Я неловко кивнула отчего-то вмиг насупившемуся некроманту, перешагнула через поднос с несъеденной вязкой остывшей кашей и пошла, стараясь не переходить на бег с подпрыгиваниями.
Наконец-то, наконец-то визит к главврачу. Сейчас всё выяснится и меня освободят. Господи, скорее бы, скорее бы на свободу!
Глава 10.
Никаких наручников так и не надели, просто за мной и передо мной угрюмо следовали два здоровенных мужика, каждый выше меня на голову и раза в полтора шире в плечах, в тёмной форме, чем-то смахивающей на военную — синяя плотная ткань типа сукна, стоячие воротнички, металлические пуговицы, какие-то головные уборы, вроде высоких кепок без козырька. Больница-темница оказалась весьма приличных размеров — мы шли и шли по коридорам, испещрённым трещинами дверей, а они всё не заканчивались и не заканчивались, и по дороге нам больше ни одна живая душа не встретилась.
…может быть, баба Валя на самом деле работала в молодости на КГБ? Или шпионила на ЦРУ, ФБР, Моссад или что-то в этом роде? Подумав, что на старости лет можно ничего не опасаться, она сбегает в свою родную страну или просто на волю, но именно в этот момент её убойными секретами заинтересовалась ФСБ. А тут как раз я, такая непростая, такая подозрительная, появляюсь в её квартире…
Коридор закончился внезапно. Представшие моим глазам стена и дверь были отделаны тёмно-красным деревом и не лишены некоторого изящества, правда, несколько неуместного среди царящей атмосферы нацистского лагеря, из которой, впрочем, слегка выбивались роскошный ужин Марта и замечательное одеяло, благодаря которому я не околела за ночь на каменном полу. Впрочем, камень был, вероятно, с каким-то подогревом, по идее, должно было быть куда холоднее — этакий современный гуманный нацистский лагерь, трепетно заботящийся о соблюдении прав заключенных перед отправкой в газовую камеру.
Санитары в военной форме встали по обе стороны двери, словно часовые, а потом один из них постучал сухим уверенным стуком: тук, тук-тук, тук. Простенький какой-то пароль, что и говорить. Дверь отошла в сторону, будто у шкафа-купе, я вопросительно посмотрела на вытянувшихся в струнку стражей, пожала плечами и вошла.
На кабинет главврача открывшееся моим глазам помещение не очень-то походило. Впрочем, на генеральский кабинет главы службы безопасности — тоже. Комната оказалась почти пустой, посередине стоял деревянный стол, некрашеный, неприятно шершавый на вид, почему-то пятиугольной формы, к каждой из сторон был приставлен стул. На одной из пустых стен висела белая безголовая шкура, раскинувшая во все стороны четыре когтистые лапы.
Я постояла, потом не выдержала и присела на один из стульев. Стул нервно скрипнул, захотелось резко встать, но я сдержалась. Если уж у них тут такие хлипкие стулья, это их проблемы. В конце концов, раз уж не имеет смысла лечить больного перед казнью, то и штрафовать за испорченную мебель однозначно бессмысленно.
— Лирта Агнесса, — услышала я за спиной глубокий голос, такой глубокий и низкий, что ожидала увидеть этакого медведя, двухметрового гиганта с мощной квадратной челюстью. А увидела всего-навсего обычного мужчину, среднего роста и комплекции, с лицом немолодым, но гладким, без каких-либо морщин и отвисших складок, с тёмными и одновременно очень яркими глазами, лишёнными старческой мутности. В принципе, совершенно обычного человека, если бы не фиолетовое бесформенное одеяние, буквально ниспадавшее с его плеч до пола, и длинные, как у Гэндальфа, волосы. Сиреневые, как… как цветки сирени, чтоб их!
И брови, густые брови тоже были сиреневыми!
Я не смогла удержать нервный смех, представив сиреневые волосатые подмышки и всё такое остальное, гламурненькое и кокетливое.
В шестнадцать лет панк, в двадцать шесть панкреатит, а в шестьдесят шесть хоба — маразм, и ты снова панк…
Что ж, если у них тут напрочь отсутствует дресс-код, почему бы и нет? Трудно на такой работе не поддаваться влиянию окружающих…
Я упорно убеждала себя в том, что всё ещё может получить какое-то нормальное объяснение, но честно говоря…. честно говоря, надежды на это у меня почти не осталось.
