платиновую широкую бровь и улыбается уголком губ. Сейчас он особенно красив. Нет этой высокомерности, надменности. Он только наедине со мной такой настоящий. Простой и расслабленный. Сонные васильковые глаза смотрят с нежностью. На остроконечных ушах нет серёг. И кожа за эти дни загорела, особенно щёки и нос. Он не потемнел, как все нормальные рурки, а покраснел, как нежный минтакиец. На носу кожа даже облазить начала. Это он вчера так обгорел после рыбалки с Таресом. Я его лечила весь вечер охлаждающими компрессами и кремами.
– Твои дети не будут запасными никогда, Процион! – заявляю сурово. – Никто из наших детей не будет Запасным.
– Знаю, Веда, – мурлычит Проци, зарываясь в волосы длинными аристократическими пальцами.
Трусь об него, подтянувшись выше. Чувствую животом восстающую часть тела, улыбаюсь коварно и тянусь к губам. Муж сам съезжает ниже и накрывает мои губы своими. Мы немного увлекаемся, желание вспыхивает и бурлит по венам. Всё-таки ещё раз убеждаюсь, что мама была права, когда говорила: гены бабушки оставили на мне след. Если раньше я думала, она так говорит о моей неспособности к восприятию личностных отношений к окружающему миру и самой себе. То сейчас с уверенностью могу сказать, что это относится к моей ахернарской любвеобильности.
Процион гладит по спине, спускаясь к филейной части, сжимает попу и двигает меня выше, сажая прямо на свой вздыбленный пах. Трусь сама, мычу ему в рот, запутываясь пальцами в платиновых волосах. Он продолжает гладить меня, смещает руки выше и расстёгивает заклёпку топа от купальника.
– Нам лучше остановиться, сейчас остальные проснутся, – шепчу, ёрзая.
– Ты вправду этого хочешь? – опять бровь выгибается, умелые пальцы задирают топ и сжимают оба полушария. Процион приподнимается и накрывает ртом чувствительный сосок.
Полузадушенно всхлипнув, откидываю голову назад. Выгибаюсь, чувствуя складочками каменную выпуклость. Его пальцы проскальзывают между нами к набухшей плоти. Минтакиец царапает зубами вершинку, покусывает и посасывает, топя меня в сладкой боли.
– Процион! – вскрикиваю и, сжав волосы, дёргаю его.
– Остановиться? Сейчас? – шепчет мужчина, вонзаясь двумя пальцами глубоко в меня.
– Да! – выкрикиваю, насаживаясь, и муж действительно останавливается. – Нет! Проци!
Мужчина мягко смеётся и жёстко целует в губы, выпивая любые звуки. Он быстро избавляет меня от купальных трусиков и довольно грубовато сажает прямо на вздыбленную плоть.
– Звёзды, Веда! – выдыхает напряженно и завороженно муж. – Ты такая тугая.
Мне самой немного дискомфортно и тесно. Дышу через раз, сжимая внутренние мышцы и пытаясь привыкнуть. Процион не торопит, ласкает грудь, целует, лижет вершинки, сжимает оба полушария чуть болезненно, но меня это сильнее заводит. Его грубость какая-то другая, приятная и необходимая.
Я медленно приподнимаюсь и опускаюсь всем весом. Вскрикиваю, впиваясь ногтями в грудь минтакийца. Он морщится, но не мешает мне исследовать его. Постепенно нахожу нужный мне ритм и двигаюсь сама. Процион не сдерживается, постанывает, шипит и сам подается тазом.
– Устала, – ворчу, заполошно дыша.
Муж крепко держит за бёдра и вбивается снизу. Мощно, глубоко и жёстко. Меня подбрасывает, я кричу, разлетаясь от этих толчков. Он впивается пальцами в ягодицы, сжимает, разводит их чуть в сторону, продолжая насаживать на себя. Так глубоко. Кажется, он достигает сердца и буквально проникает туда. Падаю на него, трясясь, прикусываю плечо с силой. Процион не останавливается, с хрипом рычит, крепче обнимает.
Тянусь за поцелуем, словно слепой ицар, тычусь носом в шею. Тяжело дышу, подрагиваю, выпиваю шипение мужа. Процион вгрызается в губы собственническим поцелуем, проталкивая глубоко язык, и подводит к краю новой пропасти.
– Давай, мелкая, ещё раз, – хрипит в перерывах между поцелуями.
И вскоре меня разносит на части в ещё одном ярком, слепящем освобождении.
– Да! – выкрикиваю я, разлетаясь на мириады песчинок.
– О, звёзды! – вторит Процион, следуя за мной.
Лежу на муже, вздрагиваю от пробегающих остаточных молний экстаза под кожей. Слушаю его сердцебиение. Проци гладит по спине, держит крепко-крепко и шумно дышит в макушку.
– Вот теперь можно и позавтракать, – мурлычет через время муж, водя носом по виску и прикусывая хрящик уха.
Угукаю и в отместку за укус вонзаю ногти в кожу груди. Процион шипит и хлопает ладонью по попе. Не сильно, но неожиданно, даже слегка возбуждающе.
– Эй! – возмущённо дёргаюсь и вновь кусаю за плечо, ближе к шее. В то же место, где краснеет след от моих зубов.
– Веда! – рычит муж и быстро соскакивает. Трёт место укуса. – Тебе не жить, мелкая.
– Ты только обещаешь, – улыбаюсь, ища купальник.
– Доигралась! – Процион перехватывает поперёк туловища, закидывает на плечо и, хлопнув по голой ягодице, несёт в дом.
– Ты что удумал, изверг! – бью его по пояснице и снова кусаю теперь за спину.
Процион опять рычит и, быстро добравшись до комнаты, кидает на кровать. Взбудораженно и загнанно дышу, с предвкушением и возбуждением смотрю на мужа. Всё-таки зря так сильно укусила, у него даже кровь струйкой течёт по груди.
– Надо обработать плечо, – шепчу, попытавшись подняться, но Процион перехватывает за лодыжку, разводит ноги и, вклинившись, жёстко пригвождает к матрасу.
– Обязательно обработаешь. Чуть позже, – урчит минтакиец, обрушивая всю скопившуюся страсть.
Стоит ли говорить, что мы пропускаем завтрак. И такое утро мне очень даже нравится. Процион очень несдержан и жёсткий в постели. Собственно, как и в жизни. От него милостей никогда не дождёшься. Но мне нравится эта грубость. С ним и я несдержанна, неистова и завожусь очень быстро.
Мы вываливаемся из комнаты лишь к полудню. Заходим на кухню. Мужчины оставили для нас порции омлета с овощами. Проци ухаживает за мной. Наливает в высокий стакан холодного сока, разогревает остывший завтрак. А я любуюсь им с глупой улыбкой. Тот самый след от зубов у основания шеи ярко алеет. Будоража мои собственнические чувства. Это странно.
– Ешь скорей, – торопит муж, целуя в висок. Просто сегодня у нас катание на яхте на соседний остров. И мы слегка отстали от графика.
Остаток дня мы проводим в море. Плывём до острова, погружаемся в специальных скафандрах. Исследуем подводный город, что был когда-то в этой местности. Летаем над единственно оставшимся на этом островке замком вместе с Арткуром. Он почти разрушен, лишь несколько стен, каменных ступеней и арок осталось. Арткур рассказывает, что это была тюрьма последней правящей королевы Минтака. Остров ну очень маленький. Кроме замка и небольшого холма
