— Гарри, где ты был? — спросила она, садясь.
— Гулял…
— Что-то случилось? — внимательный взгляд из-под ресниц. Рентген, а не взгляд. Гриффиндорка.
«Вовсе нет, — подумал ты. — Просто я пытался выброситься с башни Астрономии, потому что меня достала ваша ложь и ваша забота, но потом на огонек заглянул Малфой, и был настолько неотразим, что я передумал умирать, и дальше мы с ним мило коротали ночь за разговорами, не предать ли мне вас с Роном и весь Орден Феникса впридачу».
— Все хорошо, — одними губами улыбнулся ей ты и встал. — Все хорошо, Герм. Иди спать, я очень устал.
— Гарри? — поймала она тебя за рукав. Требовательный взгляд снизу вверх.
Ты вздохнул. Сейчас ты мог бы с одинаковой легкостью улыбаться ей или залепить ей пощечину. Более того, и то и другое ты бы сделал абсолютно спокойно.
— Я устал, — раздельно повторил ты и выдернул руку, не отводя взгляда. И добавил уже по пути в спальню: — Спасибо, что побеспокоилась.
Ты прикрыл за собой дверь и с наслаждением разделся. Вино у Малфоя получается потрясное, но ты все равно неимоверно замерз.
Балдахин, перина, подушка. Ничего не изменилось в этой комнате, но ты чувствовал — на самом деле изменилось все. Изменился ты. Гарри Поттер умер сегодня ночью. Но и по этому поводу ты, пожалуй, уже тоже ничего не чувствовал. Это просто еще один факт.
Засыпая, ты вспомнил холодные серые глаза Малфоя.
— Врешь ты все, Слизеринский принц… — пробормотал ты, заворачиваясь в одеяло. — Ты тоже умеешь быть теплым… Просто сам уже забыл…
И улыбнулся сам себе, закрывая глаза. Сейчас тебе было хорошо, и за одно это ты был готов простить Малфою все, что тот уже наделал и еще собирался.
Ты провалился в сон почти счастливым.
* * *
Ты переместился прямо в центр собственной спальни. Как всегда. Еще секунду назад твои волосы трепал ветер — и вот ты стоишь, глядя на погасший камин, все еще машинально кутаясь в мантию.
— Драко? — окликнул тебя еле слышный голос сзади.
Ты молча скривился. Панси. Под занавес — самый лучший сюрприз сегодняшней ночи.
— Да? — спросил ты, оборачиваясь. Твое лицо не выражало ничего, кроме вежливой заинтересованности.
— Извини… Тебя все равно не было, я не хотела идти… к ним, — прошептала она, поднимая на тебя припухшие глаза.
Ты медленно подошел к ней, опустился на корточки и заглянул в лицо. Она молчала, вглядываясь в каждую твою черточку. Ты протянул к ней руки.
— Панси, — прошептал ты, обнимая девушку. — Ты справишься, я верю.
— Мне уже ничто не поможет… — сдавленным голосом сказала она, пряча лицо у тебя на груди. Ты машинально гладил ее по плечам, ты знал, что она права. — Разве что чудо. Драко… Ты не боишься?
Ты молча смотрел в стену за ее спиной.
— Боюсь, не боюсь… Что это меняет, Панси? Мы справимся, вот увидишь, — слегка наклонившись, ты поцеловал ее волосы. Они пахли яблоком, как всегда. Аромат подземелий Слизерина. — Тебе нужно лечь, уже утро.
Она вздохнула. Ее руки обвивают твою шею, и кажется, что так можно сидеть вечность. Лишь бы она не заплакала снова. Ты не выносил слез.
— Ты замерз, — прошептала она. — У тебя все в порядке?
«Разумеется, — подумал ты. — Если не считать того, что сегодня я еле прервал Ритуал Освобождения Разума, нацеленный на Поттера. Если не считать того, что при этом пытались убить и меня, сто к одному — мой же собственный отец. Если не считать того, что мы все здесь кучка идиотов, мы проглядели этого чертова Поттера, а теперь поздно, они додавили его, довели до ручки, и этот проклятый Ритуал стал последней каплей… Но ты не волнуйся, Панси, раз я здесь, значит, я выжил, я со всем справился, Мерлин, чего теперь стоит моя жизнь, если я своими руками… Как же я влип, Мерлин, как же я так влип, и что мне теперь делать, Панси, куда бежать и от кого прятаться, ты даже не представляешь, как же чертовски паршиво я на этот раз влип…»
— Все в порядке, — вздохнув, ответил ты и поцеловал ее в лоб. — Я очень устал, Панси, я пойду спать. Иди к себе, вряд ли там сейчас кто-то ошивается.
Она благодарно кивнула, встала и пошла к выходу, с трудом переставляя ноги. Ты запер за ней дверь и устало прислонился лбом к стене. Как же ты устал. Мерлин, это невыносимо.
Через минуту ты стянул с себя одежду и побрел к постели. Растянувшись на подушках, прижал ладони ко лбу, свернулся калачиком и, не сдерживаясь больше, тихо застонал, закрывшись одеялом. Сегодня ты выжил. Ты сделал это. А завтра будет — завтра.
Пусть Поттер уже утром вспомнит все несостыковки и умолчания. Пусть он начнет понимать — и рано или поздно прижмет тебя. Проклятый Поттер. Чертов Гриффиндорец. Сейчас ты ненавидел его, кажется, как никогда раньше. Да, сегодня ты спас свою шкуру. Но теперь-то куда тебе деться? И самое страшное — что рано или поздно он спросит тебя. И Темный Лорд тебя тоже спросит. И Люциус. И Снейп. И даже Дамблдор.
Что с того, что у тебя не было выбора?
— Ненавижу, — прошептал ты, вспоминая бездну на дне изумрудных глаз. — Ненавижу…
Ты провалился в сон, цепляясь за это видение.
Наверное, это было самое ужасное пробуждение в твоей жизни.
Ты не мог вспомнить, что именно тебе снилось, хотя изо всех сил цеплялся за уходящие образы, стараясь как можно дольше не открывать глаза. Но видения все равно ускользали. Оставался только липкий, тошнотворный страх, от которого хотелось скрючиться и кричать, кричать…
И больше всего хотелось умереть — прямо сейчас. Чтобы этот проклятый страх наверняка умер вместе с тобой…
— Гарри? — услышал ты голос Рона.
«Рон!!!» — Ты попытался заорать, но губы почему-то не слушались, словно все твое тело за ночь превратилось в камень. Открыть глаза тоже не получалось.
— Гарри? — шелест раздвигаемого балдахина, потом испуганный вздох Рона — и холодная, совершенно ледяная ладонь на твоем лбу… — О, черт! — и удаляющийся топот ног.
Звуки то уходили, то вновь возвращались. Ты смутно понимал, что это Гермиона прибежала на зов и распорядилась доставить тебя в больничное крыло, что длиннющий путь в пронизывающем холодом пространстве — это и было путешествие по коридорам к мадам Помфри, что гомон, временами накатывающий на тебя, как волны — это голоса учеников, мимо которых вы проходили. Но все это было так далеко, словно между тобой и остальным миром кто-то воздвиг стену, и теперь ты заперт в этом подземелье — не способный пошевелиться, лишенный зрения, один на один с твоим страхом.
Ты боялся издать хоть один звук — и одновременно страстно желал этого, но все равно ничего не получалось, даже бессмысленных всхлипов. Где-то далеко гудел бас Дамблдора, стрекотал четкий голос МакГонагалл, и даже — на удивление — завывало сопрано Трелони.
