И ночь своим плащом
укрыла нас…
Сейчас я ощущала всё гораздо волнительней и ярче, чем в клубе. Невесомые поцелуи на лице и шее, давление ладоней, скользящих от талии к лопаткам и обратно. Под кожей разливалось тепло, тягучее и сладкое, как мёд, и я перестала понимать, чего боялась.
Наши губы встретились. Мэт целовал не спеша, чуть покачивая меня в такт мелодии, и я закрыла глаза, растворяясь в блаженной истоме. Под веками пульсировала тьма, я падала и парила, замирая в невесомости, уступала и тянулась навстречу. Открывалась, отдавалась поцелуям, которые становились всё смелее и глубже. Что-то случилось с чувством равновесия, и я обвила руками шею Мэта, потому что боялась не устоять на ногах.
С тихим стрёкотом раскрылся замочек у меня на спине. Музыка ещё звучала, и пальцы Мэта пробежали по обнажённой коже, как по струнам. Одно воздушное касание — но меня прострелило разрядом удовольствия, как будто сорвало пробку с тщательно закупоренного сосуда. Тело выгнулось само, вплотную прижимаясь к Мэту, а он вдруг прихватил зубами мою нижнюю губу.
И всё завертелось.
Моё платье полетело в изножье кровати, его рубашка в изголовье, зелёное покрывало — на пол. Были прохладные простыни, горячий Мэт и половодье новых ощущений. Непривычных и в то же время таких естественных. Не страшно, не стыдно, а хорошо… Я и не думала, что так бывает, со мной точно нет. Я пыталась сказать об этом, не знаю зачем, но слова сгорали в огне наших поцелуев.
Кажется, Мэт не слишком поверил в мою опытность, потому что поначалу был очень осторожен. А потом… Тьма и свет понесли нас, мы летели на качелях ночи всё выше, над огнями города до самых звёзд, и Мэт вдруг выдохнул: "У тебя звёзды в глазах!.."
Глава 5. Утро
В пепельном сумраке комната казалась миражом. Смутные очертания шкафа и двери в ванную. Пещерный зев прихожей. На тумбочке — тёмное пятно хронометра с болотными огнями часов и минут.
Сознание ещё пребывало в полусне, голова гудела, свинцовые веки норовили сомкнуться вновь. И что меня разбудило — в такую-то рань?..
Неожиданно цифры на табло обрели чёткость.
Ничего себе рань — десятый час!
Но почему так темно?
С трудом перевернулась на другой бок, чтобы посмотреть в окно. Взгляд упал на вторую тумбочку с таким же хронометром — и меня словно молнией прошило! Увиделось: вот я устраиваю голову на груди Мэта, улыбаясь мысли, до чего уютно, оказывается, засыпать в мужских объятьях. Смотрю сквозь ресницы, как свечение из окна серебрит надпись "Ариго" на ярлычке под воротом его рубашки, как рассеянно мерцают цифры сквозь тонкую ткань.
Это моя рука зашвырнула рубашку на тумбочку, прямо на хронометр…
О Святое Облако!
Я с головой нырнула под одеяло, свернулась в клубок и крепко зажмурилась.
Что я наделала!
Ради вида на жительство… с незнакомым мужчиной… да ещё в удовольствие!..
Память ехидно подбрасывала всё новые подробности минувшей ночи — так следователь предъявляет преступнику неопровержимые улики. А тело, коварный свидетель, с готовностью подтверждало: было, было, не пригрезилось.
Я забилась глубже и затихла, боясь шевельнуться. Лучше задохнусь, чем посмотрю в глаза так называемому мужу!
Постой, а где он, собственно говоря?
Муж.
В постели рядом со мной никого не было…
Точно?
Я высунулась наружу.
Точно!
Окинула взглядом комнату, с замиранием сердца ожидая, что сейчас из ванной появится мускулисто-поджарая фигура в капельках влаги на загорелой коже и с полотенцем вокруг бёдер, а то и без него. Но из-за тонкой двери не доносилось ни звука — сколько я ни напрягала слух.
Стоп. Где моя одежда? Точно помню, что платье свисало со спинки кровати, на полу валялись колготки и… неважно. Куда всё подевалось?
Номер выглядел готовым к приёму новых жильцов — во всём, кроме разобранной постели.
Ничего лишнего. Ничего личного. Разве у Мэта… у инспектора Даймера не должно быть чемодана, каких-то вещей?
