момента становления Драконом кошмара, что готов отдать себя свету. Защитить, не дав погаснуть ему, уберечь от опасности, даже спрятать.
И когда Сон Йонг стала имуги, когда Нагиль нашёл её в плену у людей Ким Рэвона, он испытал ужас. Тот проник под кожу, запустил корни в кости и мышцы, остудил ярость Дракона и добрался до сердца – и поселился там, Нагиль знал, навсегда.
Он пришёл к Лан вечером, уже после того, как понял, что придётся отдать японцам Ли Хона, которого тоже нужно было защищать. Лан говорила, что обращённый в имуги не станет снова человеком. Утверждала, что нет такого пути, что вернёт юджон-ёнг прежний облик. Она лгала. Нагиль знал это и был уверен, что найдёт любую силу, чтобы спасти госпожу.
Лан сказала, что это будет самое опасное испытание в его жизни. Сказала, что не отвечает за безопасность ни его, ни Сон Йонг. Нагиль выслушал её, как слушал своих воинов, когда те сомневались в выбранном им маршруте или плане атаки. Выслушал, принял во внимание её слова и отбросил все возражения прочь.
– Если мы не вернём её, всё напрасно, – ответил он шаманке. Та посмотрела на капитана по-новому, не хмурясь и не бросаясь в гневные предупреждения. Кивнула и сказала, что всё подготовит.
– Если ты не вернёшь её, – только поправила Лан, – то для тебя всё будет напрасно.
Отрицать её слова Нагиль не стал.
И не отказался от своего решения, даже когда новая сила заполнила его целиком, почти лишая разума, когда боль стала им, когда он думал, корчась в муках, что умрёт, оставляя и свой путь, и своих людей. Он обращался в нечто большее, чем Дракон, и не сомневался.
Нагиль утонул в Едином море на долгие дни и ночи, перестал чувствовать тело и себя в теле, почти стал ничем – лишённый человеческого сознания сосуд превращался в Дракона Дерева, а новая сила гасила его Ци и возвращала в сосуд, но Нагиль спал на илистом дне и не знал, какие мучительные превращения проживает его нутро. Он изредка выплывал к поверхности, когда слышал надрывные песнопения Лан.
– Тебе надо вернуться, моджори-ёнг, – ворчала она, и привычный голос шаманки напоминал Нагилю-человеку о том, что в мире у него ещё остались дела, требующие завершения. – Вернись к своим людям.
Его люди могли бы справиться без него. Дракон, потерявший сосуд, нашёл бы новое вместилище – и новый человек стал бы Драконом.
– Глупый капитан, – причитала шаманка. – Вернись и защити свой народ. Тебе ещё нужно спасти королевского сына!
Ли Хон… справился бы без него. С трудом, но нашёл бы выход из своего положения и сумел бы спастись. Прежде Нагиль не стал бы надеяться на принца, но теперь понимал, что, находясь под вялым присмотром со стороны драконьей стражи, Ли Хон обрёл уверенность и силу, какие не сумели взрастить в нём королевский двор и все многочисленные придворные, охранявшие его днём и ночью.
– Тебя ждёт твоя госпожа, – вздыхая, признавала Лан. – Вернись, чтобы спасти её снова.
Нагиль очнулся на пятую луну – та теряла силу и убывала, забирая с собой воспоминания о прошедших событиях, и высасывала энергию из открывшихся врат в Священный Город.
– Пришёл в себя наконец, – объявила нависшая над ним Лан, словно не сама все эти дни и ночи молила Великих Зверей пощадить глупого Дракона и дать ему шанс на жизнь. – Вставай. У тебя есть дела в этом мире, отдыхать будешь после.
Нагиль с трудом сел, вытянув непривычно тяжёлые ноги. Тело с трудом его слушалось, будто теперь он занимал в нём лишь малую часть.
– Тебе придётся привыкнуть, – сказала Лан, протягивая ему чашку риса. Нагиль не смог взять её – уронил руки мимо чашки, даже не удивившись. Шаманка вздохнула. – Тебе надо поесть.
Нагиль поднял голову, с трудом всмотрелся в лицо Лан. Та поджала губы.
– Сначала рис – потом бобы, пшеница, просо и гаолян. Порядок теперь такой, Мун Нагиль, Дракон Дерева, Дракон Металла.
Как скажешь.
Он послушно открывал рот, пока шаманка его кормила, послушно жевал и с трудом проглатывал комковатый рис, проталкивая его по сухому горлу. Потом клал под язык бобы. Потом катал по нёбу ростки пшеницы и клейковатое просо. Потом давил во рту гаолян.
Только после непривычно длинного ритуала Лан протянула ему глиняный кувшин с водой – Нагиль поставил его на колени неокрепшими слабыми руками и с трудом сделал первый глоток.
– Выпей всё, эта вода текла в Жёлтое море, в ней много сил.
Нагиль пил несколько минут, прерываясь на глубокие рваные вдохи. Грудь ширилась, словно места для воздуха в ней теперь было не так уж много. Прежде он всегда чувствовал гнев, огнём распалявший его нутро, но сейчас ощущал, как его охлаждает ледяная лапа другого Дракона.
– Металл подавляет Дерево, – заговорила Лан, наблюдая за его безмолвными муками. – Но ты справишься, ёнг, и станешь сильнее.
Она могла бы сказать больше, ибо знала больше, но не стала. Нагиль упирался голыми ступнями в нагретую под шатром землю, ждал, когда схлынет с него морок, навеянный туманом над Единым морем, и терпел подкатывавшую к горлу тошноту и головокружение.
Ярости не было. Дракон тихо гневался внутри него, но не рвался показать себя. Сможет ли он теперь обращаться Великим Зверем? Нагиль не знал этого и не желал пока знать.
Лан протянула ему турмалин, когда Нагиль смог поднимать и опускать руки и сжимать пальцы в кулак.
– Возьми-ка.
Она опустила камень в ждущую сухую ладонь капитана, и Нагиль тут же почувствовал, как отзывается внутри него на это прикосновение холодного турмалина новая Ци. Та потянулась к его руке вместе с кровью, камень вобрал её и нагрелся до белого свечения.
Лан осталась довольна.
– Ты справился, моджори-ёнг. Теперь можешь не волноваться, что уничтожишь мир. – Она забрала белый камень и убрала его в разноцветный мешочек у себя на поясе. – Ты спасёшь мир, Мун Нагиль. Осталось только завершить начатое.
У Вонбина не было именной таблички – его тело сгорело на японском корабле вместе со всем флотом в огне из драконьей пасти, а потому монахи посчитали, что его душа ушла в иной мир, не оставив здесь даже следа. Йонг слушала сообщение от Юны и молча кивала, но едва та закончила, чуть не упала прямо на землю. Юна ахнула в голос:
– Сыта-голь!
Боль в груди согнула Йонг, она сидела прямо на земле и жмурилась, силясь прогнать её. В этом Чосоне считалось, что, если
