Лиат. Сожженная льдом - Ульяна Соболева

как поступают только с предателями, недостойными доверия. Он предложил, глядя мне прямо в глаза, готовый к адской боли, которая обрушится на его сознание, как только я сорву с него защитные покровы.

И я всё же сделала это. Только не с ним, а с гладиатором. Срывала слой за слой энергетические стены, защищавшие воспоминания, жадно читая их, просматривая кадр за кадром. Чтобы ощутить, как покрывается льдом сердце, исступлённо забившееся о рёбра, когда в воспоминаниях бойца появилось лицо Ариса. Как всё медленнее и тише становится его стук, неспособный пробить ледяную бронь, окутавшую грудную клетку, когда в ушах раздается спокойный и уверенный голос моего инкуба, в деталях расписывающий план восстания рабов.

* * *

Любимых предавать тяжело. Любимых предавать страшно. Любимых предавать безумно больно, потому что каждый удар лезвия приходится не только на его, но и на твое тело. Любимых предавать — это как умирать вместе с ними. И вместо них. Так пусть наша с тобой смерть станет поводом для жизни сотен тысяч тех, кто зависел от этой казни.

И он прав. Он прав, потому что может мыслить хладнокровно, а не думать о том, что весь мой мир рушится. Сейчас. В эту секунду превращается в крах. В пепел. Кровавый ветер унесёт его поутру, чтобы развеять по всем Мендемаю, превратить в ничто. В то самое ничто, которым сейчас ощущала себя я.

* * *

— Моя жена определённо невыносимо прекрасна, — Барат протягивает свои ладони, чтобы взять в них мои пальцы, а я кусаю язык, не позволяя себе вздрогнуть от отвращения. И нет, виной тому не все те слухи, что ходили о его пристрастиях, о его извращённых играх или же жестокости. Я слишком часто участвовала в сражениях, слишком часто видела, как происходят празднования после них, чтобы не иметь представления о том, как расслабляются победители. Как унижают они свою живую добычу, какого бы пола она ни была. Как способны растерзать любого, кто оказался по ту сторону битвы и кому не повезло проиграть.

Унизанные толстыми перстнями пальцы ласкают мою кожу, эльф плотоядно улыбается, притягивая меня к себе, а я пытаюсь отстраниться, подавить в себе рвотные позывы. Реакция на его присутствие. Так будет всегда? Всю мою жизнь? И понимать, что да. Что так будет всегда теперь. И не только с ним, а с любым мужчиной. С любым, кроме…но туда больше нет дороги. Можно не испытывать ненависти к Арису. И не потому что во мне всё еще змеились остатки его агонии, не потому что ещё несколько дней назад, он был для меня почти всем. Я все же не смогу ненавидеть его за это предательство. Потому что понимаю его мотивы. Как бы они ни ранили, как бы ни полосовали сердце наживую…я понимаю его. Некогда благородного демона, лишившегося семьи и свободы. Сколько раз его продавали и покупали? Что может быть унизительнее, чем знать, что ты не более, чем вещь для своих господ? Бесправная вещь. И он использовал малейший шанс, чтобы лишиться оков. Я сама сняла их с него. Он ведь не заставлял. Лгал, да. Готовил восстание, да. Но я сама поверила в эту ложь. Идиотка. Наивная, глупенькая дурочка, решившая познать то, чему не место в пекле Ада. Я не могла ненавидеть его. Кажется, во мне попросту не было этой способности. И поэтому я ненавидела за это себя. За то, что поверила. За то, что подпустила к себе. За то, что окунулась в космос, на деле оказавшийся бездонной пропастью. За то, что продолжала любить его. Всё ещё продолжала любить.

Эльф разворачивает меня спиной к себе, чтобы снять с волос проклятую паутину. Видит ли он, как она оплела всю меня изнутри и снаружи? Замечает ли, как вплелась под кожу подобно ядовитому плющу, и теперь всё сильнее стискивает горло невидимыми нитями, а я задыхаюсь. Кусаю губы, не позволяя себе отстраниться. Не сдаваться. Не вонзить в его шею спрятанный в рукаве платья нож…я не знаю, зачем взяла его. Не знаю, смогу ли применить, понимая, что от нашего союза зависят жизни сотен моих подданных. Возможно, благополучие тысяч людей моего отца. А теперь ещё и жизни моих самых близких, самых родных людей. Будущее всего Мендемая, замершего в ожидании об официальном объявлении этого чёртового союза. Оно должно произойти на следующее после свадьбы утро, когда брак будет консумирован.

Зажмурилась, ощутив, как холодные руки стягивают рукава платья, обнажая плечи. Омерзительно ледяные пальцы путаются в шнуровке, а я стискиваю челюсти, чувствуя, как потекли по щекам слёзы. Они жгут. Наверное, сейчас они прожигают насквозь мою кожу и плоть, иначе откуда эта адская боль, выедающая лицо?

Шагнуть вперед. На полшага. Просто чтобы дать себе возможность сделать вдох. Оттянуть свою казнь хотя бы на полминуты. И сквозь шум в ушах слышать непонятную возню за спиной. Затем что-то упало, и эльф с силой дёрнул меня к себе. Так, что ударилась спиной о его грудь. Судорожно выдохнула остатки кислорода…и закричала, услышав тихое, наполненное чистейшей ненавистью:

— Лиат Руах…пришло время собирать осколки!

Не веря собственным ушам, открыть глаза и повернуть голову. Немного. Всего чуть-чуть. Достаточно для того, чтобы ощутить, как заледенела кровь от ярости в темно-серых глазах демона.

У предательства есть свой особый запах. Точнее трупная вонь. Она забивается в легкие и отравляет ядом каждый орган в твоем теле особенно тот, что качает по нему кровь. И, кажется, уже что вместо крови у тебя серная кислота и именно она жжет твою плоть изнутри, сжирает тебя превращая в труп. И ты рад сдохнуть только бы эта боль прекратилась. Только бы она перестала настолько сжирать твои внутренности что у тебя отказывал разум.

Ее предательство было воспринято мною так словно эту кислоту в мои вены впрыснула именно она. Но я благодарен моей суке сестре, моей долбаной демонической суке, которую я идиот допустил в свои чертовые вены, которую я трахал, которую я любил! Я благодарен ей за то, что ненависть дала мне силы. Я слишком размяк, я слишком превратился в мягкотелого влюбленного пса, готового вилять хвостом и лизать ноги своей хозяйки. Теперь я больше не питал иллюзий.

Теперь во мне были адские силы способные взорвать Мендемай к такой-то матери.

Нам, освобожденным и озверевшим дали в руки оружие. Вы представляете на что мы были способны в этот момент? Те,