Глава 1
– Где она?! – на весь больничный коридор раздаётся низкий рык.
Она – это я. Анна Николаевна Кольцова, молодой врач хирургической специальности. Непозволительно молодой для должности старшего ординатора, как не устаёт напоминать мне новый глава хирургического отделения.
Я вздыхаю, кладу ручку и встаю, отодвинув от себя очередную историю болезни, которую только что заполняла. Кидаю быстрый взгляд в маленькое зеркало, висящее над раковиной в ординаторской. Шапочка на месте, волосы убраны в тугой пучок, ни грамма косметики на лице. Смотрю вниз – халат застёгнут на все пуговицы, под ним хирургическая пижама, на ногах белая моющаяся обувь. Вроде всё в порядке.
– Почему я должен её искать?! – голос ближе, значит, сейчас зайдёт.
Открыть дверь сама не успеваю, она распахивается – по ощущениям, от пинка.
– Где вы шляетесь?! – рычит на меня высокий темноволосый мужчина.
Я знаю, что вопрос риторический, а оправдания бесполезны, поэтому молчу – сам сейчас скажет, что ему надо. И точно:
– Быстро мыться! Плановая через полчаса! Первым ассистентом!
Разворачивается и вылетает из ординаторской.
Всё как всегда.
* * *
– Аннушка Николаевна, ну вы представляете?! – молоденькая медсестра Вера чуть не подпрыгивает от нетерпения, идя за мной по коридору.
– Нет, Вера, не представляю. Перевязка Кунгуровой выполнена?
– Ага! – Вера никак не может сосредоточиться на работе, на лице загадочная улыбка. – К нам сам, – произносит с придыханием, – Добрынин придёт главным хирургом!
– Да, я знаю, – говорю спокойно. – Послеоперационная обработка шва Смирнову из пятой палаты?
– Сделала я, сделала! – Верочка понижает голос. – Девочки говорят, что он просто невероятный!
– Вера, – остановившись, вздыхаю, потерев виски пальцами – к концу суточной смены разболелась голова, – я согласна, об этом хирурге говорят, что он крепкий профессионал, можно сказать, гений в своей области, но мы можем сосредоточиться…
– Да при чём здесь это! – Вера нетерпеливо машет рукой. – Он знаете, какой красавчик!
– О, господи, Верочка, – я смотрю на девушку снисходительно, – ну это-то какое имеет значение?
– Для вас, конечно, никакого, Аннушка Николаевна, – Вера смотрит на меня оценивающе, но, спохватившись, округляет ротик, – ой, я не то хотела сказать!
Я вздыхаю. Что ж, согласна, для меня, пожалуй, действительно никакого. Все в нашем отделении знают, что на первом месте у меня работа, а мужчины мне интересны, только если в качестве пациентов лежат в закреплённых за мной палатах.
– Ну вот, – Вера, убедившись, что я не сержусь, продолжает: – мне знакомая девочка из областной хирургии шепнула, что у Никиты Сергеевича какой-то там спортивный наряд…
– Разряд, а не наряд, – поправляю рассеянно. – А его что, Никитой Сергеевичем зовут? Инициалы-то я помнила, но не была уверена… Ну надо же, генсек какой у нас тут будет.
– Генсек? – удивляется Вера.
– Генеральный секретарь, у Хрущёва такое же имя было, – открываю дверь в ординаторскую, и медсестра заходит следом за мной.
– Он что, был секретарём у главврача? – девушка хмурит лоб. – Что-то я такого не припомню…
Я смотрю на неё внимательно и уже было открываю рот, но тут же машу рукой.
– Не обращай внимания. Вер, ты журнал перевязок заполнила?
Вера тут же надувает губы.
– Сделай, пожалуйста, пока я истории болезни проверю.
Моё суточное дежурство закончилось три часа назад, но дел невпроворот. Ещё и потому, кстати, что хирургическое отделение действительно гудит, как потревоженный улей – и всё из-за приходящего к нам нового хирурга. Я, честно говоря, немного лукавила, когда говорила с Верой. Я жду Добрынина ничуть не меньше, чем все остальные – вот только причина у меня своя.
С детства моей мечтой было стать врачом! Причём не терапевтом или педиатром в поликлинике, а обязательно хирургом. Я многим пожертвовала ради этого. Своими отношениями с матерью, которая настойчиво звала меня пожить с ней за границей, встречами с парнями, развлечениями… Хорошо хоть, подруги детства у меня оказались верные!
