— Ну и лежи тогда.
Одеяло было сдернуто, а возмущенный вопль задавлен, причем в буквальном смысле. Возмущение, правда, быстро прошло — вместе с приходом осознания, что она полный бездарь в сборе энергии. Ну, или Хэнк — идеально подходящий для нее мужчина, вопреки отрицательному вердикту квалифицированного специалиста Ильтена и ее собственному мнению.
Потом пришлось все-таки сползти с кровати и облачиться в серый халат, брошенный Хэнком: настоятельно требовалось в туалет и ванную. И жутко хотелось есть. Целительный сон пошел на пользу: Тереза уже могла самостоятельно передвигаться, хоть и пошатываясь. На столе в кухне лежало несколько толстых бутербродов — здорово, что Хэнк их сделал, ей было бы сложно управляться с ножом. Она включила чайник и потихоньку заточила все бутерброды, глядя в окно на то, как Хэнк возится с машиной. Легковушка при свете дня оказалась в красно-зеленую полоску, ужас дальтоника. Чайник вскипел, Тереза выпила чашку, другую — и почувствовала себя сносно.
Хэнк вошел, вытирая руки ветошью.
— Не понял. Где мои бутеры?
— Они теперь мои. — Тереза погладила живот через пояс халата.
— А новые сделать? — В интонации ощущалось серьезное недовольство.
Она вяло махнула рукой:
— Сил нет.
Вот у тебя сил полно, добавила она про себя обиженно, только фиг заберешь.
Он хмуро зыркнул и принялся резать колбасу. Тереза ухватила первый бутерброд, откусила…
— Хватит жрать! — Раздражение прорвалось. — Иди переоденься в какое-нибудь платье, они где-то в шкафах. Надо ехать в город, и медлить уже нельзя.
— Я не собираюсь в город.
— С ума сошла? Там уже, небось, легавые с ног сбились, куда ты пропала. Тебе надо готовиться к новому браку.
— Вот как? — едко переспросила она. — Значит, попользовался и решил сдать меня?
Он развел руками, не понимая, что тут неправильного.
— Но так положено. Тебя будут искать. И найдут, что характерно. А виноватым окажусь я.
— Болван, — припечатала она.
Хэнк вспыхнул, но она не дала ему вымолвить ни слова.
— Конечно, они найдут! Найдут мой обгоревший труп. Ты вообще понял, что произошло ночью?
Зохен! Его настигло внезапное озарение.
— Они примут то тело за настоящее, да? Это я понял. — Пусть поздно, но в словах неправды нет. — А вот как ты это сделала — не понимаю.
Не понимал, но не стал немедленно докапываться. Умение вовремя помолчать и не мешать она ценила.
— Я и сама не понимаю, — усмехнулась она. — Меня научила одна колдунья. Но все, что я могу — это повторить заклинание, не зная, как оно устроено. Важно, что меня не будут искать, Хэнк. Меня нет, я умерла.
Она потянулась за вторым бутербродом, но он не дал. Перехватил и надкусил.
— И что ты будешь делать? — спросил он после паузы.
Она дернула плечом.
— Останусь пока здесь.
— Я не могу оставаться. У меня служба, отпуск кончился.
— Ты и не нужен. Мне надо побыть одной.
— Одной? А если что-то случится?
— Что со мной может случиться? — Она скривилась. — Я уже мертва.
— Но мы ведь знаем, что это не так.
После долгого молчания он встал, открыл комод.
— Тебе могут понадобиться деньги. — На стол шлепнулась расчетная карта. — Или связь. — Старый телефон. — Аккумулятор, наверное, совсем сдох, но ты разберешься. И документы. — Сложенная вчетверо бумага.
Тереза развернула бумагу. Справка о браке Лики Хэнк. Единственный документ женщины, без фотографии.
— В базу внесена запись о смерти, — предупредил он. — Но справку почему-то не забрали. Наверное, я забыл сдать: сперва по больницам валялся, потом заливал горе… А легавые не вспомнили.
В горле встал комок. Тереза сглотнула.
— Хэнк… спасибо.
В деньгах она не нуждалась, наличных было достаточно. Хотя карта часто удобнее. Но самое ценное — документ.
— Да чего там. Ты меня столько раз выручала! Я тебе жизнь должен… Так что пользуйся. Возьми, кстати, ключи.
— Спасибо, — повторила она, теребя справку по сгибам. — И за то, что помог мне ночью. И еще за то, что согрел. — Он непонимающе поднял бровь, и она тихо засмеялась: — Аж трижды.
Он покрылся легким румянцем.