Да не может быть этого всего, перебор, перебор! Будь это всё розыгрышем или галлюцинацией, или экспериментом, действие уже развивалось бы, но нет — всё слишком затянулось. Было слишком детальным, подробным, ощутимым. Слишком настоящим. И хотя смысла происходящего понять я никак не могла, он наверняка был. Сейчас, сидя за столом, больше подходящим для сеансов экзорцизма, нежели для допросов и всяческих нормальных бесед, я молча смотрела на странного гостя, точнее, хозяина — невозмутимого, ненаигранно спокойного, уверенного в себе до кончиков этих экстравагантных анимешных волос. Если всё это актёрская игра, то фильм тянет на "Оскар".
Что-то царапнулось внутри, почему-то дикий цвет скорее настораживал, чем раздражал или смешил, надо подумать, надо вспомнить, почему…
— Лирта Агнесса? — очень спокойно повторил мужчина, а я с дёрнулась к нему с невероятной надеждой:
— Послушайте, вы ошиблись, меня зовут Камилла, вы перепутали! Я не та, кто вам нужен! Меня зовут Русланова Камилла, я…
— Лирта, присядьте, — на мои слова он ни малейшего внимания не обратил. — Я хочу предложить вам сделку.
— Сделку?
— Именно. Вы понимаете, не можете не понимать, какие огромные возможности у меня есть. И при этом понимаете, что после содеянного в покое вас не оставят. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.
Но мне ваша смерть не интересна, лично мне она ничего даст. Я даже забуду о лирте Сириш и лично улажу дела с её безутешными родственниками, требующими отмщения. Мне нужен только фелинос. Я могу предоставить вам укрытие и дать возможность новой жизни.
— Новая жизнь — звучит заманчиво, — осторожно сказала я.
— В вашем положении, лирта, слово "жизнь" само по себе должно быть восхитительной музыкой. Вы же не безумны, лирта. Вы молоды. Вы должны хотеть жить.
…вообще-то, предполагалось, что это я буду уверять остальных в собственной нормальности.
— Как я могу к вам обращаться?
Он постучал пальцами по столу.
— Мне говорили, что вы симулируете потерю памяти. Но третий раз за д полторы декады, лирта, помилуйте… Любому терпению придёт конец.
— Пожалуйста, — тихо сказала я, ощущая нестерпимо желание постыдно разрыдаться — и при этом полное отсутствие слёз в глазах. — Я готова сотрудничать, я готова обсудить сделку, но, пожалуйста, расскажите мне, что вы от меня хотите? Так, как будто вы мне поверили. Пожалуйста.
— Лирта Агнесса, я не люблю жестоких методов, но ещё больше я не люблю, когда кто-то пытается во что-то со мной играть. Поэтому вы просто рассказываете мне, где фелинос. Прямо сейчас. Без условий.
— Я не могу рассказать о том, о чём… — начала было я, и тут произошло…
Странное?
Слово «странное» даже близко не отражало суть происходящего.
Глава 11.
Мои руки, сжатые в почти молитвенной позе над столом вдруг ожили, словно две змеи, выросшие из моих же плечей. Тёмные ногти, те самые, без маникюра, неровно обкусанные, оказались вдруг неожиданно острыми и длинными, и этими самыми ногтями правой руки я впилась в собственную левую, разрезая кожу, как полиэтиленовый пакет.
Ничего, ничего я не могла поделать. Боль ощущалась в полной мере, но конечности меня не слушались, левая рука, окровавленная, располосованная висела безвольной плетью, а правая царапалась, будто лапа остервенелого хищника, по чистому недоразумению пришитая к человеческому телу. Я вскочила, роняя стул, чудом удержалась на ногах, впечаталась спиной в стену.
— Где он, лирта?
Рука — не знала, что могу быть настолько сильной — сдавила шею, пальцы медленно переползли на лицо, ноготь, острый, как острие ножа, упёрся в веко.
— Лирта, верните то, что вам не принадлежит. Иначе потеряете даже то, что ваше по праву рождения. Ну же, лирта…
…Да уж, наручники им тут действительно не нужны.
Не знаю, как бы я поступила, если бы на кону стояла бы, скажем, жизнь близкого человека. Просто чья-нибудь жизнь. Если бы мне действительно надо было бы хранить некий важный секрет.
