тварь руками не хотелось. Мои ладони засветились, кисти удлинились, и я шагнула вперед. Полох зашипел, ворочая большой башкой, устрашая, но на большее был не способен. Выдохнув, я ухватила его за лапу и дернула вниз. Он сразу же изъявил желание мне эту лапу оставить на память, заизвивался, вызывая еще большее чувство брезгливости. Но я перехватила его за другую конечность и потащила из квартиры. Пока мы шли к каналу, полох все больше уменьшался в размерах, затихал, а напоследок вдруг вздохнул пронзительно женским голосом и отправился обратно в воду.
Я еще какое-то время постояла в одиночестве, когда меня вдруг нагнал водитель.
— Анна, — как я терпеть не могла, когда меня так звали, одним именем выговаривая мне сразу все! — Вам что-то нужно? Зачем вы здесь?
— Полоха выбрасывала, — ответила я таким тоном, будто сообщала, что ходила за сигаретами.
Он нахмурился, но все же через силу кивнул:
— Прошу вас вернуться в квартиру.
Мне показалось, мы с ним поменялись местами: он был ведом, а я — полохом. Боялся меня трогать руками и смотрел чуть ли не с брезгливостью. С какой только стати?
— А если нет? — вздернула я бровь.
Лицо мужчины в мгновение застыло.
— Господин Карельский не предполагал такого поворота, — уничижительно сообщил он, — поэтому директив у меня на этот случай нет. Если ваше поведение не будет угрожать вашей безопасности, придется получить распоряжение от… вашего хозяина.
Урод. Вот зачем мне нужен был этот диалог? Узнать, что даже у водителя Карельского больше прав, чем у меня?
— Выпроси поводок в следующий раз у «моего хозяина», не придется бегать…
Мужчина красноречиво посторонился, пропуская меня вперед, и я последовала его молчаливому совету.
Захлопнув двери квартиры, я первым делом нашла ванную и крутанула кран с горячей водой. К чертям его запреты! Мне нужно было отогреться… Вымотавшись в эмоциональных метаниях, я вылезла из горячей воды через час, прошлепала голышом в спальню, стянула теплый плед и, закутавшись в него, уснула.
Проснулась от того, что ощутила зверя рядом.
-14-
Мой непроизвольный глубокий вдох дал ему знать, что я не сплю.
Кровать прогнулась под его тяжестью, и с меня тут же откинули плед. Я хотела резко подскочить, но сама же себя и осадила: нет смысла… Я отдалась ему, приняла нашу связь. От того, что я буду скакать от него сайгаком, лучше никому не станет, а вот хуже — сомневаться не приходилось.
Я вздохнула глубже снова и задрожала. От прикосновения горячих рук казалось, что воздух вокруг резко выстудили. По коже побежали мурашки. Его большие пальцы легли на выпирающие костяшки бедер, нежно обвели… когда он двинулся выше, я задрожала сильнее. Воздух проталкивался в легкие рывками, дыхание участилось. Он навис надо мной и склонился к самому животу лицом, медленно вдохнул, провел кончиком носа к ребрам. Поднялся выше… Замер.
