Когда начало смеркаться, нервное напряжение достигло своего апогея. Нирина разъяренным колобком каталась по пансиону, изображая активную деятельность и раздавая сердитые приказы, в которых, впрочем, не было особого смысла. Всем было очевидно, что она ничего не может сделать, чтобы ускорить приезд гостей. Даже выйти с ними на контакт она была не в состоянии — ее собственная магическая завеса глушила связующие чары на многие версты вокруг, а снимать с обители защиту, даже ради высокой комиссии, настоятельница не смела.
Тая, едва закончив наводить порядок в огороде, тихонько прокралась в столовую. Поскольку все наставницы, равно как и сама настоятельница, были заняты переживанием за судьбу высокопоставленных гостей и безуспешными попытками выйти с ними на связь, присматривать в столовой за послушницами осталась лишь пожилая кухарка Мара. И поэтому ужин проходил в очень расслабленной, даже хулиганской, атмосфере. Девушки, ничуть не стесняясь доброй поварихи, громко переговаривались, смеялись в голос и даже время от времени кричали друг на друга. Младшие ученицы то и дело срывались со своих мест и устраивали игры в догонялки по обеденной зале, едва не сшибая лавки и стоявшую на столах еду. Мара пыталась образумить развеселившихся учениц, но ее никто не слушал, или вернее, даже не слышал. У кухарки был тихий голос, а в столовой стояли шум и гвалт.
Тая, заглянув в столовую и оценив масштаб бедствия, решила дождаться завершения трапезы и поужинать тем, что останется, в надежде, что Мара как обычно сбережет для нее лишний кусочек. Показываться на глаза возбужденной толпе маленьких ведьмочек Тае совершенно не хотелось, особенно после того, что произошло утром.
Девушка схоронилась в уголке между стеной и распахнутой дверью, в щелочку подсматривая за тем, что происходило в обеденной зале. На ужин подавали тушеные бобы с обжаренным салом. Это была не самая любимая Таина еда, но она никогда не привередничала, в отличие от избалованных дочек богатых аристократов. Тем более сейчас, когда Тая была голодна после целого дня трудной работы в огороде, соблазнительный запах румяных шкварок так и щекотал ее нос, заставляя глотать слюнки и нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, в ожидании, когда все разойдутся.
Наконец, общий ужин был завершен, и послушницы галдящей толпой повалили прочь из столовой. Это было так не похоже на ежевечернее чинное шествие под присмотром Нирины, что Тая только скривилась. Стоило убрать минимальный контроль за этим человечьим стадом, как все они мгновенно вернулись в дикое состояние.
Самые дальновидные представители королевской знати выкупали учебные места в магическом пансионе чуть ли не с самого рождения своих чад. Если у девочки обнаруживались хотя бы крошечные способности к магии, ее отправляли на воспитание к Нирине. Обученные волшебницы были очень востребованы и, даже если из выпускницы получалась посредственная магичка, она могла хорошо устроиться при дворе какого-нибудь аристократа, удачно выйти замуж за него самого или за его сына и гарантированно иметь обеспеченную безопасную жизнь.
Девушка осторожно юркнула в опустевшую столовую. Мара, сокрушенно качая головой, прибирала беспорядок, оставленный послушницами. Она была не самой одаренной магичкой, и потому руками работала быстрее, чем с помощью заклинаний.
— Давайте помогу, матушка, — Тая тут же бросилась на помощь пожилой кухарке.
— Таюшка, ты пришла, моя хорошая, — Мара тут же расплылась в улыбке при виде своей любимицы. — А я тебя на ужине не увидела, уже волноваться стала. Думала, не захворала ли после вчерашней ночи, — Мара скорбно нахмурила брови.
— А что вчерашняя ночь? — пришел черед Таи недовольно хмуриться.
— Да, я все боялась, что обидит тебя наш гость. Мужчины ведь такие бывают, сама знаешь. Не мне тебе рассказывать, — кухарка тяжко вздохнула.
— Он меня пальцем не тронул, — девушка проговорила с неожиданным вызовом. Почему-то ей вдруг стало обидно за несправедливые подозрения в адрес Дар Ветра. — Он вообще очень благородный и… и… — Тая смутилась и не придумала, что сказать дальше.
— Ох, девочка, — Мара снова вздохнула и посмотрела на Таю с заботой и тревогой, — молода ты совсем. — Внезапно кухарка всплеснула руками, — Да, ты, верно, голодная? Ничего ж не ела с утра!
