Элька. Мир даст, сами бары разберутся. Девонька, думается мне, в столицу направится, к королю на схрон. Жалиться будет на лиходеев, отсидится во дворце, а как граф воротается, так замуж выпорхнет, аки лебедь враскоряку над прудом.
– Отчего же враскоряку, матушка?
– А ты видела нового господина? То-то и оно, что в раскоряку за него, и никак иначе. И мы вслед за ней эту позу примем, – мрачно закончил женский голос.
– А деревня наша как же?
– А что мы? – удивилась старостова жена. – Как жили, так и будем, кормилец наш и раньше мог месяцами с господами не видеться, а коли затянется война, так старая графиня явится, уж ей привычно поклоны бить. Мы люди маленькие, нам бы зиму перезимовать, да батьке твоему за оброком проследить, и будет нам.
Любопытно тут мешается культура. Чем ниже сословие, тем проще говор, и мой мозг переводит новый язык весьма своеобразно, передавая не только смысл слов, но и манеру говорить. Больше всего мне это напоминало речь дореволюционных крестьян. Да что там дореволюционных, скорее, до отмены крепостного права.
Но хозяева терема правы, они продолжат жить так, как живут. У отца есть управляющие, секретари, помощники – орда личных слуг, объезжающих деревни и занимающихся управлением на местах. Даже отсутствие графьев не сможет в одночасье сломать эту систему, если, конечно, не случатся набеги на деревни и города внутри графства. Тогда есть шанс, что хаос и паника будущих погорельцев, оставшихся без защиты аристократа, развалят и разорят наши владения.
Но, с другой стороны, подобного в Тионе еще не случалось. Даже эти подозрительные нападения на другие семьи… все заканчивалось одним актом, не расползаясь на землю рода.
– Леди Маргарет? – вытаращилась на меня Эля, выскочившая в сени. – Вы не в горнице?!
– Не дошла, сморило.
– Так пойдемте скорее, все ваши уже поели… Как же так, а госпожу не покормили, – бормотала девчонка, тяня меня на второй этаж.
В качестве еды передо мной поставили миску с мясной похлебкой, хлеб и кашу, извиняясь за скудное количество разносолов. Никакого особого почтения к графине оказано не было, да я и не требовала, наблюдая из окна за озабоченными и мрачными селянами, шнырявшими на старостово подворье. Даже мои собственные слуги затерялись среди большого количества народа, только Мира тихонько дремала на постели Эли.
– Никак нельзя к барыням в спальню, и не уговаривайте, пан Ясень. Ведаю, что вы слуга личный, да все одно – девичья это комната, дождитесь, пока леди в большую горницу спустится.
Плевать он хотел на ваши аргументы, это же Ясень. И впрямь, дверь с треском распахнулась, явив на пороге хмурого высокого юношу с серыми глазами и трехдневной щетиной. Уже и личину натянуть успел? Дверь невежливо захлопнулась перед носом раздувшейся от возмущения Эли.
Серые глаза впились в меня со злостью и обреченностью, отыскивая на моем лице признаки обиды, гнева или желания покарать. Если бы я сейчас начала выступать о субординации, тыкая его носом в свой титул, то на взаимоотношениях можно ставить крест.
– Извини, – голова покорно опустилась, признавая собственную глупость. – Я не должна была спорить.
– И ты меня, – неловко сказал он, присаживаясь рядом. – Ну не могу я тебя воспринимать, как взрослую, когда ты такая… такая…
– Какая?
– Глупая, – отрезал помощник. – Глазками красивыми хлопаешь, бурчишь, а сама ничего не соображаешь.
– Так поясни, – засмеялась я, откладывая ложку. – Что было не так с тем зайцем?
– Знаешь присказку «слухами земля полнится»? Так вот, это не просто фраза. «Глаза ястреба» – очень сложное заклинание, созданное в связке несколькими магами разных стихий, позволяющее наблюдать глазами и ушами какого-либо животного. Его создали земельники, водники и воздушники, объединив свою энергию, и дополнили огневики. Подчиненное магам животное мчится в заданном направлении, передавая людям информацию.
– Но… как?!
– Животное бежит по земле, дышит воздухом, пьет воду – соприкасаясь с какой-нибудь стихией каждый раз, оно позволяет магам соединиться со своим природным элементом и считать окружающую информацию. Проводником между животным и магами выступает волшебство эмоций огневика – что там эмоций и чувств у того же зайца? Подчинить и перенаправить импульсы зверя не сложно, он живет ими. Сначала заклинение использовалось в войне, помнишь, которая триста лет назад была? Подчиняли ястребов и других птиц, наблюдая с высоты за противником. А сейчас оно как-то попало к нашим недоброжелателям.
– А у той магии, которую феячим мы, тоже есть название?
– Ага, особенно у твоих праздничных искорок, «Насмеши противника» называется, – хмыкнул он. – Нет, моя хорошая, названия дают только заклинаниям высшего порядка, настолько сильным, что в одиночку не справиться. Тогда новое волшебство становится достоянием нескольких магов и от того требуется присвоить ему название, которым смогут пользоваться несколько семей, не связанных похожей магией или родственными узами.
– Выходит, те, кто следил за нами, не поленился вчетвером колдануть на зайца?
– Искали, не иначе. И это крайне дер… плохо. Очень плохо.
Я непроизвольно кивнула. Если ищут, значит, знают, что я жива. А если засекли с помощью слежки, значит, стоит готовиться к погоне. Вопрос об инициаторе нападения на поместье остается открытым.
– Как ты думаешь, это может быть связано с тем предупреждением в городе? Ведь заказчика отец так и не нашел.
– Зато я нашел, – ухмыльнулся Ясень.
«… и до смерти не пугать, только до обморока. Пусть девица сия образумится». Конец записки, нацарапанной на замызганном клочке бумаги, подтвердил то, что мы и так уже знали.
– Почему сразу не сказал? – шипела я, привычно щелкая по носу паренька.
– Ты б расстроилась, – увернулся от профилактического подзатыльника подросток. – Не дай Мир, с маркизой бы поругалась.
– Она же не виновата, что её папаша мудак, – уныло ответила я, тут же противореча с самой себе. – Как думаешь, Елизавета знала?
– Предвидел твой вопрос, но доказательств причастности собрать не успел, – вздохнул он. – Но чутье подсказывает, что не при делах она.
– Хорошо бы так.
– Отдыхайте до вечера, на закате двинемся. К утру в Большом будем, а там разберемся. Может, удастся что выяснить по поводу нападения.
Я посильнее прижала к груди тяжелую пуховую шаль хозяйки дома. Ну и как нам быть дальше? Перед глазами все еще стоит острое