А теперь мне выдастся шанс поработать с потрясающим специалистом! Да я в него уже заочно влюблена – как в профессионала, естественно. Даже будь он маленький, круглый и с кривыми ногами, мне абсолютно неважно. Имя Добрынина в торакальной и кардиохирургии – это что-то невероятное! И он приходит работать в наше отделение!
Поэтому я и хочу, чтобы всё у нас работало как часы, все бумаги были заполнены и не было никаких заметных косяков. Без них, конечно, не обойтись, но, надеюсь, он оценит нашу работу. Мою работу! Потому что Иван Павлович, наш глубоко пенсионный зав отделением, на место которого, собственно, и приходит Добрынин, сделал меня старшим ординатором.
– Аннушка Николаевна, ты пойми, – вещал зав в кабинете, когда я сидела перед ним, ошарашенная его словами, – ведь некого же назначать! Ну безалаберность полнейшая! Документы в срок не заполняют, на протоколы операций без слёз не взглянешь, если, конечно, не тобой написаны-переписаны, – мужчина улыбнулся мне, и я постаралась улыбнуться в ответ.
– Иван Павлович, – начала тихо, – рано ведь мне. Вон, смотрите, у нас Ираида Сергеевна ординатор уже сколько лет, а…
– Ираида Сергеевна, солнце моё, хоть я и не должен так говорить, только чаи гоняет, – Иван Павлович покрутил круглой лысой головой. – Можно подумать, мы с тобой оба не в курсе, что её палаты неофициально перепроверяете Георгий Львович и ты!
– Ну так Георгия Львовича сделайте, – мне и правда было неловко. А уж как в коллективе эту «прекрасную» новость воспримут, и подумать страшно.
– Не могу, милая моя, – Иван Павлович развёл руками, – у Георгия Львовича анамнез, так сказать, своеобразный. В общем, ты, Аннушка Николаевна, со мной не спорь, а работай, поняла? Опыт для тебя будет хороший, да и начальство новое когда придёт – всё ж таки ты уже будешь старший ординатор. А то кто его знает, начальство это. Всё, иди!
Этот разговор между нами произошёл почти месяц назад. Мне, конечно, и раньше поручали ответственные задачи, но теперь, когда Иван Павлович ушёл на много лет как заслуженную пенсию, я нервничала. Вроде работу отделения знаю, как свои пять пальцев, но… кто его знает, начальство это, вот уж действительно!
Вера давно закончила заполнять свои журналы и упорхнула сплетничать с другими медсёстрами, а я сижу за столом, всё сильнее начиная клевать носом над историями болезней. Без сна уже больше двадцати… семи?.. восьми часов? Ничего не соображаю… Надо бы встать и пойти домой, но сил нет совсем.
Дверь вдруг открывается и заходит незнакомый мне мужчина. Всё, как описывала Верочка – спортивный, мускулистый, высокий… Я смотрю на него, раскрыв рот, а он медленно подходит и глубоким голосом произносит:
– Анна Николаевна, насколько я понимаю? – бархатно улыбается, склоняется ниже, обдавая меня терпким запахом какого-то мужского парфюма. – Мне повезло, что мы будем работать вместе, Аннушка… – и тянется к моим губам.
Я подскакиваю на стуле от громкого хлопка двери и, толком не успев отойти от будоражащего сна и открыть глаза, поднимаюсь.
– Посторонним вход в ординаторскую запрещён!
В дверях стоит высокий мужчина, но из-за недосыпа и того, что я только разлепила глаза, перед ними висит мутная пелена и разглядеть лицо не получается.
– Кто такая? Почему санэпидрежим нарушаешь?! Что за сон на рабочем месте прямо на… – неизвестный подходит ближе и берёт в руки верхнюю папку из стопки, – …историях болезни? Без маски, без шапочки! Вот медсёстры пошли, – продолжает заводиться незнакомец.
Мне, наконец, удаётся проморгаться, но от такого тона и обвинений я впадаю в ступор, чего вообще-то со мной обычно не происходит. Открыв рот, в растерянности поднимаю голову и ловлю на себе взгляд тёмных, почти чёрных глаз из-под нахмуренных бровей.
– Ну, чего застыла?
И последняя грубая фраза, наконец, заставляет меня очнуться.