— Я и не ожидала, что с тобой будет хорошо, Хэнк.
Он покраснел сильнее и проворчал:
— Могла бы уже звать меня Билле.
Она еще некоторое время вертела в руках справку.
— Я подумаю.
Руки все еще дрожали при попытке их напрячь, и ремонт телефона Тереза отложила на потом. Но чайник рискнула достать, заварила найденный в кухонном шкафу чай и пила его весь день, закутавшись в халат, с перерывами на горячие ванны. На правой руке чего-то не хватало. Она поняла не сразу, отчего дискомфорт — на пальце больше не было привычного брачного кольца, которое пришлось оставить голему. Там, на дороге, Тереза не смогла сама стащить его, с трудом удерживаясь в сознании. Попросила Хэнка, и тот едва ей палец не оторвал, кольцо никак не хотело сниматься. Она проносила его двадцать три года подряд, еще с тех пор, как стала представляться госпожой Ильтен посторонним, на деле не считая Рино своим мужем.
Нужно новое кольцо. Взрослая женщина без брачного кольца — нонсенс. На старуху, освобожденную от замужества, Тереза пока не тянет. Впрочем, она знала, где его достать. Несколько колец, найденных в тайнике маньяка, она не стала сдавать ментам. Как чувствовала, что могут пригодиться, и снова спрятала в подвале. Одно она подарила Эраш, когда та стала Алис.
К вечеру дрожь унялась, холод, проникший в самые кости, отступил на дальние позиции. Да и на улице потеплело. Тереза вышла на крыльцо, замотавшись в шерстяной плед поверх халата, и чуть не упала, наступив на длинную полу. Нет, так жить нельзя. В этом доме вещи двух размеров: один в полтора раза больше, чем нужно, другой меньше. Она уже попыталась примерить Ликино платьице, только расстроилась. Можно присвоить чужие документы, однако чужую одежду не натянешь так же просто. Вероятно, шмотки Дени подошли бы, но он в последние годы приезжал лишь на краткий срок отпуска и забирал все пожитки с собой. А в этом году и Тюль уехал учиться в строительный институт. В прихожей валялись его забытые штаны, да толку от них мало: почти такие же огромные, как папины. Вырос теленочек, стал быком.
Тереза все же надела их, закатав штанины и завязав на поясе ремень, будто веревку: дырок не хватало. В чем-то же надо дойти до дачи. До бывшей ее дачи. Теперь, когда в саду нет привидений, такой чудесный просторный дом не останется надолго без хозяев. Кинув халат на кровати — от греха подальше, а то еще навернется в нем, запутавшись, — она задрапировалась сверху пледом и отправилась к себе. То есть уже не к себе, надо отвыкать.
Поселок был тих и покинут. Борозда в грязи от машины Хэнка, съехавшей с дороги, нетронута. Лужи высыхали медленно, в них отражалось серое небо, заслоненное нависшими ветками. Тереза прошла от четвертой дачи к двенадцатой — ни человека, ни звука, лишь шорох собственных шагов по ноздреватому асфальту. Она толкнула кованые ворота, пошла по засыпанной кирпичом дорожке к дому. Пушок радостно засверкал красными глазами — датчик уловил движение. Грустно улыбнувшись, Тереза приветственно помахала скульптуре. Легко забрать из дома одежду и памятные вещички, сложнее — мебель, но тоже возможно. А Пушка с собой не утащишь.
Войдя внутрь, Тереза скинула плед и безразмерные штаны. Дом пока не потерял уюта, он все еще был ее домом. Рино не стало всего лишь вчера, стены не успели его забыть. Тереза прошлепала босиком по ковру к гардеробу. Обычно, когда они уезжали с дачи в город, она увозила большую часть одежды. Там барахло и осталось — в квартире, которую конфискуют за отсутствием наследников. Что же она, бестолковая, не взяла ничего с собой? Казалось, что есть вещи поважнее: набор инструментов, например… Однако вряд ли от пары тряпок саквояж стал бы существенно тяжелее. Ладно, глупо теперь жалеть! Жалеть стоит только о муже, но его не вернешь. А одёжка какая-нибудь найдется. В шкафу висело платье из тех, что считаются тут приличными — для гостей, как называла его Тереза, конструкция из бирюзового шелка и капрона. А кроме того, блузка с юбкой для работы — достаточно пристойно, чтобы не шокировать клиентов, но без всяких излишеств, на грани скромности и бедности. И самое дорогое для Терезы, сложенное стопкой в углу — брезентовые брюки, свитер и пачка запасных носков.