— Ага, умираю с голоду, — Тая обрадовалась, что Мара не стала продолжать нравоучительную тему. — У вас не осталось чего-нибудь съестного?
— Как же, нет, милая? Для тебя всегда останется. Поешь, а потом и поможешь мне. Эти малолетние стервозины тут такой погром учинили без Нирины, а к нам того и гляди гости важные должны нагрянуть, — Мара засуетилась, доставая из печи остатки бобов.
— Что-то задерживаются эти гости, — Тая с готовностью приняла из рук кухарки горшок, в котором готовился ужин, и принялась тщательно выскребать его. — Нирина места себе не находит. Наверно, боится, как бы чародеев волки в лесу не съели.
Девушка хихикнула, активно работая ложкой. Мара нахмурилась при этих словах:
— Беда будет, если с чародеями что приключится. Особенно, если в том волки будут виноваты.
— А что такого особенного в волках? — Тая задала вопрос, но ответить на него Мара уже не успела.
От въездных ворот послышался звон тревожного колокола.
Глава 5
Волки
У ворот обители толпились послушницы, и, несмотря на попытки наставниц разогнать их по комнатам, любопытство малолетних волшебниц пересиливало, и они раз за разом возвращались поглазеть на происходящее. А посмотреть действительно было на что, хотя ни веселым, ни занятным это зрелище назвать было нельзя.
В ворота медленным шагом входила процессия: вооруженные люди в окровавленных кожаных доспехах, изодранных в клочья. Те из воинов, кому посчастливилось носить кованый доспех, выглядели немногим лучше: даже на их металлическом облачении были явно заметны следы зубов и когтей. Лошади тащили трое носилок с ранеными. Тая не смогла разглядеть издалека, как именно пострадали несчастные, но, судя по тому, как побледнела и засуетилась Нирина, дело было плохо. Одну-единственную лошадку оставили, чтобы везти пышную повозку, также несшую на себе глубокие борозды от звериных когтей. Животное было ранено, измотано и с трудом справлялось с задачей, но упрямо переставляло ноги, подгоняемое перепуганным возницей с окровавленной повязкой через пол лица. В тяжелой карете, верно, ехали члены высокопоставленной комиссии, не пожелавшие уступить свои места в повозке своим же раненым охранникам.
— Всех раненых в людскую, тяжелых ко мне в кабинет, — Нирина уверенно отдавала распоряжения.
— Вы должны сперва осмотреть их превосходительства, — высокий плечистый воин в кованом доспехе тронул Нирину за плечо.
Реакция была молниеносной. Воина словно ударило током, запахло паленой плотью, и мужчина, вскрикнув от боли и неожиданности, отдернул руку, отшатнувшись от настоятельницы.
— Ни один мужчина не смеет прикасаться к настоятельнице пансиона Илларх, — Нирина проговорила с угрозой в голосе. — Где ваши превосходительства? Они тоже ранены?
— В карете, — воин проговорил, исподлобья глядя на Нирину.
Он прошел к повозке и распахнул дверцу перед настоятельницей. Нирина быстро заглянула внутрь, тут же отвернулась, окликнув сестру-хозяйку:
— Кетти! Позаботься о наших гостях. Они устали и проголодались с дороги. Чуть позже я присоединюсь к вам.
И стремительным колобком покатилась туда, куда унесли раненых.
— Настоятельница Нирина! — высокий воин, бывший, вероятно, главным в процессии, грубо окликнул магичку. — Вы должны немедля уделить внимание вашим высокопоставленным гостям.
— Непременно, — Нирина даже не обернулась, отвечая. — Но сперва я займусь ранеными, им мое немедленное внимание требуется гораздо больше.
Тая наблюдала за происходящим из-за широкого ствола дерева, стараясь не попадаться на глаза ни наставницам, ни пугающим ночным визитерам. Между тем, из кареты бодро выпрыгнул невысокий сухонький старичок. У него был крупный крючковатый нос, отчего он был немного похож на коршуна. Старичок обернулся к карете и подал руку выбирающейся следом даме. Женщина тоже была немолода, хотя явно пыталась игнорировать свой возраст. На ней было платье с глубоким декольте, не скрывавшим старческих складок на груди. Белые волосы были собраны с замысловатую высокую прическу, на лице еще остались следы косметики, но, вероятно, женщина плакала, потому что краска местами стерлась, а местами просто размазалась.