Это было настолько очевидно и настолько непохоже на миссис Флауэрс, что Мэтт сильно стиснул руку Бонни, а Мередит прижалась к ней. «Йа-хууу! – подумала Бонни. – Ну как, есть телепатия, или нет? Значит, это доктор Альперт – источник опасности. Значит, это она нам лжет».
– Хорошо. Значит, идем к общежитию, – хладнокровно сказала Мередит. – А ты, Бонни, не волнуйся. Мы о тебе позаботимся.
– Обязательно позаботимся, – подхватил Мэтт, последний раз стиснув руку Бонни. Это значило: я понял. Я знаю, кто здесь чужак. Вслух он добавил, стараясь, чтобы его голос звучал предельно серьезно: – Идти к Дунстаном все равно не имеет смысла. Я уже рассказал миссис Флауэрс и девушкам – у них дочка ведет себя так же, как Изабель.
– Протыкает себе кожу? – спросила доктор Альперт. В ее голосе звучали удивление и ужас.
– Нет. Просто ведет себя странно. В любом случае, это нехорошее место.
Пожатие руки.
«Я уже давно все поняла, – раздраженно подумала Бонни. – Типа, закрой рот».
– Идите вперед, а мы за вами, – промурлыкала миссис Флауэрс, которая, казалось, трепетала еще больше. – Возвращаемся в общежитие.
И они пошли за доктором и Джимом. Бонни вполголоса что-то недовольно бормотала – на тот случай, если кто-то слушает. Все это время она, и Мэтт, и Мередит не сводили глаз с доктора и Джима.
– Хорошо, – сказала Дамону Елена. – Ты расфуфырил меня, как гламурную девушку на борту океанского лайнера, накрутил, как струны гитары, которые вот-вот лопнут, и накормил досыта своими «потом-потом». Ну расскажи наконец свою правду, всю правду и ничего, кроме правды, – она покачала головой. Время для нее то тянулось, то неслось вскачь.
– Кстати сказать, – сказал Дамон, – мы с тобой находимся в маленьком снежном шарике, который я сделал сам для себя. Это значит, что ближайшие несколько минут нас не видят и не слышат. Самое время провести серьезный деловой разговор.
– Значит, имеет смысл провести его в темпе? – Она ободряюще улыбнулась.
Она пыталась помочь ему. Она знала, что он нуждается в помощи. Он хотел рассказать ей правду, но это настолько противоречило его натуре, что это было все равно, что просить очень дикую лошадь позволить себя укротить.
– Есть еще проблема, – хрипло сказал Дамон, и она поняла, что он прочел ее мысли. – Они… они хотели сделать так, чтобы я не смог поговорить с тобой об этом. Они сделали это в духе старой доброй волшебной сказки – выдвинули много условий. Мне нельзя рассказывать тебе это ни в доме, ни на улице. Сейчас мы на крыше – это не в доме, но и не на улице. Мне нельзя рассказывать тебе ни при свете солнца, ни при свете луны. Сейчас солнце только что зашло, и у нас осталось минут тридцать до того, как взойдет луна, и я могу сказать, что это условие соблюдено. И еще – мне нельзя рассказывать тебе ни голой, ни одетой.
Елена машинально в ужасе опустила глаза, но, насколько она могла судить, никаких изменений не произошло.
– Я полагаю, что и это условие тоже соблюдено, поскольку, хоть он и поклялся мне выпустить меня из своего маленького снежного шара, он не сдержал слова. Мы находимся в доме, который не является настоящим домом, – это просто мысль в чьем-то сознании. На тебе одежда, которая не является настоящей, – это просто кусочек воображения.
Елена опять открыла было рот, но Дамон приложил к губам два пальца и сказал:
– Постой. Дай договорить, пока я еще в состоянии. Мне тогда показалось, что он будет все придумывать и придумывать эти условия, которые он вычитал из волшебных сказок. Он одержим сказками – и старой английской поэзией. Не понимаю почему – он ведь с другого конца света, из Японии. Вот кто такой Шиничи. И у него есть сестра-близняшка… Мисао.
Сказав это, Дамон замолчал, тяжело дыша, и Елена поняла, что у Дамона могут быть еще и какие-то внутренние условия.
– Он любит, когда его имя переводят как «смерть-вначале» или «номер первый в том, что касается смерти». Они оба похожи на подростков со своими шифрами и играми, и все-таки им несколько тысяч лет.
– Тысяч? – мягко подтолкнула его Елена, когда Дамон окончательно замолчал и вид у него стал измотанный, но решительный.
– Мне противно думать, сколько тысяч лет они творят на земле свои гнусности. Именно Мисао стоит за тем, что происходит с девушками этого города. Она запускает в них малахов, а потом малахи заставляют их делать то, что они делают. Ты хорошо помнишь историю своей страны? Салемские ведьмы. Это тоже была Мисао – или кто-то вроде нее. И подобное происходило еще сотни раз до того. Когда выберешься, почитай, что случилось с монахинями-урсулинками. Это был спокойный монастырь, и вдруг монахини стали эксгибиционистками – и даже хуже: кто-то из них сошел с ума, а кто-то, кто пытался им помочь, оказался одержим.
– Эксгибиционистками? Как Тамра? Но она ведь просто ребенок…
– Мисао тоже ребенок. У нее сознание ребенка.
– А как все это связано с Кэролайн?
– Во всех подобных случаях должен быть кто-то, из своих соображений добровольно заключивший сделку с дьяволом – или с демоном. Вот как со всем этим связана Кэролайн. Но, раз речь идет о целом городе, они должны были дать ей что-то по-настоящему большое.
– Целом городе? Они хотят захватить власть над Феллс-Черч?..
Дамон отвернулся. Вообще-то они хотели истребить Феллс-Черч, но говорить об этом было ни к чему. Дамон сидел в старом деревянном кресле-качалке на огороженном участке крыши, сцепив руки вокруг колена.
– Перед тем как мы начнем кому-то помогать, нам надо отсюда выбраться. Выбраться из мира Шиничи. Это важно. Я могу… сделать так, чтобы он какое-то время нас не видел, – но от этого я устану, и мне понадобится кровь. Больше, чем ты можешь мне дать, Елена, – он поднял на нее взгляд. – Он поместил сюда красавицу вместе с чудовищем, чтобы посмотреть, кто одержит верх.
– Если ты хочешь сказать «кто кого убьет», похоже, ему придется ждать еще очень долго.
– Это сейчас ты считаешь так. Но это особая ловушка. В ней нет ничего, кроме Старого леса – такого, каким мы его видели, когда поехали по нему. Это значит, что тут нет никаких человеческих жилищ. Этот дом – единственный дом здесь, а мы с тобой – единственные живые существа. Довольно скоро ты захочешь меня прикончить.
– И все-таки я чего-то не понимаю, Дамон. Чего им здесь надо? Даже с учетом того, что Стефан говорил про энергетические линии, которые скрещиваются под Феллс-Черч так, что он превращается в маяк…
– Маяк, который привлек их, – это ты, Елена. Они любопытны, как дети, и вдобавок у меня ощущение, что там, где они живут, у них уже начались серьезные неприятности. Мне кажется, что они пришли сюда, чтобы понаблюдать за исходом битвы. Увидеть, как ты восстала из мертвых.
