собственную недогадливость, а потом подошел к телу Якова и прошептал какое-то заклинание, которое тут же остановило кровавые ручейки.
Я выдохнула. Сил на то, чтобы удивляться и недоумевать, откуда атан с вампиром знают о том, что здесь произошло, не было.
– Шимон твой, молодец, – шепнул Ромка и, скривив рот в гримасе сожаления, кончиками пальцев прикоснулся к моему лицу. – Сразу додумался к камерам слежения подключиться. Пока мы с Айком вниз бежали, держал нас в курсе дел.
Я перевела взгляд на атана, и тот постучал пальцем по своему уху, привлекая мое внимание к гарнитуре.
– Мы на месте, – произнес он. Видимо, Шима все еще был на связи. – Помню, что видишь. А теперь вали к остальным. В Замке точно никого не осталось? Отлично. – Нажал на гарнитуре кнопку отключения разговора.
Ромка же все это время скользил встревоженным взглядом по рисункам, которые Яков нанес на пол Зала Отражений, не прекращая виновато бормотать:
– Я так виноват перед тобой, гра игазу… Одну оставил, урода этого в замок без документов провел… Счастье, что ты смогла дозвониться до деда! Никогда себе не прощу!
Вообще-то не до деда, а до Тимура, но это теперь уже и не важно. Скоро все закончится, я дождусь возвращения своего дракона, он расскажет мне вторую версию истории эльфиек – ведь не может быть простым стечением обстоятельств тот факт, что после визита в Дранхарру у Тимура возникло непреодолимое желание пообщаться с моими дедушками, – и мы будем жить долго и счастливо.
Свидание со смертью, кажется, откладывается на неопределенный период.
– Ты хоть что-то в боевой магии смыслишь? – прерывая мои размышления, спросил вампир у атана.
– Разве только что-то… – ответил Айк-ли.
– А я и того меньше.
– А где та бумажка, которую этот скот в руках держал?
Мужчины оглядели Зал Отражений и очень быстро отыскали шпаргалку Якова. Только, судя по их растерянным лицам, она им не очень сильно помогла.
Минуты полторы они сыпали незнакомыми мне терминами вроде «боевая мандала огня», «цепь аканфа» и «руна времени». А потом Ромка огласил приговор:
– Все равно рванет, как ни крути! – Выругался и прикрыл глаза ладонью, а в следующий миг я услышала:
– Варька! – этот голос не должен вызывать слез, но я плачу, потому что вижу своего дракона.
По разбитому в кровь лицу текут горячие слезы. И я их чувствую. Не знаю, почему. Может, потому что это слезы очищения и облегчения (мне хватило одного взгляда на Тимура, чтобы уверовать в счастливый финал для меня, для нас всех). А может потому, что «ангельская» «святая вода» была не так и хороша, как хвастался ныне покойный Яков.
– Тим-мур, – просипела я, таращась на него сияющими от счастья глазами. – Ты…
Сказать что-то еще я пока была не в силах, хотя очень хотелось. Например, узнать, как он тут очутился. Или почему он босой и в отельном белом халате, под которым, судя по всему, ничего не было.
– Я больше тебя никогда не оставлю одну, – с воинственным и злым видом пригрозил дракон, а я сладко всхлипнула от этого заявления. Не оставляй, не надо.
Моя реакция, видимо, полностью удовлетворила Тимура, потому что он поцеловал меня в макушку, поднялся на ноги и шагнул к склонившимся над шпаргалкой Якова мужикам.
– Боевая магия? Вы в этом хоть что-то понимаете?
Ромка что-то шепнул, и с лица Кострина с такой скоростью сошли все краски, то внутри меня что-то оборвалось и тревожно зазвенело.
– Может, сапера вызвать? – предложил Айк-ли, и вампир посмотрел на него, как на дебила.
– Чтобы он к нам через заминированную арку прошел? – его язвительностью можно было отравить целое водохранилище. – Думай, что говоришь. Да и времени нет.
– Наверху ведь всех эвакуировали? – тихим голосом спросил Тимур, пряча от меня взгляд. – Успели? А в открытые окна сообщили, к чему готовиться? Хорошо. Тогда в первую очередь надо унести отсюда женщин и раненого.
– Согласен, – отозвался Айк-ли. – Одна беда, бегаю я не очень быстро, а на каждой мандале временная руна. Боюсь, обратный отсчет начнется, как только мы сдвинем любое из тел.
– И сколько времени у нас в запасе?
Атан пожал плечами и наклонился, чтобы лучше рассмотреть один из рисунков.
– Да хрен его знает… Минут семь или меньше. Сам я бы, может быть, и добежал, а если с ношей на руках… Ром, а ты как?
– Двоих возьму без труда, – отозвался вампир. – И мне семи минут хватит с лихвой. Вопрос в другом. Я, например, совсем не уверен, есть ли у нас, хоть минута. Посмотрите на «цепь аканфа», она почти замкнута – десятка сантиметров не хватает…
– И что ты предлагаешь? – сухо спросил Тимур.
– А ты как думаешь? У людей говорят: подобное лечится подобным. Кроме тебя, других драконов здесь нет. – Ромка достал из кармана маленьких ножичек, который мне уже приходилось видеть в ночь рождения его сына, и протянул его Кострину. – Тебе и принимать решение.
Я переводила взгляд с одного на другого и мне категорически не нравилось происходящее и пугал тон и подтекст разговора.
– Ладно. – Кострин кивнул и улыбнулся мне кривоватой улыбкой, и глаза цвета морской волны наполнились тоскою и сожалением. – Варька, прости. Я все время даю тебе обещания, которые потом не сдерживаю.
Что?
Поцеловал меня нежно в разбитую губу, в кончик носа, по очереди в каждую бровь. Вздохнул со скорбным видом. Мне одной кажется, что он со мной прощается?
Нет. Что бы они там не придумали, эти мужики, я говорю – нет!
– Уноси ее скорее отсюда.
Не сметь! Не хочу! Но к моим не высказанным желаниям никто и не собирался прислушиваться. Меня, будто куклу, вздернули вверх. Да так резко, что желудок сначала подскочил к горлу, а потом к позвоночнику прилип, но я даже вякнуть не успела. Потому что вякать, когда задыхаешься от ярости бьющего в лицо ветра, физически невозможно. Ни вякнуть, ни возмутиться… Единственное, что я успела заметить перед тем, как меня вместе с Мотькой стремительной волной воздуха вынесло из Зала Отражений, это как Тимур полоснул серебряным лезвием по запястью своей левой руки.
И я внезапно понимаю: драконья кровь. Та самая, которую не берет ни одно боевое заклинание.
Нет! Нет же! Но ветер бьет в лицо с такой силой, что я захлебываюсь, не в силах произнести ни слова, давлюсь слезами и рыданиями и ненавижу проклятого Кострина! Он снова сделал это! Снова влюбил меня в себя и бросил, разбив к чертям собачьим мое едва зажившее сердце.
Спасая, обрек на смерть от горя. Я
