и остудил злость.
– Я обещал вернуть вас домой в целости и сохранности, – Нагиль рвано выдохнул – Йонг показалось, будто со злостью. На неё? На себя? – Я дал вам слово.
– Так я могу освободить тебя от него! – вспыхнула по новой Йонг.
– Нет. Не можете.
Пальцы Нагиля впились в плечи Йонг – сильнее, чем он позволял себе прежде, – и развернули к нему её ослабевшее тело. Йонг подняла взгляд, сопротивляясь самой себе, но увидела наконец его лицо и тут же ахнула. Нагиль смотрел на неё пустыми глазами, из которых по капле вытекала жизнь.
– Драконы держат слово, чего бы это ни стоило, – произнёс он. – И если не выполняют его, то…
– То – что? – сипло выдохнула Йонг. Стало холодно и страшно – и холодно оттого, что страшно.
– То умирают, госпожа Йонг.
Это не имело никакого смысла. Это была уловка для непослушной Йонг.
– Я умру, если не смогу выполнить данное вам обещание. Дракон поглотит мою Ци и лишит меня жизни за то, что я не сдержал слово.
Нагиль продолжал держать её за плечи, и только это позволило ей устоять на ногах. Она пошатнулась, вцепилась пальцами в рукава его чонбока.
– Зачем же… – зашептала она почти беззвучно, едва шевеля губами. – Зачем же ты давал это слово, если мог умереть?
Нагиль опустил свой ответ ей на макушку, словно для него это было так же просто, как дышать:
– Потому что вы должны были поверить, что я сумею спасти вас.
* * *
У неё было немного времени. Пара дней, быть может, или чуть больше. Нагиль сказал, что рисковать не стоит, и теперь Йонг была с ним согласна и не спорила. Они должны были отправиться к Бездне этой ночью, хотя Йонг испытывала хрупкую, как робкий рассветный луч, надежду, что капитан даст слабину и позволит ей задержаться ещё на день.
Всего сутки, чтобы провести их под одним небом с Нагилем. Разве она много просила?
Но уже к полудню стало ясно, что задерживаться нельзя.
Чунсок вернулся из Конджу с дурными новостями: генерал Хигюн оправился от ранения и собирался навестить лагерь драконьего капитана.
– Я думал, он будет дольше плакать над потерянной рукой, – заметил Чжихо; впервые Йонг услышала от куаргарра настолько едкие слова и удивилась. Когда неизвестный ей генерал успел насолить драконьему войску?
– Хигюн далеко не слабак, – ответил Нагиль. – И руки он лишился левой, правая всё ещё при нём. Сон Йонг? Мы должны…
– Да, – перебила Йонг. Нагиль замер у стола в своей казарме, куда Йонг зашла только на минуту и в итоге застряла, услышав внезапные вести. – Я… Я пойду собираться.
Она даже поклонилась – лишь бы никто не заметил, как разом побледнело её лицо от страха, – и выскользнула из казармы, пряча глаза. Нагиль смотрел на закрывшуюся за ней дверь ещё непозволительно долгий миг, прежде чем вернуться к Когтям.
Йонг продолжала избегать чужих взглядов всё время, пока торопливо собиралась. Она не знала, что может взять с собой, что осталось бы при ней напоминанием о не-Чосоне, и потому металась от кинжала к мешочку с рисом и обратно, от чогори к новеньким танхэ с вышитыми на них цветками гибискуса.
Чёртов однорукий генерал! Йонг понятия не имела, что с ним случилось, догадывалась только по разговорам других, что генерал пострадал в недавней битве, и руку ему, похоже, пришлось отрубить самостоятельно, потому что в рану попал яд и он чудом избежал смерти. Йонг могла бы ему посочувствовать, но теперь злилась и от бессилия не знала, каких гадостей пожелать незнакомому человеку.
Этот мир выдавливал её из себя, как заразу, торопил, посылая какого-то генерала, набирающую силы японскую армию и прочие беды. Хотелось кричать в небеса от несправедливости, да только те вряд ли бы ей ответили.
Йонг схватила кинжал Нагиля и выскользнула из комнаты.
Уходили на закате: она, Нагиль и Чунсок с Намджу в сопровождающих. Йонг могла бы гадать, победил ли несговорчивый пуримгарра своих внутренних демонов или от его гнева Йонг спасло то, что его командира девушка со звёзд сделала сильнее, но в голове у неё было пусто и безмолвно, и ни одна мысль не хотела проникать в её застывшее сознание, кроме свежего воспоминания-раны.
Йонг обернулась всего раз, у самых ворот селения, чтобы окинуть взглядом дрожащие в закатном свете дома и молчаливых воинов, провожающих её напряжёнными взглядами.
– Сыта-голь, – несмело позвала её Юна, когда Йонг уже хотела идти следом за Нагилем. Йонг остановилась под воротами.
– Да?
Юна улыбнулась ей – грустной, будто извиняющейся улыбкой. Стало ещё хуже, ещё больнее.
– Спасибо, что были у нас гостьей, – сказала Юна. Йонг чуть не расплакалась: покачнулась, сдерживая рвущийся из груди вопль, и её мягко придержал за плечи капитан. Ответить не получилось, боль запечатала рот, и за Йонг ответил Нагиль:
– Обудаль, Юна.
Она поклонилась.
– Дэ надаль, ёнгданте.
Йонг трусливо сбежала прочь, не попрощавшись.
Чёрная дыра висела в воздухе между двумя скалами – вытянутый на полюсах круг высотой с человеческий рост. Здесь вода собиралась в мелкий ручей и текла ниже с гор, впадая в долине в реку.
– Осторожнее, сыта-голь, – негромко просил Чунсок, – не упадите.
Они втроём добрались до Глаза Бездны, оставив Намджу сторожить у подножия, Чунсок встал у края скалы и отвернулся, сделав вид, что наблюдает за оставшимся в низине лагерем. Йонг смотрела себе под ноги, стискивая в руке короткий кинжал.
Всё, что она понимала, – она не должна плакать. Ей было тяжело и больно, и всё это было несправедливо, но не неправильно – Нагиль научил её проживать это чувство, а не выплёскивать в мир.
Мир ответил бы равнодушием.
– Вы уверены, что попадёте к себе домой, если пройдёте через эту чёрную дыру? – с сомнением спросил Нагиль. Йонг искоса взглянула на закручивающуюся внутрь себя воронку тёмной материи.
– Да, – кивнула она, даже не всхлипнув. – Да, уверена. Во мне ещё осталось что-то от меня прежней, эта Ци поможет притянуть нужную мне вселенную. Я вернусь домой, обещаю.
И тогда ты не умрёшь.
– Это дальше от вашего дома, чем Тоннэ, – медленно произнёс Нагиль. Его голос звучал ровно, почти монотонно. Сухо.
– Я найду путь домой.
Верь мне. Верь мне, и я спасу тебя, как ты спас меня.
– Хорошо.
Йонг не смотрела на капитана, не смотрела с тех пор, как он открыл ей всю правду. Он тоже старался не выискивать её глаза среди своих воинов, пока она неумело с ними прощалась на манер, которого никто здесь не понимал.