Его воздухоход в час. Или раньше? Может, он уже съехал, прихватив, потехи ради, мою одежду, купленную на его деньги, а меня… оставил расплачиваться за номер?!
Со стороны входной двери что-то подозрительно лязгнуло, и я облилась холодным потом. Однако звук не повторился. Возможно, кто-то случайно задел ручку, проходя мимо…
Меня сбросило с кровати, как пружиной. Судорожно кутаясь в одеяло, я выглянула в прихожую, распахнула дверь в ванную. Пусто! Проверить в шкафу? В голове нарисовалась иррациональная картина связанного инспектора с кляпом во рту…
Я дёрнула дверцу — и чуть не расплакалась от облегчения. Моё платье висело на плечиках рядом с мужской рубашкой. Внизу — мои туфли и небольшая дорожная сумка красно-коричневой кожи. Сбоку, на полке — мои колготки и бельё, всё аккуратно сложено и в полной сохранности.
Одеяло сейчас же полетело на кровать. Так воин картинным жестом сбрасывает плащ перед решающей битвой. Я сгребла в охапку своё имущество и кинулась в ванную. Там хоть запереться можно.
На полочках нашлись мыло, гель для душа, зубная паста… А ещё щётка и расчёска. Мгновение я колебалась. Но после того, что произошло ночью, о каком "негигиенично" может идти речь?
Полотенца были ещё влажными.
Значит, Мэт Даймер успел помыться, одеться, прибрать в комнате, задёрнуть портьеры так плотно, что утреннему свету не осталось ни единой лазейки, — а я не проснулась.
Последний взгляд в зеркало: вид бледноватый, но вполне пристойный, если не считать лёгкой припухлости губ и век. Спать мне пришлось всего ничего…
В коридоре то и дело слышались шаги, голоса, характерные звуки, с которыми горничные перемещают тележки для утренней уборки.
Главное, не суетись, Симона. Не озирайся, шагай уверенно. И не забывай повторять: "Я в рабочем режиме, иду на деловую встречу. На мне деловое платье, и у меня деловая встреча".
В холле кишел народ. За стойкое портье дежурили трое в чёрных фирменных пиджаках — мужчина и две женщины. Женщины были заняты с постояльцами. Мужчина, казалось, не спускал с меня глаз. Сейчас окликнет: "Из какого вы номера?" И напустит охрану…
Спас меня посыльный из цветочного магазина. Вошёл через боковую вертящуюся дверь с букетом крупных белых цветов необычного вида и обратился к свободному портье. В эту дверь я и вышмыгнула, словно белка из силка.
В вышине синело небо, мир был прекрасен и по-утреннему юн. Жаль, мою сторону улицы накрывала тень гостиницы — обочину дороги, клёны вдоль неё и тротуар. Зато противоположная сторона купалась в солнце: задорно сверкали витрины магазинчиков и кафе, жёлтые стены домов смотрелись ярко и весело, календула на окнах радовала глаз. Хотелось туда, к свету и теплу. Но в воздухе плыл аромат свежей выпечки, и я обнаружила, что зверски голодна.
Шагах в тридцати дальше по улице располагался отдельный вход в гостиничный ресторан, из окошка торговали сдобой только из печи. Рогалики, крендельки, румяные пышные булочки. Самая дешёвая — пять гольденов. Да уж.
Я встала под деревом, делая вид, что вовсе не раздумываю о том, стоит ли трёхмесячный вид на жительство, добытый дорогой ценой, маленького праздника живота.
Борясь с соблазном, перевела взгляд на противоположную сторону… О нет!
Вдоль по улице, улыбаясь своим мыслям и беззаботно размахивая тонким портфелем, шёл Мэт Даймер. Остановился на углу, прищурился на солнце — пиджак нараспашку, свободная рука хулигански засунута в карман брюк.
Как жаль, что я сильфида, а не дриада — настоящая. Слилась бы сейчас с древесным стволом. Или червячком зарылась под корни. Или взлетела воробушком…
Ничего этого я сделать не могла, и от напряжения невольно закусила губу — губа горячо запульсировала, напоминая… Нет-нет, не хочу об этом думать!
Даймер взлохматил пятернёй волосы и двинулся через улицу — к вертящейся двери, из которой только что вышла я. Вид довольный, будто выиграл миллион в лотерею.
